Часовая стрелка доползла до отметки «два». Отчаянно палило солнце.

– Курорт, братцы… – прохрипел кто-то из солдат, форсируя заросшую крапивой канаву. – Нахрена нам какие-то Гагры, Пицунды, Ялты?

За деревьями просвечивала крупная поляна. Нарастал вертолетный гул – кто-то собрался пожаловать в гости. Солдаты выбежали на поляну, залегли. Горький опыт уже имелся. Но зэки с головой дружили – воевать с такой массой вооруженного народа…

Над поляной завис МИ-8, стал медленно снижаться. Вздрогнул, коснувшись земли, винт по инерции вращался, будоража траву и срывая с солдат пилотки. Высадились два кинолога с овчарками. Животные прыжками носились по поляне, заливисто лаяли.

– Познакомьтесь, товарищи! – хрипло проорал кинолог. – Марс и Рапира, просьба любить и жаловать!

Пилот выбросил из салона несколько вещмешков с продуктами и решил не задерживаться. Машина взмыла ввысь. Это было неплохое подспорье.

– Товарищ капитан! – обиженно кричал оставшийся не у дел «следопыт» – А как же дополнительная порцийка сахара, отпуск при части?

– Будет тебе отпуск, Барыгин, – проворчал Кобзарь, – догоним лиходеев – и обязательно будет. Ты, главное, веры не теряй.

Вещей преступники не оставили, но сгодились следы. Собаки взяли след, рвались сквозь редеющий осинник. На открытых участках разгонялись, неслись галопом, люди за ними не поспевали.

– Эй, алё! – кричал запыхавшийся сержант Бурмин. – Мы вам тут что, механические машины? Сбавляй обороты, не поспеваем!

Жирный пот разъедал глаза, клык затвора автомата стучал по спине – неправильно повесил, а останавливаться не хотелось. Деревья, канавы, заросли дикой смородины вливались в единое целое – серое, кусачее, до смерти надоевшее.

Сочувственно поглядывал Вениамин Худяков – явно не тем занимается майор, что сделает из него генерала КГБ. Остальные уже привыкли к присутствию молчаливого чекиста – раньше косились, старались не материться через слово. Теперь перестали – злость и усталость брали свое.

Через час в окружающей местности стало что-то меняться. Показалась просека с пеньками – причем не старая, пеньки еще не заросли молодняком. Овчарки прокладывали путь, утробно рычали. Люди растянулись, тяжело дышали, проклинали кинологов с их питомцами – что может быть проще, чем бежать налегке!

За просекой виднелось открытое пространство. Не сказать, что потянулись индустриальные пейзажи, но все же… Здесь находилась заброшенная шахта. Или не совсем заброшенная – трудно делать выводы на бегу, с распухающей головой. Приземистые строения, просевшая крыша, гора заросшего бурьяном ржавого металлолома. Когда-то здесь добывали руду, возили вагонетками на обрабатывающие предприятия. Чернел за деревьями проход в шахту. Овчарки его игнорировали, бежали прямо. Волна солдат катилась по буеракам – к зданию складского типа.

С обратной стороны постройки выбегала узкоколейка и, петляя среди отвалов, убегала в тайгу. Шевельнулось в голове: «Строение не такое уж заброшенное». Бурьян вокруг расчищен, грудились бочки, горы бруса.

Здание ощетинилось огнем! Работали в три ствола – из крошечных окон, из заваленного старыми досками дверного проема! Снова застали врасплох. Зачем они туда залезли?

Заметались солдаты, самые догадливые повалились на землю, заползали в укрытия, благо таковых в складках местности было предостаточно. Орал от нестерпимой боли раненный в живот боец, катался по земле, разбрызгивая кровь.

Олег с разгона прыгнул в канаву, стащил со спины автомат. Гомонили военные, надрывал глотку капитан Кобзарь:

– Всем лежать, перемещаться только по-пластунски!

Раненого бойца было до отчаяния жаль, – похоже, с шансами у него складывалось неважно. Товарищ под огнем выбрался из буерака, тащил его за шиворот. Бедолага уже не кричал, пускал горлом кровь. Накал стрельбы затих, зэки били одиночными, берегли патроны.

– Товарищ капитан, Стеценко не шевелится! – страшным голосом взревел боец. – Товарищ капитан, как же это так… он, кажется, того… Суки!

– Малютин, не вставать! – вскричал Кобзарь. – Тебе тоже жить надоело?

