– Почему на Коране, шеф? – изумился Васин.

– Потому что за язык зацепилось, – хмыкнул Ломов.

Итак, двое. Губанов Артем Иванович из отдела закупок. Мутный тип, ранее приговоренный за мелкие хищения к исправительно-трудовым работам и вернувшийся в лоно родного коллектива. Двадцать девять лет. Недавно ловили его за руку на мелких нарушениях, корысть не доказали, выгонять не стали. Злоупотребляет спиртным. Одевается в дорогие костюмы. Он будет кандидатом номер один. Очень уж подходит для роли «крысы» по психологическому портрету.

Жиганов Игнатий Аполлинарьевич. Экспедитор. Не судим. Хитер и изворотлив. Возраст немаленький – тридцать пять лет. Хвастался, что в нем течет цыганская кровь. Но сам вроде не цыган. Ходили слухи, что причастен к мелким финансовым фокусам, но за руку не ловили. Три года назад подозревался в скупке краденого, но соскочил, не доказали. Имеет некоторые связи с местным криминалитетом и порой шастает по всяким притонам, где гордо именуется Жиганом. Авторитетная кличка для мелкого шныря. Интересно, есть для нее причины?

– И как колоть их будем? – спросил Васин. – Повестку в УВД выписывать?

– Что, на испуг хочешь взять? – усмехнулся Ломов. – Мол, нам все известно, колись, бандитский выродок.

– Хотя бы.

– А не поколется? – прищурился Ломов. – Тем более мы не знаем, кто из них двоих.

– Тогда наружку за ними выписать.

– Сколько ты их таскать будешь? Больше десяти дней Николай Николаич не топает, только при совсем уж исключительных обстоятельствах. А мы можем и месяц прождать, и два. Пока Копач не нарисуется. А если у них связь через какой-нибудь почтовый ящик?

– И что вы предлагаете? – приуныл было Васин.

– Сашу Циркача надо звать.

– И что он сделает? Какой план?

– Самый тупой и прямолинейный, – засмеялся Ломов…

Васин аж залюбовался картиной, когда в гостинице «Центральная» увидел вольготно устроившегося Циркача. И номер у него был одноместный, где мебель не скрипела, а потолки – высокие и с лепниной, и сам агент выглядел настоящим франтом. Одет в дорогой пиджак, «колесики со скрипом» – то есть такие лакированные ботинки. Шляпа фетровая на вешалке висит. Держится как граф. Видно, что человек денежный и деловой. Ну, собственно, так и было задумано.

– Хорошо окопался, – оценил Ломов, присаживаясь в кресло. – У нас хоромы попроще. И выглядишь ничего. Богато.

– Так это вы в командировке. А я на гастролях, – хмыкнул Циркач. – И это реквизит.

– Цирк зажигает огни, – кивнул Ломов.

– Михаил Семенович, слышится мне в ваших словах упрек. Не томите мою и так истомленную душу. От этого не будет легче ни вам, ни мне, ни душе. Говорите напрямую.

– Потрясающий словоблуд. Даже у меня так не получится, – хмыкнул Ломов.

– У нас в цирке все такие. Мастера арены и любимцы публики… Но это все лирика, уважаемые начальники. Кого трясти будем? – деловито осведомился Циркач, глядя на своих кураторов.

Ломов изложил диспозицию, а также стратегические и тактические планы.

– Сделаем, – подумав, заверил Циркач. – Непременно предоставлю злыдню возможность пожалеть, что он встретил меня в роковой час.

– Только аккуратнее, – произнес Ломов. – Фигурант на банду работает. Значит, не так прост.

– Ах, нет нужды учить тех, кто и так научен суровой жизнью.

– Тогда работай. – Ломов положил на стол папку с фотографиями фигурантов.

Первым отрабатывали Губанова. Был он не женат. Проживал в общежитии ткацкой фабрики, где отличился общительным характером и склонностью к употреблению спиртного в компании соседей. Одним из его постоянных собутыльников был рабочий ткацкой фабрики Анатолий Иванов, ранее неоднократно судимый. В местном уголовном розыске он был известен как агент Беспалый.

Однажды вечером Беспалый вооружился бутылкой «беленькой» и в сопровождении своего знакомца отправился к Губанову. Тот только что вернулся с работы и откровенно скучал в своей комнате, где остался один после того, как давний добрый его сосед отправился осваивать по комсомольскому призыву Дальний Восток.

