– На фига это ему Жанку убивать? Никак в толк не возьму.

– Уж не знаю зачем, – Мила сделала ударение на последнем слове, – а только он последний, кто поднимался наверх, если пьяного Макса не считать. Он журналиста довел до кровати, уложил, потом зашел к Жанке и… Там двери-то рядом. У него силенок хватит ее вздернуть, он спортсмен.

– Как он успел за две минуты и задушить, и повесить на стенку?!

– А когда вы в шахматы играли, – продолжала скороговоркой Мила, – он то и дело на второй этаж пялился, я видела. Как бы контролируя, чтобы в комнату покойницы никто не зашел. Теперь-то я понимаю, почему он туда посматривал!

Стас решил прервать поток ненужной информации, распахнув дверь в кухню.

– Если бы мне надо было, я бы выбрал для убийства другой способ, – громко сообщил он, глядя в округлившиеся от испуга глаза хозяйки дачи. – Вырубил бы ударом ребра ладони по сонной артерии, а потом бы легко придушил подушкой. Кстати, подушки у вас большие, мягкие, такими удобно убивать.

Антон подхватил жену, которая от услышанного закачалась.

– Не слушай ее, Стас. Она не в себе. От увиденного у кого угодно может быть… смятение чувств. Сам понимаешь.

– Не волнуйся, я всё понимаю, тем более что Мила осталась единственной женщиной среди нас, четырех мужиков. От такого у кого угодно психика поедет. – С этими словами сыщик придвинул табурет, чтобы хозяин дачи посадил на него свою супругу. – Мила, я знаю, не может мне простить телефонной книги, которую я без спроса взял полистать. Но это было необходимо для расследования. Я почерпнул оттуда массу ценной информации. О которой вы, кстати, молчите.

– И правда, нашей амбарной книги нет. – Антон бросил взгляд на журнальный столик. – А я и не заметил. Какая досада!

Увидев носилки, Лёвик замахал руками, загораживая свою мертвую жену:

– Не трогайте ее! Кто вы такие, чтобы ее трогать? Я запрещаю!

– Да, мы никто, – согласился с ним Антон. – Но есть такое слово – надо. Ибо живым – живое, а усопшим, сам понимаешь…

Пока перекладывали Жанну с кровати на носилки, фотограф не находил себе места, курсируя по комнате из угла в угол. При этом он что-то неразборчивое шептал себе под нос. Продвигаясь кое-как с носилками в проем двери, Стас увидел, как Лёвик ничком упал на кровать, где только что лежала убитая, и зашелся в рыданиях.

В сарае, увидев трех мертвых одноклассниц рядом, Стас на короткое время потерял способность мыслить и принимать какие-то решения. Словно ненадолго перенесся в другое измерение. В голове зазвучали голоса школьниц, перед глазами поплыли неповторимые моменты школьной жизни.

Вот тоненькая, как тростиночка, Лена в белом фартуке стоит у доски, выводит мелом одну строчку за другой, периодически стирает тряпкой написанное и снова пишет. Вот Жанна на колхозном поле вываливает из ведра картошку в огромный мешок. И мешок, и Жанна чем-то похожи друг на друга. Вот Валентина на выпускном балу идет через весь зал, чтобы пригласить его на белый танец. Вся такая легкая, воздушная, в потрясающем розовом платье с огромным бантом на плече. Было ли всё это в жизни? Теперь уж точно не повторится. Никогда!

Отчего-то вспомнились слова Жанны о том, какой ужасный класс был показан в фильме «Чучело». Не то, что наш 10-й «Б».

Да уж, дружный, дальше некуда.

«Жанночка, милая, там хотя бы все остались живы к концу фильма! А в нашем дружном 10-м «Б» – тихий ужас вперемешку с кошмаром. Одно убийство за другим, и одно изощреннее другого. Ты сама сейчас лежишь мертвая в сарае. А я, сыщик, не в состоянии систематизировать факты! Я вообще ничего не могу! Я ничтожество! О какой школьной дружбе можно вести речь?!»

Очнулся сыщик от того, что Антон встряхивал его, как пузырек с лекарством перед употреблением.

