Так и сейчас. Три года назад мы проводили совместную операцию «Весна». Наша контрразведка и контрразведка немецких товарищей. Сразу взяли свыше пятисот агентов. Представляешь, Север, – пятьсот! А уровень у них какой? Слесарь-водопроводчик фотографировал всех, кто входил и выходил из домов, в которых размещался командный состав танковой дивизии. Потому что эти дома входили в зону его обслуживания. Егерь, подглядывавший из кустов за нашим аэродромом. Проводники, водители что-то видели. Продавцы, официанты что-то слышали. Такого размаха разведывательной деятельности не могли припомнить даже мы, бывалые фронтовики – сотрудники СМЕРШ. Агенты-вербовщики, наводчики, курьеры, наблюдатели и резиденты – от одних только названий рябит в глазах. У резидента такого куста на связи одновременно находилось 10–15 информаторов. Причем вербовали они только немцев. Нищета населения после войны давала им возможность за малые деньги демонстрировать широкий охват.

Но ни одного советского военнослужащего завербовать им не удалось. Правда, ушло на Запад несколько военных, но исключительно по бытовым или личным причинам. Был, к примеру, такой капитан Дудин, из политработников. Связался с немкой, она выудила у него все деньги, заманила в американский сектор. Там его приняли англосаксы, все, что он знал, из него выдоили и отправили на все четыре стороны. Сначала хотели, чтобы он на радио выступил с разоблачениями «сталинской тирании», статейку написал, но он оказался пень пнем, хоть и политработник. Он и в Бельгии работал чернорабочим, и во Франции подвизался на шахте. В конце концов пришел в наше посольство проситься назад. Мол, простите меня, товарищи, бес попутал. Но подметил ты это верно. Теперь давай про американцев.

– С американцами тоже все не просто, товарищ полковник, – начал новичок. – Штаб-квартира ЦРУ по документам проходит как БОБ, то есть Берлинская оперативная база. Находится она в районе Целендорф на Клейаллее 170–172 в Западном Берлине. Здание разделено как бы на две части, поэтому и отделов пока сложилось только два. Разведка и Х-2, контрразведка. Людей мало, так как само ЦРУ – организация молодая, опыта мало, подготовка слабая. Но это пока. Информацию стараются получать через немцев Гелена. Свои сотрудники очень осторожны, в нашу зону стараются нос не совать, работают преимущественно на своей территории. Поэтому, мне кажется, и делают упор на работу с беженцами и перемещенными лицами. Фильтрация, опросы. Сведений по американцам мало, судя по всему, источников у нас там нет.

– Почему так решил?

– По характеру представленной информации у меня сложилось впечатление, что она пришла от третьих лиц. Подсветили наши агенты из Англии или из Франции, а может, из самой Америки.

На это Таранов только крякнул и снова закурил:

– Не зря ты, парень, попал в контрразведку. Ох, не зря.

В дверь постучались. Это был Альберт Михайлович.

– Заходи, – кивнул хозяин кабинета. – Будем лепить Вильгельма Мюллера.

Майор аккуратно разложил на столе несколько папок, откашлялся и начал докладывать:

– Исходя из имеющихся базовых документов, вырисовывается следующая картина. Вильгельм Мюллер родился в 1940 году в Дрездене. Отец убит на восточном фронте, мать и бабушка погибли в результате бомбардировки в 1944 году. Метрика имеется.

– Англичане раскатали город ковровыми бомбардировками. Мы бомбили военные объекты, а они мирных жителей. У них другая стратегия. Посеять панику, устроить в тылу хаос, спровоцировать беспорядки. Продолжайте.

– Пятилетнего Вилли забрала к себе тетка. Одинокая женщина, проживающая в поселке под Ростоком.

– Грамотно. Росток – это территория ГДР, значит, с документами проблем не будет. Пометьте, пожалуйста, чтобы Карл Иванович поработал с Севером над местным диалектом. Росток – это земли Мекленбург – Верхняя Померания, кажется, – пояснил он для Матвея. – Карл Иванович, наш лингвист, будет работать с тобой над диалектами. Чем больше мест, где пожил Мюллер с разными диалектами, тем проще объяснить недочеты в языке. Продолжайте, Альберт Михайлович.

