– Колька наш внук, – пояснил Хромов. – Папка его, сынок наш Борька, тоже на фронте погиб, а Лилька, Колькина мать, в сорок третьем от тифа умерла. Вот теперь мы с женой Кольку и растим.

Зверев покивал, поднялся и прошелся вдоль стены, на которой висело не меньше двух десятков фотоснимков с чучелами животных.

– То, что ты делаешь чучела, мы знали, а кто у вас фотограф? Кто все эти снимки сделал?

Зверев обернулся, Хромов продолжал сидеть.

– Я сделал! С тех самых пор, как я охоту забросил, у меня два любимых дела остались. Таксидермия и фотография.

– Значит, фотоаппарат у тебя имеется? Какой?

Хромов впервые за все это время улыбнулся.

– Харьковский ФЭД! – Хромов вдруг как-то напрягся. – А до этого «Leicа»[425] имелась.

– И куда делась?

Хромов снова напрягся и отвернул голову.

– Потерял я ее! Именно тогда и потерял…

– Что? Потерял в тот самый день, когда вы мальчишку убили? – Глаза Зверева сверкнули, уж не новый ли это след.

– В тот самый, чего уж тут скрывать. Когда Войнов нас к себе в Славковичи пригласил, я, само собой, свою фотокамеру и прихватил. Хотел на память несколько снимков сделать.

– Много наснимал?

– Да успел малость. Как только встретились, заснял. Потом в Славковичах пощелкал, потом, как это принято, мы с трофеями фотографировались.

– А потом в суматохе ты «Leica» свою и посеял?

– Ну, да! Где-то обронил, а когда вспомнил, уж возвращаться не стал. Мы ведь тогда спешно собирались. Мясо, шкуры и половину посуды на той самой поляне побросали.

– Вы потеряли, а кто-то нашел! И по фотографиям вашим всех вас и вычислил. Так-то… – Зверев усмехнулся и вдруг резко сменил тему: – Погоди-ка, Хромов, ты ведь у нас, кажется, диспетчером работаешь?

– Диспетчером.

– Где?

– Так здесь рядом, на «железке».

– Рядом, говоришь. А на работу как добираешься?

– Пешком. Тут идти-то всего ничего – километра три с хвостиком.

– А как часто на работу ходишь? Каждый день?

– Не каждый, а по графику, сутки через двое. Если кто из сменщиков заболеет, то бывает и чаще.

– То есть на работу и с работы примерно в одно время ходишь?

– Ну да.

– По одной и той же дороге?

– Не совсем. Когда на работу иду, Кольку до школы провожаю и оттуда уже на станцию, а когда обратно, то по прямой.

– А следующая смена у тебя когда?

– Завтра.

Зверев закусил губу, задумался.

– Ну что ж, тогда у меня будет к тебе еще один вопрос. Ты в последнее время, когда на работу и с работы ходил, никого подозрительного не встречал?

Хромов почесал затылок, посмотрел на жену и пожал плечами.

– Да вроде никого.

Зверев посмотрел на хозяйку.

– А вы?

– Нет, не встречала, – ответила женщина.

– Я встречал! – послышался из-за двери детский голос.

В комнату тут же вошел Колька. Зверев поднялся и подошел к мальчишке.

– А ну рассказывай, кого ты там встречал?

– Старикана в сером плаще.

– Где и когда видел?

– В первый раз дня четыре назад. Он у соседнего дома сидел, а еще вчера видел, но уже возле недостроенного общежития.

Зверев и Костин переглянулись.

– Что за общежитие?

– Да есть у нас тут по соседству четырехэтажная постройка, – пояснил Хромов. – Это общежитие еще до войны начали строить, стены сложили, а потом забросили. Там, когда его делали, вроде бы грунт начал оседать. Выяснилось, что там грунтовые воды землю размыли. Так что это здание до сих пор бесхозным является.

Зверев хмыкнул и снова обменялся взглядами с Костиным.

– Надо бы на него глянуть, – тихо сказал Веня.

– Так я покажу! – оживился Колька. – Могу прямо сейчас!

– А это не опасно? – заволновалась хозяйка.

– Со мной не опасно! – сухо сказал Зверев. – Вениамин, остаешься здесь, а мы с Колюней прогуляемся.

Спустя несколько мгновений Зверев и его юный проводник вышли из дома и направились к железнодорожной станции.

