– Да, да. Это было бы складно, – согласился обрадованный Василий Терентьевич.
– Только предупреждаю, за Рафой вам придется присматривать в оба глаза. Он, хоть и выразил изрядный энтузиазм, но тот еще фрукт. Чтоб не запил и не набедокурил. Как-нибудь постарайтесь его по возможности обтесать. Конечно, я вам помогу, чем смогу.
– Само собой, само собой, – ответил Скачко. Роль будущего воспитателя его, видимо, не особенно обескуражила. – Обязательно за ним присмотрю.
«Ага, а Рафа за тобой, – подумал про себя генералиссимус, – чтоб ты тоже не наделал глупостей!»
Закончив с Василием Терентьевичем, Вилли покинул его и направил колеса своей «Вольво» в иное, несколько предосудительное на первый взгляд место. А именно, в клинику ЦКБ, в психо-невралгическое отделение. Впрочем, Вилли имел там насущную нужду.
Спустя пару дней после его безрадостного визита на квартиру к Илоне Таримовой, дикая Маня сдержала слово и сообщила, что ее соседке плохо. Настолько, что пришлось вызвать врача, а тот предложил единственный вариант, отдававший дешевой благотворительностью. Поместить Илону в психушку на общественных началах, в виду отсутствия у больной денег и родственников, иначе за ее жизнь он ответственности не несет. Маня слова «психушка» до смерти испугалась и тотчас вспомнила про оставленный ей «инеженером» телефон. И позвонила. И ей ответили. Никуда и ни в коем случае госпожу Таримову не отдавать, участкового доктора послать подальше вместе с его общественными началами. Последнее Маня исполнила с особенным удовольствием.
Уже через несколько часов на квартиру прибыл и «инеженер» собственной персоной. Дал Мане денег и сказал спасибо. После умчал Илонку на машине в неизвестном направлении. Маню же попросил приглядеть за комнатой. Маня, само собой, согласилась, да и было бы за чем присматривать!
Вилли тем временем повез несчастную Илону прямиком в клинику. Предварительно позвонив Каркуше и потребовав от него категорическим тоном оформить персональную страховку на имя Таримовой Илоны Рустамовны. И дал сроку два часа. Каркуша ничего переспрашивать не стал, сказал, что сделает. Вилли в этом и не сомневался. Чем больше он потребует от Иванушки пустяковых услуг, особенно в части женского пола, тем спокойней будет чувствовать себя Дружников. Да Каркуша, видимо, имел на этот счет и прямые указания, потому что даже в разрешении сверху не нуждался. Коротко ответил, что да, мол, хорошо. Собственно, речь-то шла о нескольких тысячах долларов, Дружникову плюнуть и растереть. Конечно, потом Каркуша непременно начнет выяснять, кто, да что, да откуда, но Вилли это было «до позавчера». Может, он решил заняться благотворительной деятельностью, и кто ему запретит? В том, что Дружников помнит наизусть имена из Альбома Удачи, Вилли сильно сомневался. Тем более, покойный Матвеев утверждал, что Олег видел Альбом каких-то пару раз, и то его интересовало лишь его собственное будущее. Вилли же никогда Дружникову секретную тетрадь не предъявлял, только рассказывал. Конечно, со временем, Дружников может и догадаться, но придет ли это время, и когда оно придет, было на воде вилами писано.
Илона действительно оказалась в ужасном состоянии. То ли и впрямь сошла с ума, то ли нарочно захотела уморить себя голодом. Но больше трех суток она ничего не ела, а главное, отказывалась от воды. Вид ее был кошмарен. Однако, врачи в ЦКБ, привычные никому и никогда не выдавать своих мыслей и чувств, Илону приняли спокойно. Историю ее выслушали внимательно, но без изумления и скептического недоверия. Будто бы каждый день к ним привозили с «рублевских» дач умирающих от истощения и горя полоумных женщин. Илону быстро оформили, Каркуша сработал оперативно. Состояние ее определили, как тяжелое, а Вилли сказали, что прежде чем выявлять и лечить психическое расстройство, пациентку надо спасать от обезвоживания и общей, катастрофической, ослабленности организма. А там, вполне возможно, никакой психиатр и не понадобится. Так бывает в подобных случаях. Если хорошо кормить, обеспечить нужный покой и атмосферу, дать почувствовать заботу о себе.
