Как уж там получилось и почему они не ушли дальше, а поселились в этом лесу, не очень далеко от селения, не знаю. Вначале в шалаше ютились, а потом летом построили землянку. Приручили волка абсолютно белого, который и стал их защитником. Люд все равно к ним ходил, как прижмет: жить-то всем хочется, да и болезнь нормально-то жить не дает.

Как ни обижены они на людей были, но помогали, а те им то муки, то еще каких продуктов принесут за лечение. Только не успокоились ни староста, ни богатей, ни сын его и, подговорив еще несколько человек, напали они на лекарей. Мать поймали в лесу, когда она травы собирала, и забили ее дубинами, а дочку вместе с волком в землянке сожгли, подперев двери, чтобы те не смогли выйти. Когда почти закончило гореть, вырвалось облако белое-белое из пожарища, накрыло всех, кто был там, и пропало.

Только на этом все не закончилось. Первым умер сын богатея – покрылся весь струпьями и сгнил заживо, за ним сам богатей, староста и все их семейство, а потом и все, кто участвовал в убийстве, при этом умирали всем семейством. Страшные смерти были, сильно умирающие мучились перед смертью. Вызывали и жреца из храма Спасителя, он, конечно, освятил головешки, что от пожарища остались, и деревню в целом. Да только, уезжая, сказал, что обидели сильно души безвинные и, куда бы ни переехали, нигде не спрячутся виновные, но все искупит время.

Через некоторое время стала лекаркина дочь, которую звали Василика, появляться вблизи деревни. С кем-то заговорит, возле кого молча пройдет, да только у того, с кем заговорит, обязательно в семье кто-то помрет: или сам, с кем говорила она или кто из родни. А возле кого молча пройдет, то в семье у того обязательно кто-то ногу сломает или руку или еще что случится, но живы останутся.

Выслушав управляющего, все сидели молча. В сердце Дарка тоже заполз холод, и по телу побежали мурашки. Он зачем-то сунул руку за пазуху и нащупал оберег, что дала Василика, и только коснулся его, как по телу разлилось успокоительное тепло, да еще словно кто-то прошептал ему на ухо:

– Ты и есть мое искупление, любимый!

И настолько все это было явно, что Дарк заозирался вокруг. Потом вытер выступивший на лбу пот и произнес:

– Да, Терен, нагнали вы страху, вот и думай теперь, что это было и что будет дальше, – так толком и не закончив есть, он встал.

– Мне надо выспаться, вы сами тут заканчивайте обед, а я пойду, глаза просто закрываются, – и Дарк пошел в свою комнату, где тут же завалился в кровать.

Спал без сновидений и проснулся в отличном настроении. По дороге в столовую ему почему-то подумалось: «Ну а чего тут удивительного? Василика ведь говорила, что я долго в себя приходил, а я дурак и не спросил, как это – долго. Вот, скорее всего, и валялся трое суток или около того, и никакой тут мистики нет. А как же то, что она сорок лет молодой остается? – вдруг мелькнуло у него в голове. – Ну не знаю, может, ничего и никого и не было? Так головой стукнуться, может, это бред навеянный? Ага, бред, и оберег, что она дала, – тоже бред?» – Дарк непроизвольно потянулся к оберегу, что дала Василика, и, коснувшись его, ощутил, как по телу разлилось тепло и спокойствие, мысли, тревожащие его, отступили, и он уже спокойно вошел в столовую.

Во время ужина Терен доложил, что они нашли Сильвию Канн. Эту молодую женщину сбила повозка, и, падая, она поломала ногу в ступне да еще разбила голову о повозку, отчего потеряла сознание. Так, без сознания, ее и привезли в богадельню при муниципалитете. Придя в себя ночью, она поначалу даже не поняла, где находится, а потом с ней случилась истерика. И только через некоторое время женщина попыталась достучаться до служителей, объясняя им, что в ночлежке находятся ее маленькие дети. Поначалу тем было просто не до нее, потом, еще через сутки, они послали кого-то из выздоравливающих, но тот или не пошел, а потом сказал, что никого не нашел, или детей уже выгнали, и те блукали по улицам.

