– Машину где взять? – конкретно уточнил непонятное место Муслим.
– Возьмешь у Авессалома его разъездную шестерку – смотри, номера загрязни. По счастью, в той глухомани постов по ночам нет. Потом так же тихо поставишь ее назад. Да если и заметят не беда. Где Каляев, а где Мухогорск. Но лишне не рискуй.
– А Авес… Авесса-лом? – с трудом выговорил длинное имя Муслим.
– За него не переживай. Он даже о чем и догадается, молчать будет, как кремированный покойник. Это уж мое дело почему. Все понял? Оружие не вздумай сюда везти. Закопай где-нибудь в поле по дороге. Это не трудно. Ну, если все понял, действуй, – наставил Муслима в последний путь Дружников. Но и многозначительно подчеркнул доверенность миссии:
– Я на тебя надеюсь. Очень надеюсь.
Муслим с достоинством наклонил голову, что означало полную готовность эту надежду оправдать. Вид у него был умиротворенный и счастливый.
Рано утром Валькина машина, как обычно, притормозила у подъезда Порошевича. Входную дверь дома напрочь не было видно из-за монументальных башен кое-как собранного с проезжей дороги снега. «Надо бы снегоуборочных машин прикупить», – в который раз за эту зиму подумал Валька. На дворе уже конец января, а руки все никак не дойдут. «Ладно уж, на следующий год обязательно!» – утешил собственную нерасторопность Валька. Он подвинулся на сидении в левый угол, заранее освобождая место Денису Домициановичу. Водитель дал одиночный гудок. Валька в ожидании Порошевича уставился в окно. Хотя смотреть особенно было не на что. Улица имени пионера-героя Марата Казея совсем не относилась к парадной части города, да и за автомобильными стеклами еще стояла зимняя, утренняя чернота.
Невольно он задремал. В «Волге» во все прожорливое горло шпарила плохо отлаженная печка, старенький водитель-ветеран Аркадий Степанович дымил в приоткрытое окошко «Примой», слушал радиостанцию «Маяк». Он же и разбудил Вальку вопросом:
– Вилим Саныч, что-то Порошевич наш долго не выходит. Может, погудеть еще разок?
Валька взглянул на часы – почти четверть девятого. Надо же, больше двадцати минут заспал. На улице уже и светлеть начало. «Может, Денис Домицианович не расслышал? Может, заболел? А почему тогда Вера Андреевна не вышла и не предупредила?» – мысли одна вперед другой проносились в Валькиной голове. Жена Порошевича, солидная Вера Андреевна, в прошлом начальник лаборатории химического анализа при комбинате, отличалась крайней пунктуальностью и дотошной, скрупулезной исполнительностью.
– Не надо гудеть. Я сам поднимусь. Узнаю в чем дело, – ответил Валька.
Он пробрался к подъезду по узкой тропинке, с двух сторон беспощадно зажатой ледяными торосами сугробов. Подумал немного, не окрикнуть ли попросту Дениса Домициановича снизу, но решил подняться наверх. Ни к чему устраивать шоу для окрестных старушек. И Валька пошел по лестнице на четвертый этаж. Предчувствий у него не было никаких. Ни скверных, ни беспокойных, ни сомнительных. Ситуация скорее забавляла его. Хорошо зная Порошевича, он ожидал с его стороны только житейской нестандартной неурядицы. Вот сейчас он поднимется, позвонит в дверь и услышит брюзжащий, добродушно ворчливый голос Дениса Домициановича, который сначала воспитанно извинится, потом посетует на некстати засорившуюся трубу, или случайно испачканные брюки, или на коварный, очень нужный документ, в последнюю минуту предательски скрывшийся из поля зрения. А Вера Андреевна, конечно, усадит его пить свежезаваренный чай, невзирая на доводы, что он теперь человек полусемейный, и Даша по утрам кормит его на убой.
В доме у Дениса Домициановича Вальку всегда встречали с ненавязчивой теплотой, учтиво и стеснительно завуалированной чрезмерной вежливостью. Но Валька знал, что пожилой чете Порошевичей его визиты в радость. Им тоже иногда бывало одиноко вечерами. Дети давным-давно разъехались, навещают с внуками изредка в летние каникулы. А Валька, как одинокий, милый холостяк, некоторым образом замещает им житейскую пустоту. Когда в его быту появилась Даша Плетнева, Порошевичи охотно приняли и Дашу. И старались утонченными уловками заманить в гости их обоих. Впрочем, к Денису Домициановичу и без того Валька захаживал с удовольствием. Он даже отчасти сроднился с ним и с Верой Андреевной, симпатия его к Порошевичам чем дальше, тем более видоизменялась в сторону подлинной привязанности и родственной любви.
