Вскоре наделенный нежданными полномочиями Каркуша ускакал по срочным надобностям, забрал с собой и нотариуса Васнецова. Однако, Вилиму Александровичу еще полагалось зайти в его контору, подписать нужные бумаги о передаче и получении наследственных, распорядительских прав.

Не успел Мошкин прийти в себя и попытаться до конца осознать происходящее, как Эрнест Юрьевич уже вводил нового посетителя. Точнее будет сказать, посетительницу. Молодую и пригожую, хотя и траурно одетую. Посетительница представилась ему Полиной Станиславовной Дружниковой, на Мошкина взирала с опаской и сомнением. Впрочем, недолго. Тернистая ее жизнь с покойным мужем научила Полину Станиславовну разбираться в людях. И она завела насущный разговор о будущем, своем и дочери Раисы. Мошкин быстро ее успокоил, заверил, что приложит все старания и опекуном станет заботливым. Только бы Полина Станиславовна согласилась навсегда впредь не пытаться ущемить в правах старшего сына Дружникова и его маму, Анну Павловну Булавинову.

– Все же, они вам как-никак родня. А Павлик единокровный брат вашей Раечке. Хорошо бы их со временем познакомить. Глядишь, вырастут, начнут помогать друг-дружке, – вкрадчивым и полным надежды голосом увещевал вдову Вилим Александрович. – Что вам с Анютой делить-то теперь?

– А нам и раньше делить было нечего. Дура я, что вообще пошла за него. Все мой папаша. Сейчас сидит тихо, о моих правах и внучки боится даже заикнуться. Он нынче у власти в опале, за прошлые художества, а мы, бедные, без всякой поддержки остались, – пожаловалась Полина Станиславовна. И с игривым намерением, сквозь наращенные ресницы, посмотрела на Мошкина. Очень симпатичен ей был господин душеприказчик. Вот за кого бы замуж пойти! А то угораздило же ее! При воспоминании о покойном муже госпожу Дружникову передернуло от отвращения.

Сроду Вилим Александрович не видел такой веселой и жизнерадостной вдовы, как Полина Станиславовна. Только что изображала из себя робкую просительницу, а, успокоившись его заверениями, тут же предстала соблазнительной сиреной. Да уж, новоиспеченная вдова тосковать и убиваться по ушедшему скоропостижно мужу явно не собиралась. Полина Станиславовна была Мошкину приятна, льстила и ее охотничья повадка, и интерес. Но Вилим Александрович вскорости ожидал увидеть у себя в квартире совсем другую женщину. Полина Станиславовна, видно, это почувствовала, и загрустила слегка. Однако, Мошкин ее развеселил уверениями в вечной своей преданности, и посоветовал, раз такое дело, долго не думать, искать очередного спутника в жизни. На этот раз самостоятельно. Полина Станиславовна ответила, что всенепременно так и сделает, едва ей позволят приличия, и от этих мыслей пришла в превосходное настроение.

После ее ухода Вилим Александрович призадумался. Ноша, свалившаяся на его плечи, давала о себе знать. И он начал неторопливый подсчет количеству людских судеб, оставленных отныне на его заботы. Выходило много. Само собой, дети и жены, еще мать Дружникова. Брат Гошка и его опекун, какой-то профессор Миркин. Потом его собственные крестоносцы, хорошо хоть Грачевского можно передать на попечение Сашеньке, вдобавок несчастный губернатор Тихон, которого очень скоро попрут из области, и надо будет заняться его устройством. Для начала вернуть на кухню к Раисе Архиповне и излечить от регулярных запоев. Вот Миркину и дополнительный воспитуемый. Илону ему теперь тоже было жаль бросать на произвол случая, но и удач дарить не хотелось. И Мошкин порешил оставить ее под надзором Кадановки, а последнему наказать и пригрозить, но и заинтересовать материально. Плюс Татьяна Николаевна и его собственная семья, Каркуша и даже Кошкин. Это не считая заводов, пароходов, самолетов, лесопилок и бог весть еще какого имущества.