Женщина вообще впала в прострацию, и, только когда появился посланец барона и сообщил о том, что с детьми все в порядке, она стала приходить в себя. Посланец нанял телегу и с помощью служителя, подложив побольше сена, погрузил и повез ее в замок. Нога была ее тщательно замотана, и лекарь сказал, что смещения костей вроде бы нет, по крайней мере, он не нащупал, но придется месяц не наступать на ногу. В общем, выделили ей комнату в помещении для слуг, а когда нога срастется, обещали поискать для нее работу.

– Ну что же, хорошо, – задумчиво проговорил Дарк, а потом обратился к друзьям: – Когда будем выезжать? Или отложим на следующий год нашу поездку?

– Так чего тянуть, завтра и поедем, – стукнул кулаком по столу Ашкен.

– Ты мне тут столы не ломай. Ну, завтра так завтра, а на месте уже будем определяться. Ты что думаешь? – спросил Дарк Тубора.

– Я как все, – пожал тот плечами.

– Ну, значит, так и решили. Терен, ты подготовь продукты на неделю на трех человек и сложи все в мешок.

Утром, еще до рассвета, они оседлали коней и, нагрузив заводную лошадь мешком с продуктами, отправились в путь.

Почти неделя пути, и вот они въезжают в большой приморский город Тильборг. Это, по сути, конец пути, но не конец предприятия, что задумали друзья. Поселились в недорогой постоялый двор. Деньги приходилось экономить изо всех сил, ведь никто не знает, как все сложится.

Дарк решил вначале осмотреться, разузнать цены на наем или покупку баркаса или еще какой-либо большой лодки. А если покупать, то надо и нанимать того, кто может управлять посудиной, ведь ни он, ни его друзья этого не умели.

Море еще было спокойное, но скоро должен был начаться сезон ветров и штормов, поэтому друзья спешили. Вернее, спешил Дарк: Ашкен и Тубор полностью отдали ему бразды правления и управления, полагая, что он лучше знает, что делать. Сами же ходили по рынку и находившимся вблизи порта тавернам, слушали разговоры и, как и все, видящие море впервые, испытывали удивление и восхищение. Ну и конечно, пробовали дары моря, приготовленные тут же на рынке.

Однажды за стол к Дарку подсел человек лет сорока, с лицом, изборожденным морщинами и обветренным морем, с заскорузлыми руками. Он заказал кружку пива и, когда принесли, стал неспеша его прихлебывать.

– Вы, наверное, приезжий? – спросил он Дарка. – Не удивляйтесь, приезжие всегда отличаются от местных.

– Почему? – удивился Дарк.

– Ну хотя бы потому, что местный зажиточный человек никогда не зайдет в этот гадюшник, тут собирается всякое отребье: уволенные матросы, пьяницы и даже бандиты. Тут хоть и паршивое, но самое дешевое пиво. А вы, я смотрю, человек непростой, наверное, что-то ищете?

– Да, вот хочу купить или нанять большую лодку для небольшой морской прогулки.

Мужчина с интересом посмотрел на Дарка, потом усмехнулся.

– Вы знаете, что морские прогулки в это время довольно опасны?

– Хмм, но ведь время штормов еще не пришло?

– Да, вы правы, не пришло, но в это время море очень коварное и даже опытные моряки ходят вдоль берега, сильно не удаляясь, рыбаки тоже более чем на две-три мили не отходят.

– Да нам тоже не так уж далеко надо.

– Вы, так понимаю, не один?

– Да, со мной мои друзья.

Какое-то время собеседники молчали.

– Вдова старого Кенна продает баркас. Он, конечно, не новый, но очень хороший. Правда, цену старая грымза заломила, я так и не смог его у нее выкупить, а в долг деньги брать не решился. Если хотите, могу свести, – отставляя пустую кружку в сторону, проговорил собеседник Дарка.

– Давайте посмотрим, – решил Дарк и поднялся вслед за мужчиной.

– Говард Кальви, – представился тот, протягивая Дарку руку.

– Дарк Мушер, – представился в ответ Дарк, не афишируя свое дворянство.

Дорога пролегала вдоль моря, но идти пришлось далеко. Наконец они подошли к довольно большому и приличному дому, и Говард постучал в ворота.

Открыл их плюгавый мужичок и вопросительно уставился на посетителей.