Дорохов оживился, в его глазах мелькнул азарт.

– А ну-ка…

– Скажите, ваша борода, она – настоящая?

Актер откинулся назад и огладил свою окладистую бороду:

– Самая что ни на есть. Специально отращивал для роли. Я ведь играю псковского воеводу. В жизни я просто ношу усы.

Зверев понимающе кивнул:

– Значит, борода не бутафорская?

– Совершенно верно.

– То есть вы сейчас в своем, так сказать, натуральном обличье и с некоторых пор не посещали гримерку?

Все еще не ощущая подвоха, Дорохов кивнул. Зверев взял из пепельницы один из окурков, потом предъявил хозяину фантик:

– «Мишка на севере»! «Camel»! Бьюсь от заклад, что вы любите крупных женщин?

– Что? – Дорохов подался вперед, но тут же откинулся назад и рассмеялся: – А вы действительно ловкий малый! Вас не проведешь! Да, меня недавно посещала наша очаровательная Аглая Денисовна, наш гример.

– До того как прийти к вам, я посетил ее пенаты, и она предложила мне то же самое, включая армянский коньяк.

Дорохов рассмеялся еще громче:

– Да уж… Я действительно не люблю худых женщин, и что с того? Я надеюсь, что ваша проницательность не сыграет со мной дурную шутку? Я вообще-то женат! Будет не очень уместно, если о посещении этой комнаты узнают мои коллеги.

– Я уже говорил, многое зависит от вашей искренности! – Зверев хитро оскалился.

– Так спрашивайте же!

Дорохов встал и, подойдя к шкафу, вынул оттуда еще одну, уже откупоренную бутылку коньяка. Еще немного, и разговаривать с ним будет затруднительно.

– Скажите, кто из ваших коллег, обитающих сейчас в этом здании, мог желать Качинскому смерти? Ваша недавняя гостья уверяла меня, что Качинского все любили… в особенности женщины!

Дорохов поморщился и махнул рукой:

– Что? Качинского? Эту высокомерную сволочь? Да кто угодно мог его убить! Наш гений кинематографа был самым настоящим тираном! Женщинам, конечно, он нравился, зато мужчины, да и некоторые женщины, его просто ненавидели! Он же издевался над нами, как только мог…

– Горшкова могла желать Качинскому смерти?

– А почему нет?

– Есть мнение, что эта женщина была влюблена в своего начальника.

– И что? Сами знаете, что от любви до ненависти – один шаг!

– Если любой мог убить, то вы тоже не исключение?

Дорохов рассмеялся и стукнул себе по колену кулаком:

– А чем я хуже других? Наш звездный Всеволод Михайлович, наш гений киноиндустрии, наш лауреат всяческих там премий и прочее и прочее был, как я уже сказал, настоящей сволочью! Он менял женщин как перчатки, пользовался ими, а потом бросал. Как на съемочной площадке, так и за ее пределами он мог себе позволить сказать любую гадость, мог наорать, обозвать любого. А если кто-то и осмеливался с ним спорить или даже просто не соглашаться, то Качинский, обладая данной ему властью и пользуясь определенной поддержкой в высших эшелонах власти, мог того выгнать взашей. Те, с кем он так поступал, как правило, после этого уходили из кинематографа навсегда. Буду с вами откровенен: теперь, когда его не стало, я вздохнул спокойно. Я его просто ненавидел, все остальные, думаю, – тоже.

Зверев покачал головой. Его собеседник был пьян, и майор гадал, можно ли ему верить.

– Я понял, что вы не любили Качинского. А что вы думаете о нем как о специалисте? Вы же не станете отрицать, что он был талантлив?

– Талантлив, не талантлив… – Дорохов икнул. – Кстати, совсем недавно, дня три или четыре назад Качинский обозвал Уточкина «безмозглым кретином» и обещал уволить. Когда Анечка заступилась за своего приятеля, Качинский сказал, что уволит и ее, и назвал девчонку «недозрелым цыпленком, недостойным давать советы таким, как он».

– И он мог их обоих уволить?

– Запросто! Если бы они в тот день не промолчали, как это бывало с теми, кто был посмелее… Но у этой пигалицы и ее очкастого ухажера, который больше пыжится, чем делает, хватило ума промолчать…

– Но обиду они все же затаили? Вы это хотите сказать?

