Квартирка, в которой проживал отставной сторож «Мосфильма» Зиновий Михайлович Есин, которого близкие приятели и знакомые обычно именовали Зямой, располагалась на верхнем этаже высоченного дома. Поэтому Игорек, уже изрядно набегавшийся и добывший-таки четыре бутылки яблочного портвейна и селедку нужной кондиции, слегка запыхался.

Перед Комариком предстал невысокий, но довольно крепкий старик с огромным мясистым носом, оттопыренными ушами и большими залысинами.

– По какому вопросу, молодой человек? – Зяма почесал небритый подбородок и зевнул.

– Я из милиции.

– И чего от меня понадобилось родной милиции? – хитро поинтересовался сторож.

– Я от товарища Рыскина! – вспомнил данный ему «пароль» Игорек.

– Если так, то ты наверняка не с пустыми руками, – старик указал на авоську.

Игорек протянул ее хозяину. Тот тут же достал завернутую в бумагу рыбу:

– С молокой?

Игорек виновато пожал плечами:

– Только одна с молокой, вторая – с икрой.

Зяма поморщился:

– Ладно, заходи.

Жилище Есина представляло собой небольшую, не особо опрятную комнатку с высокими потолками и отдельной кухней. В квартире пахло кошачьей мочой, квашеной капустой и старостью. Две тощие кошки, сидевшие в коридоре под вешалкой, подняли на гостя облезлые головы. В комнате был стандартный набор довоенной мебели, гардина над окном слегка провисла, на подоконнике в горшке стоял куст разросшегося столетника.

Все, что Игорек увидел в доме старика, вполне соответствовало его представлению о том, каким должен был быть дом холостяка. Однако тут же было понятно, что это дом ярого киномана, Игорек понял это в ту же секунду, как только вошел сюда.

Повсюду на стенах, даже под потолком, висели портреты красавиц и статных, аккуратно причесанных мужчин. Помимо Любови Орловой, Ладыниной и Крючкова, здесь красовались портреты Анны Стен, Веры Малиновской, Ивана Пересиани и еще пары сотен известных актеров отечественного и зарубежного кинематографа, фамилии которых были Игорьку неизвестны.

Зиновий Михайлович повел гостя прямо в комнату. Расстелил на столе газету, разрезал селедку на куски и вынул из комода два больших стакана. Откупорил первую бутылку и пригласил гостя за стол.

– Звать-то тебя как?

– Игорь.

– Ну, тогда за знакомство!

Есин осушил свой стакан и тут же налил еще.

После того как в ход пошла третья бутылка, Игорек осторожно поинтересовался висевшими на стене фотографиями. Есин тут же оживился.

Игорек выслушал длинную лекцию о лучших актерах отечественного кино. При этом Зиновий Михайлович, не особо церемонясь, рассказывал Игорьку целую кучу пикантных историй о любовных похождениях кинодив, которые, по его словам, вели, как правило, довольно бурную жизнь. Не утаил старик и то, что некоторые из них тайно встречались с видными партийными деятелями и представителями военной верхушки.

Во время этой своеобразной лекции Зиновий Михайлович активно наполнял свой стакан и смаковал селедку, вытирая жирные пальцы о край газеты. Игорек выжидал и почти не пил, а к селедке и вовсе не притронулся.

Наконец он все-таки решился:

– Я что-то не вижу у вас портретов актрисы Асташевой. Ни о ней самой, ни о ее творчестве вы мне сегодня еще не рассказывали.

Зиновий Михайлович фыркнул:

– Если бы я вешал на стену всех подряд, мне бы пришлось скупить весь этот этаж и еще два соседних в придачу.

– Я слышал, что она была талантлива и очень красива.

– Красива – это да, а вот насчет таланта… – Старик вдруг резко поменял тему: – А ты чего не пьешь? Не нравится портвейн?

Игорек схватил стакан и сделал несколько глотков.

– Ну вот, совсем другое дело! И селедку ешь.

Игорек ковырнул вилкой икру и сунул в рот.

Зиновий Михайлович в очередной раз вытер руки о газету и погрозил Игорьку пальцем:

– А я ведь знаю, зачем ты пришел!

