– Да, да. – Крон вновь заулыбался. – А я совсем об этом запамятовал. Работы много, закрутился.

– Как раз должны позвонить через десять минут, – предупредила старушка. – Или не позвонят, но я в это время должна находиться на месте. Вот и контролируйте меня, если поручили.

Крон взглянул на часы. Подождал. В обозначенное время никто не позвонил.

– Ну вот, не позвонили. – Старушка была явно огорчена.

– Ничего страшного, – успокоил ее Крон. – Зато я позвоню куда надо.

Он набрал номер телефона Волошина и произнес в трубку одно слово:

– Наседка. – И положил трубку.

– Какая еще наседка?! – удивилась старушка.

– Наши оперативные действия связаны с птицекомбинатом, поэтому «наседка» – это кодовое слово, – пояснил Крон.

– Я так и поняла, – закивала старуха.

– Ну, я пошел. Приятно было с вами познакомиться. Никому не говорите о моем визите. Это большой секрет.

Крон встал и направился в прихожую. Оставаться в квартире он не посчитал нужным. А зачем? Если надобность возникнет, то вернется.

– Ну, вот, – сказал Волошин, положив телефонную трубку, и посмотрел на Комова. – Наши ожидания оправдались. Старушку превратили в узел секретной связи. Метод старый, но работает. Казалось бы… Они думают, что получили неловленный мизер, а мы его поймаем.

Комов не играл в преферанс, но суть фразы уловил. А Волошин продолжил:

– Эльвира уже сидит на телефонной станции с оборудованием. Его передали нашему управлению из академии наук – завелся там какой-то непризнанный гений, – а я подсуетился, чтобы оно попало к нам. Теперь мы сможем не только засекать переговоры, но и подслушивать. Ящик здоровый, с виду неказистый, но работает – если его подключить куда надо, то не только озвучивает, но и пишет на магнитную ленту. Будем в курсе дел этого Табака. Правда, наседка может быть не в единственном числе, но что имеем, то имеем.

– И что, мы будем ждать у моря погоды? – воскликнул Комов.

– Именно так. – Волошин прищелкнул пальцами. – И в случае чего, объявим штормовое преду-преждение. Персонально тебе. Ты что так уперся в этого Табака? Звезда паркета? У тебя этих звезд как на небе… С продовольственными складами разобрался? А с заправочной станцией в Мытищах? – Голос майора звучал непререкаемо и строго, но в его глазах читалась легкая насмешка.

– Уже начал разбираться, – сказал Комов и подумал: «Сменил тему и ткнул меня в больное место. Психолог».

– Вот и продолжай. Я понимаю, что у тебя этот Табак как прыщ на заднице, но выдавить пока не можем – щипцов не нашли. Но поищем. Иди, работай.

Волошин замолчал и начал рыться в стопке каких-то бумаг на столе, давая понять Комову, что разговор окончен.

Алексей покинул кабинет, но ненадолго, – ближе к вечеру его вновь вызвал начальник. Дождавшись, когда Комов усядется на свою пригретую банкетку, он с ходу заявил:

– Наседка закудахтала. Звонила женщина из телефона-автомата. Старушка передала сообщение. Номер получателя установлен. Это телефон столовой возле метро «Пушкинская». Телефон висит на стене в коридоре служебного помещения. Никто ничего не видел, да это и неважно. Важно то, что передали. Вот записанный текст. – Волошин передал Комову лист бумаги.

«Тесто для болванок приедет через два дня».

– Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Еще как говорит, – моментально отреагировал Комов. – Куда-то подвезут динамит для изготовления снарядов. У нас на фронте взрывчатку тоже называли тестом. А болванка – это корпус снаряда.

– Я тоже так подумал – у нас прямо-таки единомыслие. А куда подвезут, понятно. На заводской склад. – Волошин на несколько секунд задумался, потом сказал: – Таких заводов в Подмосковье два. Один временно закрыт – там меняют оборудование, а вот другой работает. Что ты по этому поводу думаешь?

– На складе нужно организовать засаду, а там как получится, – предложил Комов. – Нет так нет, а если да…

– Я туда послал агента якобы из Госстраха. Он все обстоятельства этой поставки аккуратненько выяснит и завтра тебе доложит. А ты продумай операцию и подготовь личный состав. И еще… Похоже, что на заводе засел компетентный крот.