Дойдя до четвертого этажа, Валька остановился. На лестничной площадке, как назло, не работало электричество – слабый, утренний свет, едва пробивавшийся через нечистое, завьюженное окошко лестницы, намекал на какую-то бесформенную, довольно большую кучу на полу у двери Дениса Домициановича. «Что же это за бардак такой? – с сердцем высказался про себя Валька. – Неужто трудно хлам вниз снести? Свинство сплошное и больше ничего. А если бы Денис Домицианович вышел, споткнулся об эту гору, да покалечился? Хорошо, что не вышел». Валька впотьмах склонился над кучей. Все равно ее следует убрать, а то и к двери не подойти.
Рука его, хоть и в толстой, кожаной перчатке, тем не менее, ощутила неприятную мягкость кучи. От прикосновения куча вдруг осыпалась на бок, на ближнем ее склоне проступило белое пятно. Валька потянулся к пятну, провел по нему ладонью, пытаясь понять, что же это такое. Под его рукой пятно из белого сделалось черным. Вальку это обстоятельство отчего-то привело в раздражение. Он стянул перчатки одну за другой, запачкавшись в текучей, липкой гадости, вытер пальцы о кучу, которая на ощупь показалась обычной замшей, из коей делают дубленые полушубки. Он нетерпеливо дотронулся до пятна, и с ужасом почувствовал, что касается еще теплого, но вяло безжизненного человеческого лица. Покрытого пахучей, черной жидкостью. Валька истошно закричал, бросился к первой попавшейся двери, забарабанил в нее кулаками. На его крики и стук распахнулись почти одновременно все три двери на площадке, и в желтом, тусклом свете, лившемся из квартир, Валька увидел мертвое, окровавленное тело, бывшее некогда Денисом Домициановичем Порошевичем.
А дальше начались суматоха и плач, страшно отмеченные тенью зримой, насильственной смерти. Кто-то кинулся звонить в милицию. Чей-то мужской голос мудро призывал ничего не трогать на полу и ни в коем случае не переносить Дениса Домициановича до тех пор, пока не приедет опергруппа. Несколько сердобольных женщин уводили под руки Веру Андреевну, теперь уже вдову. Одна из соседок попросила Вальку вызвать врача. В некотором замешательстве Валька сообразил, что вызывать будет долго, а больница, собственно, в двух шагах. На ватных, обмякших ногах он подошел к окошку лестницы, дернул раму на себя. Когда та решительно отказалась распахнуться, попросту выбил кулаком стекло. Закричал вниз. Аркадий Степанович уже не сидел в «Волге», давно стоял на тротуаре, с беспокойством глядя на шумные окна вверху. Но свой пост, однако, оставить не решался. Валька закричал ему:
– Аркадий Степанович! Срочно поезжайте в больницу! Привезите врача!
Старичок водитель согласно замахал руками, побежал обратно к машине, как вдруг остановился и крикнул Вальке:
– Какого врача нужно?
Валька не имел понятия какого. На всякий случай прокричал в ответ:
– Берите всех, кто попадется, – и, словно нечто сообразив, дополнил свой приказ:
– Патологоанатома обязательно!
Аркадий Степанович вместо ответа ахнул, осел в сугроб, приложил невольным жестом руку к груди. Потом в поспешном ужасе кинулся к машине… И конечно же не обратил никакого внимания на мелькнувший сзади и сбоку силуэт, одетый в темную, спортивную куртку, стремительно выскользнувший из дальнего, крайнего подъезда.
Милиция приехала рекордно скоро. Это ведь не пьяная драка у самогонщиков в поселке. Шутка сказать, завалили самого Порошевича. Следственную бригаду уже вызвали из области. А пока местные опера робко терлись возле Вальки, не решаясь отважиться на предварительный допрос. Как лица, обнаружившего труп. Однако, Валька сам вступил с ними в разговор. Операм даже не пришлось задавать положенные вопросы, он подробно и несколько раз поведал им детали случившегося, с тупым упрямством повторяя одно и то же. Когда Валька пошел на четвертый круг, оперативники, наконец, сообразили, что господин помощник Генерального директора находится не в себе, и для начала было бы неплохо вывести его из шокового состояния. Младший из них кинулся в ближайшую квартиру за лекарством, и скоро в Вальку уже насильственно вливали полный стакан жгучей, местной водки. Валька понемногу стал приходить к адекватному мировосприятию. Уйти с площадки он, по необъяснимой причине отказался, тогда ему вынесли стул. На нем и уселся возле чужой двери. Оперативниками он, конечно, служил изрядной помехой, но попросить удалиться фактического хозяина города не решился никто. Вскоре прибыл и мэр Извозчиков, и, в подражание Вальке, расположился рядом на лестнице. Аскольду Вадимовичу тоже пришлось вынести стул.