Они прошли с полкилометра и свернули на грунтовку. Дорога петляла между кустов, Колька шел бодро и уверенно и жевал на ходу один из пряников, который перед выходом прихватил со стола. С набитым ртом он увлеченно рассказывал про заброшенное общежитие, про то, как они с дружками частенько после школы играют там в войнушку и в прятки. Зверев смотрел по сторонам, стараясь примечать каждую мелочь.

– Вот мы и пришли! – Колька указал на строение с местами провалившейся крышей, полуосыпавшимися стенами, поросшее кустарником и окруженное кучами строительного мусора.

– Это и есть твое общежитие? – Зверев покачал головой.

– Оно, – деловито подтвердил Колька. – Тут мы и играем с Лешкой, Максимкой и Димкой Тимошкиным. Сашка Лобов сюда как-то пришел, но играть с нами не пошел – испугался. Мы его звали-звали, а он ни в какую. А вот Катька Зорина сюда с нами часто ходит. Катька деваха смелая, ничего не боится. А еще она меня сахаром частенько угощает и ирисками. У нее мать в бакалее работает.

Зверев улыбнулся.

– Нравится тебе Катька?

– Угу! – Колька достал второй пряник из кармана и откусил от него. – Вырасту, женюсь на ней.

– А ты хорошо подумал?

– О чем? Жениться мне на Катьке или нет?

– Ну, да.

– А чего тут думать? И думать тут нечего, я уже все решил! Раньше ведь Катька Вовке Кондратьеву конфеты носила, а теперь только мне. А один раз вафли «Десертные» принесла – с грушей. Всего две штуки принесла: одну сама съела, а вторую мне отдала!

Зверев беззвучно рассмеялся.

– Ну раз так, тогда и в самом деле жениться придется.

Небо покрылось тучами, Павел Васильевич поднял воротник и втянул голову в плечи. Кольке же, по всей видимости, было совсем не холодно. Зверев еще раз огляделся и спросил:

– Так где, ты говоришь, старика в плаще видел?

– Вон в тот подъезд он зашел. Мы тогда в прятки играть собирались, а как его увидели, немного испугались и на пустырь пошли в городки играть.

– Когда это было?

– Да дня три-четыре назад.

– Ясно. Спасибо тебе, Колька, а теперь дуй-ка, дружок, домой.

Когда мальчик ушел, Зверев, обойдя несколько мусорных куч, добрался до нужного подъезда и стал обходить одну квартиру за другой.

Покрытые плесенью и грибком стены, обвалившиеся местами лестничные проемы, загаженные птичьим пометом цементные потолки. Павел Васильевич осмотрел первые три этажа и поднялся на четвертый.

В одной из комнат он нашел старенький матрас, остатки смастеренного наспех из кирпичей очага с золой. Зверев уже пожалел было, что так рано отпустил Кольку. Вдруг этот матрас он и его дружки сюда притащили, можно было у пацана узнать, но вскоре сыщик понял, что поступил правильно. В углу комнаты возле сложенного очага он увидел обгорелый кусок бумаги. Зверев поднял находку и понял, что у него в руках обрывок от упаковки нюхательного табака «Пчелка» Саратовской табачной фабрики. Зверев подошел к окну и, стараясь себя не обнаружить, осмотрел местность.

Дорога, по которой, по словам Хромова, он ходит на работу, была как на ладони. Лучшего места для засады и не придумаешь. Зверев улыбнулся и принялся искать место для ночлега. Он облюбовал одну из соседних комнат, тоже над входом в подъезд, но чуть левее. Потом смастерил из валявшихся повсюду обломков досок что-то наподобие стула и уселся на него.

Зверев посмотрел на часы. Теперь оставалось только ждать.

Всю ночь Павел Васильевич не смыкал глаз. Когда чувствовал, что совсем замерзает, он ходил по комнате, пританцовывал, но разводить костер не решался. Курил он исключительно пригнувшись, чтобы с улицы не было видно огонька, при этом прикрывал папиросу ладонью. Ближе к утру папиросы закончились, и Зверев мысленно ругал себя за то, что заблаговременно не подумал о второй пачке. Уже к утру, когда солнце показалось из-за горизонта, Зверев почти не чувствовал ни рук, ни ног. Небо заволокло тучами, и все указывало на то, что пойдет дождь. Однако подул ветер и тучи слегка рассеялись. Дождь так и не начинался, но жуткий холод заставил Зверева забиться в угол одной из комнат. Когда под утро он окончательно замерз, то вскочил и стал ходить кругами по комнате. В этот момент он молил лишь о том, чтобы Русак пришел именно сегодня. Когда сыщик услышал шорох, он пошел к оконному проему.