Вечером к Комову на квартиру неожиданно заявился Костя Кабак, уставший, взъерошенный, с пятном на кителе и в фуражке набекрень.

– Ты приехал ко мне в гости? – удивился Комов.

– В гости я к тебе зашел, а приехал по делам, – пояснил Кабак. – Правда, сам напросился, чтобы с тобой повидаться.

– Ну, так и видайся. Заходи.

Кабак быстро вошел в прохожую, тут же стянул пыльные сапоги и засунул в них портянки. Комов воззрился на его босые, стертые ноги и хмыкнул:

– Ты что, марафон по пересеченной местности бегал?

Они сдружились за время знакомства и не особо церемонились в отношениях.

– Хуже. – У Кабака скривились губы. – Бегал по всем этажам здания, что на улице Володарского. Ну, здоровеньки булы. Перед офицерской гостиницей решил к тебе заехать.

– Здравствуй, у меня переночуешь, – сказал Комов, и они пожали друг другу руки. – А по какому поводу ты там бегал?

– И не только там, а еще в сухановскую тюрьму заглянул. Послали меня в командировку допросить одного деятеля по нашим делам и надавали кучу мелких поручений. Так вот, на допрос я потратил около часа, а потом целый день бегал по этим мелким делам. Все ноги стер.

Комов посмотрел на чернильное пятно на кителе Кабака. Тот поймал его взгляд.

– А, это… Зашел я в хозяйственный отдел, а там баба сидит, увядающая красотка, но форма на ней в обтяжку, как на манекене, прическа копной, губы накрашены, и парфюмерией тянет на километр. Попросила она помочь ей передвинуть стол. Ну, как тут откажешь. Передвинул и чернильницу на себя опрокинул. – Кабак растерянно развел руками.

– Я тебя переодену, но только в полевую форму – не в таком же виде поедешь. И трусы свежие дам, – успокоил его Алексей. – Но надо погоны и эмблемы переставить. И помойся, ты в пыли весь.

Вскоре Костя появился в одних трусах и плюхнулся в кресло. Он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и постучал руками по мягким подлокотникам.

– Прекрасный ложемент. Давно в таких не сидел. Надоели расшатанные стулья и колченогие табуретки, привинченные к полу.

– Что еще за ложемент? – буркнул Комов.

– Так у нас флотские говорят. Ложемент – это прокладка, а кресло есть прокладка между задницей и полом.

Кабак явно радовался, что Комов его приютил. Его семья жила в собственном доме и числилась благополучной, поэтому его никак не прельщало общежитие коридорного типа с общим сортиром.

– Пошли лучше пожрем. Ты как насчет пожрать? – спросил Комов. – Нам тут спецпаек дослали, сосиски там всякие… Их надо быстренько пустить в дело, пока не протухли.

– С удовольствием! – радостно потирая руки, воскликнул Кабак. – С утра ничего не ел, желудок протестует.

Когда они поужинали и напились чаю с сушками, Костя изрек:

– Ну, вы навели шороху в Одессе, разворошили змеиное гнездо!

– Что нас там – до сих пор по всем закоулкам ловят? – спросил Комов.

– Скорее, наоборот. Охотники превратились в дичь.

– Это как?

– А вот так. – Кабак перевернул кружку на столе для наглядности. Закурить можно?

– Кури.

Некурящий Алексей достал с полки пепельницу и поставил перед гостем.

Кабак вынул засунутую за ухо папиросу и с удовольствием закурил.

– Полковник Зверев, как только его освободили, первым делом дал команду прекратить всякое преследование вашей группы. Это ведь вы рассказали ему про Евсюкова? Так он сразу же за него и взялся, предложил разоружиться перед партией, объявил врагом народа – это же для него как булка с маслом.

Костя затянулся несколько раз, затушил папиросу и продолжил:

– Евсюков было дернулся туда-сюда, даже в Москву звонил, но никто за него заступаться не пожелал и все свои на него набросились – всё как обычно. Тогда он сдал своих подельников – помирать, так хором. И милиционера сдал, который приказал тебя арестовать. Такой шухер в наших газетах подняли. Теперь Евсюков в тюряге парится. Скоро суд. А полковник метит в генералы.