А я был чистейшей воды гуманитарий. Философическая натура, с «красным» полновесным дипломом. В нагрузку практическую, изнаночную сторону знал неплохо, сколько раз доводилось по долгу добровольной службы просвещать и оберегать от опрометчивого самомнения вчерашних школьников, с гордостью сдающих в приемную комиссию положительные характеристики и отличные аттестаты. Я предложил звездочетам, знающим о путях зверей лесных и рыб морских, свои услуги. Небрежно и свысока. Мой внешний вид не только не отвратил растерянную перед лицом грядущего испытания троицу, но напротив, внушил им полное доверие ко мне. Изъяснялся я виртуозно-интеллигентно, с апломбом бывалого студиозуса, цену запрашивал с носа почти смехотворную. Я бы и задаром помог, обмолвлюсь, но заела крайняя нужда.

Спустя минут пять я уже расположился за единственным столом в просторной комнате на четыре койки, передо мной были поставлены две щербатые, «взятые взаймы» тарелки – явно из ближайшей столовой, а на них криво нарезанные бутерброды с плавленым сыром и отчего-то россыпью зефир, зернистый и твердый, как гранит науки. Но по мне и такой был хорош. Один из мучеников естественных наук, долговязый, очкастый парень с «китайской» косицей, подобострастно варил для меня кофе, попросту сунув заслуженный советский кипятильник-спираль в трехлитровую банку с полуистертой синюшной этикеткой «Клей БФ». А я был гуру. И я вещал.

Пишите, пишите. Шпаргалку надежней складывать вот так. И на экзамене не садитесь с краю, лучше в середине и в первых рядах. Почему? Да потому, ребятки, что в больших, многоярусных аудиториях проверяющие ходят по верхам, там самая ловля на живца, к тому же собственная ваша спина прикроет безобразие. Проверено, мин нет, возьмите на вооружение. Не знаете заранее темы? Так ведь никто не знает. Узнавать себе дороже выйдет. Есть более дешевый способ. Вот им мы и займемся. Как, как? Каком кверху! Вся область литературы, годная для сочинений, делится ровно на две части. Которая «до», и которая «после». После чего? Мать вашу, после впадения в нирвану Рабиндраната Тагора! После семнадцатого года, надо думать. Согласно этому критерию сортируются темы, и сообразно будут представлены. Одна – из сокровищ русской литературы, другая – из советской. А третья тема? Третья нам не нужна, хитрый и смертельный трюк под куполом цирка. Свободно пущенная провокация, типа «что есть целое ведро счастья в вашем представлении ложки дегтя?». Никто и приблизительно не знает, каким оно должно быть, это счастье, даже само судилище проверяющих, оттого и оценка соответствует неосмотрительности ввязавшегося в гиблую затею абитуриента. Далее. Пишите, пишите.

Рассматривать будем только темы из серии «до». К ним цитаты запомнить много проще, притом устоялись давно в обиходе. Навроде: «вмоигоданедолжносметьсвоесуждениеиметь» или «ятебяпородилятебяиубью». Дошло? Поехали. Основные схемы. Для Гоголя. «Образы помещиков в поэме «Мертвые души». Если про Чичикова? Тоже сгодится. Знаете, как? Если бы у рыб была шерсть, в ней бы водились блохи. Схожий принцип. «Печорин и горцы», под это вообще все, что угодно о герое и его времени, общую картинку сейчас нарисуем. И не растекайтесь лапшой по литературному древу, вы не в Литинститут сдаете, лишь бы связно и более-менее по течению, желательно без грамматических ляпов «седел Ваня на крильцэ». Не всегда как слышится, так и пишется. При малейшем сомнении подбирайте синоним, о коем вам досконально известно – пишется так, а не иначе. Теперь накатаем образец. К примеру, «Емельян Пугачев, как прообраз русского народного революционера».