Откуда ни возьмись, Вилиму Александровичу пришла нежданно светлая на первый взгляд мысль. А что если? Ведь именно об этом он когда-то мечтал. И вот, может воплотить те мечты в жизнь. Переделать мир по-своему, справедливо и на гуманный образец, – место Дружникова стоит пустое и неостывшее, – взять благо людей в свои руки и дать им счастье. Тем более, что вчера он определенно почувствовал – свершилось чудо. Ему возвращена способность дарить новые вихри и удачи. Но вспомнил недавно рассказанную ему Эрнестом Юрьевичем притчу, о мальчике, сражавшимся с драконом – чтобы добыть охраняемые огнедышащим гадом сокровища и отдать их своему народу. Мальчик победил дракона, ибо бился за правое дело, и сокровища освободил. Но никакому народу не отдал. Искушение оказалось сильнее его. Он, в свою очередь, стал драконом при богатствах и сторожил их до прихода следующего воителя за общинное благо.

Нет уж, решил для себя Вилим Александрович. И решил окончательно. Никаких благ он воевать не станет. А мир, ну что мир? Мир устроится, как-нибудь, сам собой. Как и раньше устраивался веками без его участия. И все пойдет далее согласно естественному ходу вещей и законов. Ни в каком его вмешательстве нет нужды. У страны есть всенародно и легитимно избранный президент, пусть у него болит за всех голова. К тому же голова у нынешнего президента была, что надо, если считать Илью Муромца отчасти и его посланником. У хрупкого человечка в Кремле оказались железная хватка и стальные челюсти. Он, Мошкин, наивно думал, что спасает его президентское превосходительство. А это не президента, выходило, нужно спасать, скорее Дружникова от него.

Но его неподкупную честность мучил один вопрос. Как поступить с той частью имущества, что была по-воровски отнята Дружниковым из государственного котла. Ладно, банк, авиакомпания, лесоторговля и пароходство, их одних хватит на все семейства и подопечные души вместе взятые. К тому же, дело можно развивать. Но ведь большая часть уральских заводов изъята из казны обманом! Только Вилим Александрович задался этой проблемой, как в комнате зазвонил телефон. Мошкин снял трубку, и к великому своему изумлению услышал на проводе голос богатыря Илья. Вот те раз, а он уж думал, что с загадочным псевдомассажистом судьба его более не сведет никогда! Илья Муромец был в своем репертуаре и послал коня сразу в галоп.

– Что думаешь делать с наследством? – в лоб вопросил его богатырь, едва поздоровавшись.

– Сам сейчас головной болью маялся. Не знаю. Там ведь все не совсем чисто, – пожаловался ему Мошкин. Ведь неспроста же звонил ему Муромский Илья?

– Вернешь украденное государству. По сходной цене. И это не пожелание, а приказ. Понял меня, Мошкин? – грозно зарычал в трубку Илья.

– Могу и бесплатно, – обиделся Вилим Александрович.

– Ты не дури. Говорят, по сходной цене, значит, так и сделай. Тем более, деньги не твои, а только тебе доверены. Чем дальше заняться хочешь? – уже более миролюбиво поинтересовался Муромец.

– Чем дальше? Все тем же. Дел невпроворот. С имуществами, что останутся, поди управься.

– Того и держись, – ответил Илья и вдруг выдал Мошкину неожиданное наставление. – Ты вот что. Когда в следующий раз захочешь удивить мир очередной высокой идеей, дай сначала себе по башке, а еще лучше пойди и утопись. Всем спокойней станет.

– Да я уж и сам понял, – печально ответил богатырю Вилим Александрович.

– Вот и молодец, что понял. Я тебе сейчас скажу намек, и ты его тоже постарайся понять. Не лезь никуда больше, кто бы тебя ни уговаривал, и какие бы златые горы ни сулил. Не делай чудовищных глупостей, Мошкин!

– Ага, ладно, – машинально согласился Вилим Александрович, ему вдруг безумно захотелось разыграть лихого богатыря. Хотелось и придумалось. – Обещаю тебе никуда не лезть, если выполнишь одно мое условие.

– Ну? – неохотно отозвался с другого конца провода Илюша.

– Если ты в ближайшее время женишься! Вот! – торжествующе закричал в трубку Мокшин.

– Пошел ты к… в… и на..! – проорал в ответ Илья и дал отбой.

«Красиво послал. От души», – подумал про себя Мошкин. Но принял шкодливое решение объединить совместно усилия с Грачевским и непременно сыскать богатырю невесту. «Женится, куда денется. Хотя бы для того, чтоб от него отстали, – злорадно и смешливо сказал себе Вилим Александрович, – хватит ему на печи лежать. Пусть тянет общую лямку. Жена – это тебе не мама, быстро по стойке смирно встанешь! Вот хотя бы взять Полину Станиславовну, чем не невеста?» При воспоминании о вдове Дружникова его снова одолели мысли и ожидания той, которая непременно должна была к нему вернуться.