– Э, Стас, нам с тобой никак нельзя уходить в прострацию, – донеслись до его ушей, как сквозь вату, слова хозяина дачи. – Давай, выкарабкивайся! Да не сиди здесь, замерзнешь! Пошли, пошли…

В один миг ощутил мороз, услышал хруст снега, почувствовал боль в области поясницы от неудобной позы, в которой он оказался. Он полусидел-полулежал на каких-то поленьях возле того самого сарая, куда они отнесли только что труп Жанны.

Антон стоял, загораживая свет от окон дома, уперев руки в бока.

Кое-как Стас поднялся, отряхнулся и медленно направился вслед за хозяином дачи. Самочувствие было такое, словно его только что отжали, как тряпку, чтобы вскоре вновь елозить им по деревянным крашеным половицам.

Мила встретила их на крыльце.

– Прости, Стас… Наговорила лишнее на тебя, сама не знаю, что со мной. – Она попыталась взять его за руку, но он прошел мимо, не удостоив хозяйку ни словом, ни взглядом.

Ему не хотелось никого видеть. Слышать – тем более.

Он не справляется с заданием! На даче совершены три убийства, а он не может даже приблизительно сформулировать мотив, обозначить круг подозреваемых. Хотя… в живых осталось всего пять человек, если считать вместе с ним. Термин «круг подозреваемых» в данном контексте звучит явно с натяжкой.

Если представить невозможное – что сейчас на дачу Снегиревых нагрянет милиция. Что он скажет представителям власти? Впрочем, не факт, что они вообще захотят его слушать. Кто он такой? Тоже мне, сыщик выискался!

Войдя к себе, он рухнул ничком на кровать.

Три комнаты, в которых сейчас находились три овдовевших за одну ночь мужика. А подруги их – мертвые, которым было уже не холодно, которым вообще было всё равно, – лежали в сарае.

Ночь еще не кончилась, кстати!

Убийца проявлял невиданное разнообразие. Первая смерть – от укола в вену, вторая – от удара ножом в сердце, третья – повешение на шведской стенке. Оригинал! Просто супер! Если это не Макс, то кто?

При таком разнообразии способов убийства напрашивался сам собой вывод, что убийца – не один и тот же человек. Три жертвы – три убийцы? Тогда и мотивы преступления должны быть разными.

После новогодней ночи, если он, конечно, доживет до этого времени, самое время будет обратиться к психотерапевту. Попринимать ванны, сходить на физиопроцедуры, на массаж. Иначе он после увиденного и пережитого не сможет тренировать детей.

Вопрос вопросов – преступления планировались заранее или совершались спонтанно, ситуационно. Какие имеются доказательства того, что убийствам предшествовала длительная подготовка?

Пожалуй, у первого точно все признаки подготовки налицо! Леночка тихо поднялась к себе и вскоре была обнаружена мертвой. Лишь след от укола в вену да шприц в руке говорят о том, что было совершено убийство. Правда, шприц вскоре поменял свое положение.

Кто сделал укол? Поди разберись! Кто поменял направление иглы шприца?

Последнее убийство… Стас был уверен, что его совершил Макс. Больше некому. Или его двойник, но… это из разряда фантастических догадок. Именно он крадучись выходил из комнаты Игнатенок. Если убийца не он, что ему делать в комнате Жанны так долго? И что за трюк с опьянением? Зачем журналист внушил всем (не без помощи Стаса, кстати), что он в стельку пьян, не будучи таковым?! Создал себе алиби? Для всех, кроме сыщика. Зачем?

Алиби обычно создается для всех. Или Макс думает, что сыщик на его стороне? То есть сыщик тоже считает, что Жанна заслуживает смерти? За что? Бред! Так или иначе, алиби сработало на все сто, никто Стасу не верит, что журналист на самом деле был трезв. И как выпутаться из ситуации, сыщик не представлял. Настаивать на том, что Макс всех водит за нос – всё равно что говорить врачу-психиатру, будто по тебе бегают маленькие зеленые человечки.

Сейчас с журналистом не поговоришь – он невменяем. Возможно, к утру протрезвеет, только нужны ли будут его показания к утру? Что будет на даче к этому времени? Стас боялся предположить.

В принципе в схему сыщика Макс в качестве убийцы вписывался неплохо. Свою жену грохнул за то, что она ему изменила с Антоном. Тут все ясно: мотив – возмездие… Стоп! А как же сломанная челюсть бородатого? Или Макс так проговорился лишь для того, чтобы притупить, так сказать, бдительность сыщика. Дескать, успокойся, отомстил по полной, обиды нет.