– Чего куксишься, Тема? Вот бутылек. Беленькая, чистая, как слеза трудового народа по бедствиям негров Африки, – Беспалый со стуком поставил на дощатый стол поллитровку. – А вот мой кореш Саша. Вместе на киче чалились. Прошу любить и жаловать…

Бутылка беленькой и закуска творят чудеса. Вскоре уже все трое были корешами. Особенно когда появилась вторая бутылка.

Начались, наконец, пьяные откровения. Саша, он же Циркач, оказался своим в доску.

– По прикиду ты деловой, – с уважением отметил знающий толк в хорошей одежде Губанов. – Чем занят, если не секрет?

– Делами, – хмыкнул Циркач. – Кое-какой левак вожу. Ничего особенного, просто подзаработать на икорку черную. Люди деньги платят, чтобы их груз нормально доехал со Ставрополья сюда.

– Че, ворованное? – заволновался Губанов.

– Да какой ворованное! – обиделся Циркач. – Люди что-то сами делают. Сами продают. Частная инициатива – слышал такие слова?

– А-а. Тогда ладно.

– Всем хорошо дельце. Да только вот с бумажками постоянно какие-то проблемы. Ты вроде в Потребкооперации пристроен?

– Ну да, – икнул Губанов.

– А как там насчет того, чтобы достать бумажки на груз, накладные товарные? Я в долгу не останусь, – Циркач вытащил из кармана и продемонстрировал плотно набитое купюрами портмоне. – Плачу по высшему разряду. В лучших ресторанах будешь хрусты оркестру кидать, а не в общаге киснуть.

– Да глухой номер, – как от зубной боли скривился Губанов, с жадностью разглядывая портмоне. – Может, и можно. Но это с ведьмами надо плотно завязываться. А они ведьмы и есть.

– Это кто ж такие?

– Да канцелярия наша. Не приведи Господь.

– И что, никак с этой вашей Лысой горой не сговориться? – разочарованно протянул Циркач. – Им что, помады, косметика, чулочки, крепдешин не нужны?

– Ну, как сказать… Можно подумать, – Губанов не мог оторвать взгляда от денег. – Но… вряд ли…

– Эх, Тема, – Циркач подлил собеседнику водочки. – А мне добрые люди сказывали, что ты такие вопросы влет решаешь.

– Это кто сказывал? – удивился Губанов, сграбастав стакан.

– Копач. Кореш мой старый.

– Кто? – недоуменно посмотрел на Циркача Губанов.

– Ты чего, Копача не помнишь? – изумился Циркач, искоса, но очень внимательно следя за собутыльником.

– Сейчас, – Губанов постучал пальцем по своему лбу. – Копач, Копач…

– Ну такой высокий, здоровый, чернявый. Брови на переносице сошлись… Цыган он. Ну что, вспомнил?

– Цыган? – задумался Губанов. – На «химии» с одним цыганом отбывал. Но тот мелкий по сложению. Сейчас на Украине. Иваном звали. Он?

– Вряд ли, – покачал головой Циркач.

Умел он людей чувствовать, благодаря чему и живой до сих пор. И готов был поклясться, что Губанов говорит правду.

Ну что же, остался последний кандидат…

Экспедитор Жиганов на полчаса раньше снялся с работы. И тут же зарулил в пивнуху рядом с конторой Роспотребкооперации, еще не заполненную до отказа окончившими трудовой день посетителями, но уже многолюдную.

В просторном дощатом павильоне с деревянными колоннами за столиками наслаждались жизнью любители пенного напитка. Армянин-бармен, споро орудуя кружками и краном, не только одаривал пивом, но мог плеснуть и водочки. Закуской шла вобла и еще какая-то вяленая рыба. По залу слонялись с пустыми кружками пропившиеся в хлам алкаши, умоляющие плеснуть им немного, не то они тут же сдохнут, испортив другим культурный отдых. Иногда им помогали Христа ради.

Взяв кружку пива и тарелку с вяленой рыбой, Жиганов устроился за свободным столиком.

– Можно к вам присоединиться, товарищ? – возник рядом с его столом невысокий крепкий гражданин с татуированными руками, сжимавшими три пол-литровые кружки. Одет он был форсисто, непонятно, что его принесло в эту дыру, а не в ресторан «Родные края» двумя кварталами дальше.