Тра-ля-ля. Тра-ля-ля. Отсюда любое ответвление можно сделать самостоятельно, каким бы ни случилось задание. Хоть о подковерном интригане Швабрине, хоть о несправедливо пострадавшей Маше Мироновой. Все равно, станции под названием «Русскийбунтбессмысленныйибеспощадный» вам никак не миновать. Кстати, и цитатка на слуху. Поняли теперь, отчего так, и больше никак? Дальше выкручивайте все, что возможно и все, что захотите. Главное, помните. Времена нынче новые, да вот преподаватели старые, многие – пережитки еще мирно упокоившейся брежневской эпохи. Потому не стоит ваять собственное мнение, необоснованно утверждая, будто донской казак Емелька и его подручный башкир Салават Юлаев (Знаете такой хоккейный клуб? Ах вы, умницы мои!) числились соловьями-разбойниками с большой дороги, а государыня-императрица, напротив, народной благодетельницей. К тому же, какой именно приличествует моральный профиль сочинениям согласно до сих пор не утвержденному демократическому канону капитализма, все равно никто еще не предугадал. Так что, по старинке, по старинке, целее будете. И проверяющий, древний сохатый лось с пастбищ соцреализма, украдкой утрет слезу над выведенной дрожащей рукой пятеркой. Или четверкой, в крайнем случае. И опять. Тра-ля-ля. Тра-ля-ля. До глубокой ночи, которая в студенческой среде начинается примерно часа в четыре утра. Но перед смертью не надышишься, так что на рассвете меня – нет, не казнили, с чего это вам взбрело в голову, – всего лишь отпустили поспать. В любой из наличных коек на вольный выбор, а сами мои гостеприимные хозяева отправились по соседям делиться впечатлениями. Это уж как завсегда водится. Нет нашей интеллигенции, бывалой и начинающей, житья, если не растрезвонят по всему белу свету о грошовом везении. Чтоб вернее сглазить удачу и заодно привлечь колеблющихся недругов бесповоротно на сторону врагов. Кусок ослятины присутствует во всякой сущности, даже в самой благородной по натуре.

Проснулся я лишь около полудня. Как отрубило меня обухом топора. Ведь, строго говоря, вторую ночь без полноценного сна, опасливый приход «кемарчука» на разгромленной Катиной кухне не в счет. Работодателей моих не было уже в помине, наверное, терпели крестные мучения в экзаменационной аудитории, корпя глубокомысленно над заданным «лучом в темном царстве» или тароватой «тварью, право имеющей», или еще какой орошенной абитуриентскими горчайшими слезами расхожей банальщиной. Но, к чести их, да будет помянуто! Расчет со мной произвели аккуратнейший. Граненым, вагонным стаканом прижатые три тщедушные стотысячные бумаженции, и к ним записка. Не шедевр, но за душу взяло. «Вам спасибо. Побежали. Кушайте на здоровье, что хотите, и будьте, как дома. Привет».

Я, без капли застенчивого смущения, воспользовался приглашением. Первым делом и черным вороном полетел в общую душевую. Чтобы вылететь на простор уже белой, отмытой вороной. С куском туалетного мыла заодно простирнул увидавшую за минувшие дни те еще виды несчастную рубаху и напрочь потерявшие достойную форму и запах носки. Белье нижнее, в просторечье именуемое трусами семейными, освежать не стал – голым задом, да в мокром, хоть бы и летом, и двусмысленно, и мерзко. А без трусов – пока в ожидании кондиции постирушка моя выпаривалась под щедрым солнышком на подоконнике, – слуга покорный, в здешнем ФДСе девчонки на одном этаже с парнями, еще выйдет внезапный визит и за ним следом конфуз. Не подумайте, только: мол, вот бедолага, скреб-скреб он этим мылом, чего там настирал, да еще мужик? Ошибаетесь, справился распрекрасным образом. Сказалось армейское прошлое и канувшие в радужные воспоминания бесшабашные студенческие будни. К тому же мое настоящее, как холостого нищенствующего брата психиатрического медицинского ордена, почти тамплиерского, мало отличалось по существу. То же мыло, разве хозяйственное, тот же пластмассовый таз, и что гораздо хлопотнее – обычная студеная водица из колодца, сам натаскай, сам и согрей, коли не лень, но и холодной довольствоваться приходилось. Так что, жалеть меня не надо, наоборот, вдруг для какой солидной женщины я показался бы завидным приобретением в домоводстве. Хотя последнее вряд ли. Теперь другая шкала личностной ценности. Не важно, что ты умеешь или можешь собственноручно, важно – скольких тебе подвластно заставить вкалывать на прислужнической работенке вместо себя.

Рубаха моя сохла, сам я сидел подле у холодной по летнему времени батареи, пил немного подкисшее молоко с сушками, и думал. Что вот, сижу. Перед тем, как отправиться в последний путь. В белом и чистом, словно русский воин-богатырь в ночь перед сражением при Бородино. Как оно выйдет? Хорошего я не ждал, но и плохого – не слишком, после вразумительного совета сведущего в сюрреалистических подоплеках многих тайн «большого человека». Дорога больше не пугала меня, оттого, что стала определенной; указующий направления камень сам заговорил со странником, исполнив миссию выбора за него: направо, али налево – нет, велел ступать прямо и не сворачивать никуда, коли жизнь тому еще мила.