– Тетка вышла замуж, и они переехали в город Бютцов.

– Обоснуйте.

– А Бютцове располагается штаб нашей армии, там повышенный режим секретности. Любой чужак, который будет интересоваться кем-то из жителей, сразу попадет под наше наблюдение. Так что отсюда утечки не будет.

– Хорошо, соглашусь. Не забудьте погонять Севера по достопримечательностям Ростока и Бютцова. Сколько он там прожил?

– Года три. Отношения с отчимом не сложились, и он сбежал в Росток. Шатался в порту, подрабатывал портовым грузчиком и такелажником. Затем пятнадцатилетний парень ушел в море юнгой на сухогрузе.

– Как он туда попал? – Полковник внимательно слушал, раскуривая одну папиросу за другой.

– Познакомился с боцманом с одного из судов, тот тоже родом из Дрездена, и у него тоже там погибла вся семья. Сын в возрасте Вилли. Он его и взял под крыло. Пожалел парня.

– Название судна?

– Пока не подобрали, товарищ полковник.

– Свяжитесь с контрразведкой флота, подберите какую-нибудь лоханку, желательно чтобы она потом сгинула в Африке, Америке либо в Австралии. И не забудьте, чтобы с нашим парнем поработали по морской тематике.

– У меня предложение, Дмитрий Петрович. Давайте отправим Севера на место пароходом из Ростока хотя бы до Гамбурга. Покрутится, посмотрит. Заодно с Ростоком познакомится вживую. Посмотрит на портовую жизнь, узнает, чем стивидор отличается от тальмана. Опять же воры, проститутки. У них же в МГИМО ничего такого не было.

– Не понял, – ошарашенно спросил молодой человек, – зачем проститутки, что мне с ними делать?

Начальники в голос рассмеялись.

– Согласен, Альберт Михайлович, включайте в план подготовки. Что дальше с юнгой?

– Поплавал три года и сошел на берег.

– Стоп, товарищ майор, – остановил помощника Таранов и повернулся к Саблину. – Ты почему завязал с морем, Вилли? Мотивируй.

Север ненадолго задумался, как бы примеряя на себя судьбу другого человека. Теперь это его жизнь. Теперь он – Вильгельм Мюллер, значит, это его решение.

– Да надоело. Все время заперт в железной коробке. Вечная качка, одни и те же лица. Я хотел мир посмотреть, а оказалось, что дальше порта и не вырвешься. А бары и бордели – они что в Европе, что в Африке – везде одинаковые. Я хочу на твердой земле – куда сам захотел, туда и поехал. И не в просоленной матросской робе, а в шикарном костюме, начищенных ботинках, в шляпе. Шляпа обязательно. С широкими полями, фетровая. Хорошо бы на машине. Тогда я сам себе капитан. Убедительно?

Альберт Михайлович вопросительно посмотрел на начальника.

– Ты знаешь, вполне. И хорошо ложится на будущую легенду. Коммивояжер, мотается по стране и предлагает свой товар. Хорошо одетый молодой человек, есть деньги. Машина обязательно. Не новая, но и не развалюха. Ну что же, товарищи, подводим итог, а то мне пора на встречу с начальником контрразведки, на Лубянку. Есть срочный вопрос. План утверждаю. Прорабатывайте детали.

Понятие «длительность рабочего дня» в разведке носит условный характер.

Через месяц Вилли Мюллер, прибывший поездом из Гамбурга, нашел на Центральном Берлинском вокзале по известному номеру автомобиль, который отвез его на конспиративную квартиру. До этого Север две недели ходил на каботажном судне по Балтике. В восьмиместном кубрике он осваивал матросский жаргон, выполнял черновую работу при погрузке и разгрузке, стоял вахты. Бывалые моряки хотели по традиции устроить ему серьезную прописку, однако парень легко раскидал троих нападавших. Обошлось без серьезных травм – так, несколько выбитых зубов, синяки и ушибы. Моряки быстро поняли, что перед ними боец наступательного плана, не боящийся превосходящего противника. Сам парень не задирался, с благодарностью принимал помощь в изучении матросской премудрости. Обветренное морским ветром лицо, мозолистые руки создавали реалистичный образ моряка. От германских мореманов значительно пополнился и словарь жаргонизмов разведчика.