Игорек насторожился:

– И зачем же?

– Качинский! Я слышал, что его отравили.

Игорек кивнул:

– А вас не проведешь!

Есин хихикнул и сделал еще несколько глотков.

– Согласно официальной версии убийца Качинского найден. Это актер Илья Черноусов, – признался Игорек. – Вы его знали?

– Знал. А почему в прошедшем времени?

– Черноусова арестовали, во время одного из допросов у него случился инфаркт. Так что сейчас он мертв.

– Убийцу поймали, а он отдал концы, – старик ухмыльнулся. – Как же все хорошо сложилось.

– Я вижу, вы прекрасно знаете не только актрис и актеров, которые снимались до войны.

– Разумеется! Я знаком лично и с большинством тех, кто снимается сейчас.

– А из этих актеров вы кого-нибудь знаете? – Игорек вынул фотографию, полученную от Марининой, и протянул старику. – Здесь те, кто сейчас задействован в новом фильме, который должен был снять Качинский.

Старик сходил за очками и взял предложенное ему фото.

– Это Дорохов, вот Зотов, Черноусов, Жилина, Асташева… Постойте! Это же те, кто снимается сейчас! Тогда откуда здесь Асташева? – Зиновий Михайлович ткнул пальцем в Таисию. – И почему она…

– …так молода?

– Чертовски молода для своих лет!

Игорек забрал у старика фотографию.

– Эту актрису зовут Таисия Рождественская. Она была отобрана Качинским на главную роль в его новом фильме.

Есин вытер губы и покачал головой:

– Ну что же, тогда это многое объясняет. Слушайте…

г. Псков, примерно неделю спустя…

Машина остановилась возле развилки. Из нее вышел Зверев и двинулся в сторону кремля.

Спустя день после прибытия нового режиссера в общежитие заехала еще целая свора персонала: операторов, осветителей, второстепенных актеров и прочих лиц, привлеченных к съемкам. Соседняя воинская часть выделила статистов, и поистине масштабные съемки начались.

Сейчас Зверев издалека наблюдал, как Славинский дает указания, советуется с новым постановщиком трюков, а статисты в польских и прочих европейских мундирах готовятся лезть на уцелевшие части крепостной стены. Со стен палили пушки, все чудовищно грохотало, потом внезапно замирало, чтобы вскоре снова прийти в движение. Одновременно с разных точек работало несколько камер.

Зверев различил Уточкина, который промелькнул и скрылся в пороховом дыму, увидел Дорохова, облаченного в доспехи, и только спустя несколько минут наконец-то сумел рассмотреть Таисию Рождественскую. Она была в образе, но в данный момент в съемках не участвовала, а скромно стояла за спиной режиссера.

Зверев показал удостоверение кому-то из персонала. Ему дали стул, и он просидел, наблюдая за процессом, почти до самой темноты.

Съемки завершились, актеры поспешили в палатки снимать грим. Статисты, представляющие обе армии, организованной колонной двинулись в сторону моста и вскоре исчезли из вида.

Зверев снова отыскал Рождественскую. Она переоделась в скромное синее платье и уже собиралась сесть в один из автобусов, который должен был доставить актеров в общежитие.

– Таисия Александровна, здравствуйте! Не желаете прогуляться?

– Вы? – удивилась актриса.

– Майор Зверев! Я рад, что вы меня не забыли.

Женщина мило улыбнулась:

– Помнится, при нашей первой встрече вы просили называть вас просто Павлом!

– Называйте как хотите! Так мы прогуляемся?

Она внимательно посмотрела на майора. Зверев почувствовал легкий озноб. Его правая щека дернулась.

– Простите, но я очень устала! – извинилась актриса. – Завтра снова съемка, мне предстоит много работы.

Зверев кашлянул:

– Боюсь, но вынужден буду настоять! Пойдемте?

Рождественская окликнула Горшкову и что-то шепнула ей на ухо. После этого неожиданно мило улыбнулась Павлу:

– Раз уж вы так настаиваете, я готова.

Они двинулись в сторону Довмонтова города, прошли через сквер, в конце которого облюбовали неприметную лавку.

– Ну рассказывайте. Что еще за шпионские страсти?