С тем генералиссимус Илону и оставил на попечение врачей. Но не удержался. Очень уж жалко было. Пожелал ей скорейшего выздоровления. Хотя и зарекался раздавать авансы вперед. Но опять вовремя вспомнил про клетку с принципами. Хватит уже, насиделся. И чего только люди сами себе не напридумывают! Не давай денег в долг, ни в коем случае не проси прощения первым! Не верь теще! Не пей утром кофе! Никогда, никогда не подавай нищим, они все бездельники! Не пропускай на дороге вперед чужой автомобиль! Ни за что не имей дела с кавказцами, они все воры и негодяи! Не уступай жене! Никому не позволяй звонить с твоего мобильного! Не дружи с соседями! Да мало ли что еще. И это лишь безобидные принципы. Бывает и хуже. Да что говорить, самые насущные из десяти заповедей соблюдать трудновато, у Вилли пока не слишком получилось, как он ни старался. Так зачем усложнять себе жизнь. Ставить на одну доску Илону и Василия Терентьевича, Рафу и Грачевского он не собирался.
О том, что подарил Илоне одно счастливое стечение обстоятельств, Вилли не жалел. Отчего-то померещилось ему – госпожа Таримова человек хороший, и данное ей даром не пропадет. К тому же вознаграждение за его жалостливое участие последовало довольно скоро. Не далее, как сегодня утром, лечащий врач сообщил генералиссимусу, что его подопечная почти совсем пришла в себя и достаточно окрепла, чтобы принять посетителя. К тому же сама Илона захотела, наконец, познакомится с лицом, проявившем о ней такую необычную и дорогостоящую заботу.
В клинике Вилли указали нужную палату, лечащий врач вызвался его проводить. По дороге пытался дать несколько советов, как лучше держать себя с пациенткой, предложил и собственные услуги в качестве вестового, чтобы госпожа Таримова не растерялась и не испугалась мало знакомого ей человека. Услуги расторопного и хорошо вымуштрованного лекаря Вилли отверг в решительной, но очень вежливой форме, заверив, что женщины его не боятся ни в каком виде, и он вполне справится сам. Первое осмысленное свидание с Илоной было для него важным и определяющим, лишние посредники не могли принести здесь пользу.
Илона сидела в низеньком креслице перед малоформатным телевизором, тихая и умиротворенная, смотрела какой-то дневной, повторный сериал. Выглядела она по-прежнему, далеко не красавицей, но в целом довольно сносно. Лицо ее округлилось, глаза не казались глубоко запавшими. Нос, несколько потерявшийся в пополневших щеках, уже не наводил на ассоциации с бабой Ягой. Если бы не седые пряди в волосах, Илона могла бы показаться непосвященному человеку достаточно молодой женщиной. На ней были вполне приличные халатик и пижамка, руки она держала по-ученически сложенными на коленях. На звук открываемой двери Илона повернулась не сразу, но, когда оглянулась, то посмотрела заинтересованно. Впрочем, замедленность в ее действиях Вилли никак не приписывал влиянию психотропных или снотворных препаратов. Врач заверил его, что Илоне их не давали совсем, не вышло нужды. Сейчас и вовсе лечат исключительно ваннами, витаминами и собеседованиями у психолога. Заторможенность же наблюдается от расслабленности. Так случается довольно часто после критических стрессов и острых, длительных переживаний.
Вилли поздоровался, как и положено воспитанному гостю, поставил у тумбочки пакет с фруктами и журналами, и вдруг, вместо слов, попросту улыбнулся Илоне. Та, будто бы здороваясь в ответ, улыбнулась тоже. Вилли представился полным именем, спросил немного о здоровье, чтобы с чего-то начать разговор. Илона отвечала охотно, но иногда, нет-нет, бросала на него тревожный взгляд.
– Если вы беспокоитесь, о том, зачем я вам помогаю, и когда моя помощь закончится, то позвольте сразу разъяснить неопределенность, – поспешил погасить ее беспокойство Вилли в самом начале грядущих отношений. – Сперва отвечу на второй невысказанный вопрос. Моя помощь будет продолжаться до тех пор, пока вы согласны на нее, без временных ограничений. А что касается вопроса «почему?», то тут все намного сложнее. Дело в том, что вы мне нужны.