– Анька вряд ли, не такой у нее характер, а вот Митя…

Пока Зверев обдумывал услышанное, Дорохов схватил бутылку и выпил прямо из горлышка. Вслед за этим стал клевать носом.

Павел засуетился:

– Ответьте еще на один вопрос. Накануне отравления Качинского, когда он вас собрал в фойе, что вы делали после того, как режиссер всех отпустил?

Дорохов снова икнул, вскинул голову и почесал бороду:

– Что я делал, когда он нас отпустил? Ну да… Пришел сюда и учил роль. Наш тиран не любил, когда мы не знали текст.

– А после этого в фойе вы не возвращались?

Дорохов выпятил нижнюю губу:

– Нет… не возвращался.

С улицы послышались крики. Павел подошел к окну, выглянул во двор и увидел Малиновскую, которая стояла в наспех надетом поверх сарафана халате и обнимала своими пухленькими ручками Анечку Дроздову. Девушка кричала и размахивала руками. Потом прикрыла лицо руками и разрыдалась. Малиновская прижала девушку к своей груди.

– Что случилось? – крикнул Зверев, высунувшись в окно.

За его спиной Дорохов глухо предположил:

– Бьюсь об заклад, что у нас снова кого-то убили.

Зверев в сопровождении Анечки Дроздовой и присоединившейся к ним Малиновской перешли через мост, обогнули небольшое озерцо и оказались у крепостной стены. Пройдя еще немного вперед, они оказались у развалин Васильевской башни, где их уже ожидал Митя Уточкин. Метрах в ста, на месте происшествия, уже работала следственная группа.

Митя сидел на поваленном дереве. Он снял очки и то и дело тер глаза кулаком. Увидев Зверева, парень вскочил и двинулся навстречу майору.

– Рассказывай! – потребовал Зверев.

– Это Быков, вне всякого сомнения, и он мертв!

Митя довольно нерешительно шагнул к Анечке, попытался обнять ее за плечи, но девушка отстранилась.

– Это все ты! Ты накаркал! – крикнула Дроздова и вновь зарыдала.

– Чего я такого опять сделал?

– Ты же сказал, что теперь все мы будем умирать по одному, как герои «Десяти негритят».

Митя только развел руками и повернулся к Звереву. Тот подхватил парня за руку и отвел в сторону:

– У твоей подружки истерика. Все, что она мне сказала, – это то, что вы нашли труп. Теперь давай по порядку, как и почему вы здесь оказались?

Митя напялил очки и надул щеки, отчего стал похож на взъерошенного воробья.

– После разговора с вами мы еще немного посидели и пошли в сторону кремля. Мы двигались вдоль стены и увидели тело лежащего мужчины. Сначала я подумал, что он пьяный, но Анечка решила посмотреть. Когда мы подошли ближе, то увидели кровь.

– Вы подходили к нему? Что-нибудь трогали?

– Я не хотел его трогать, но Анечка вдруг завизжала, схватила меня за руку и закричала, что это Федя. Она тут же бросилась к нему, но я ее оттащил.

– В тот момент он был уже мертв? Ты в этом уверен?

– Он не подавал признаков жизни, все вокруг было в крови. Я стал оттаскивать Анечку, а она рвалась к нему. Я с трудом убедил ее, что этим должны заниматься соответствующие органы.

– Милицию ты вызвал?

– Когда Аня немного успокоилась, я отправил ее в общежитие искать вас, а сам дошел до ближайшей телефонной будки и вызвал милицию и врачей.

Зверев кивнул:

– Хорошо! Забирай отсюда женщин, возвращайтесь в общежитие и особо там не болтайте.

– Думаете, что его убили?

– Вполне вероятно.

– А может, это несчастный случай! Вчера он сильно напился. – Митя отвел взгляд.

– Откуда ты это знаешь?

– Видел его вчера!

Зверев потянул парня за рукав:

– Так, продолжай. Рассказывай, что там у вас случилось.

– А нечего мне рассказывать! Пустите!

Митя вырвал руку и двинулся к стоящим в стороне женщинам.

Когда Митя подошел, Анечка снова набросилась на него:

– Ну что? Ты рад? Я знала, что ты его ненавидишь! Может, это ты его убил?!