Овчарки, прижавшие по команде уши к земле, одновременно сорвались с поводков, понеслись вскачь! Команды «назад» им никто не давал, и служебные псины исправно выполняли свой долг. Они и половины пути не одолели, самца срезали на излете, когда он перепрыгивал через канаву. Пес проделал переворот, покатился по земле – умер мгновенно. Рапира получила пулю в живот, завертелась на глинистой проплешине, жалобно скуля. Орали и матерились люди, плакал кинолог. Огонь открыли без команды, лупили по окнам, по черной дыре проема. Вряд ли кого-то зацепили.

В здании топали и перекликались люди. Мысль не отпускала: «Зачем они туда залезли? Ведь не полные же идиоты – забираться в западню». Впрочем, это не играло роли – не составляло труда окружить строение и вынудить мерзавцев сдаться.

– Прекратить огонь! – зычно прокричал Кобзарь.

Стреляли действительно впустую, боеприпасы таяли. Зэки тоже замолкли. Наступила подозрительная тишина. Из строения доносился невнятный шум.

– Полежать хоть, – неловко пошутил кто-то.

– Эй, Бархан, бросайте оружие и выходите! – крикнул Кобзарь. – Все равно вам хана! Убьем же, к чертовой матери!

– Штольню завали, сука цветная! – донеслось из здания.

Какой богатый и выразительный язык…

Бурмин с осанистым ефрейтором решили перебежать. Упали вовремя – стрелок среагировал, рассыпал пули над головами солдат.

Олег осторожно высунулся. Цель была рядом: Бугровский наверняка находился в здании – стрелков было трое. Хрен с ним, пусть будет мертвый, это уже не имело значения… Краем глаза заметил движение: прополз какой-то «уж», затаился. На левом фланге что-то происходило. Олег всмотрелся. Матерные слова полезли из горла, как сбежавшая каша. «Куда ты собрался, Вениамин?»

Лейтенант полз по-пластунски – голову прижимал к земле, автомат подтягивал за ремень. Мелькнула белая, как мел, физиономия. Его не могли не заметить! Стрелок открыл огонь. Пули ковырнули землю, срезали пласты глины. Худяков застыл – вот черт! Стрельба прекратилась. Активно заработали конечности, молодой лейтенант заполз за кочку, свернулся калачиком. Напугал, авантюрист хренов… В принципе, он хорошо продвинулся, еще чуть-чуть, и зашел бы неприятелю во фланг.

Кто-то из бойцов вник в ситуацию, стали стрелять, чтобы отвлечь внимание. Это было какое-то тупое позерство! Что он мог там сделать в одиночку?

– Веник, не высовывайся! – прокричал Каморин.

Хрюкнул рядовой Шабанов, залегший неподалеку. Олег поморщился, обеспечил парню неблагозвучную кличку. Худяков не подавал признаков жизни.

В мутном проеме что-то мелькнуло, заработал конечностями Вениамин – нелегкая понесла в дорогу. Слева открыли огонь, пули разнесли в щепки валяющийся на крыльце поддон. Из-за грохота никто не слышал, как под крышей завелся двигатель. Задние ворота, видимо, были открыты. То же самое, что обратная сторона Луны!

Из здания вырвалась компактная мотодрезина, побежала по рельсам, набирая скорость! Не таким уж заброшенным было это здание…

Каморин ахнул, неведомая сила вытряхнула из канавы. Он бежал, скрипя зубами, бежали другие, мелькнула растерянная физиономия Худякова. Зачем, спрашивается, старался?

Зэки не тратили время в помещении складского типа: нашли рабочую дрезину, слили откуда-то бензин… Тележка с мотором подпрыгивала на стыках, ее болтало из стороны в сторону. Дрезина шла с приличной скоростью – порядка тридцати километров в час. Солдаты бежали в обход строения, на ходу вели огонь. Матерился, как сапожник, Кобзарь.

Пули не причиняли вреда изобретательным отморозкам: в заднюю часть тележки они нагрузили мешки – то ли с песком, то ли с отсевом. И не высовывались.

Расстояние между пешими и «моторизованными» стремительно росло. Рвал глотку Кобзарь, приказывал догнать ублюдков. Те не могут далеко уйти, эти рельсы явно ведут в никуда! Сменил направление Худяков, понесся прыжками к распахнутым ржавым воротам. Маневр не остался без внимания. Не было смысла в очередной раз сбивать ноги. Олег повернул к зданию, вбежал внутрь. Вряд ли этопомещение было складом. Рельсы прорезали полутемное пространство. Вагонетки, сброшенные с пути, какие-то стеллажи, горы мусора. Проржавевший конвейер, под наклоном уходящий в шахту. Резко пахло бензином. Возможно, та штуковина уже стояла на рельсах, или зэкам пришлось поднапрячься, чтобы установить ее в рабочее положение. Время было, и провели они его не напрасно…