Зверев фыркнул:

– Больно мне нужны твои бумажки! Можешь ими Кравцова завалить, а мне ты и без бумажек все так расскажешь!

Мокришин снова вздохнул:

– Ладно, спрашивай.

– Что по чемодану? Веня сказал, что там ничего нет.

– Так и есть! Бумаги, вещи, пара плавленых сырков и батон. Видимо, наш Головин очень спешил и не прихватил в дорогу ничего более существенного. Мужчина он крупный, что такое для него – два сырка?

– Черт с ними, с сырками! Что у нас с кисетом?

– А вот с кисетом все гораздо интереснее…

Зверев встал, подошел к столу и навис над Леней:

– Ну?

– Я, конечно, не должен тебе это показывать…

– Не нуди, говори, что ты там откопал!

Мокришин пошарил в карманах, вытащил оттуда маленький ключик и открыл им верхний ящик своего стола.

– Помимо табака, в кисете, который вы нашли возле тела Головина, лежало вот это, – пояснил эксперт.

Не дожидаясь Лени, Зверев схватил лежавшую в ящике обернутую в плотную бумагу коробочку. Развернул и хмыкнул:

– Спички? И что тут такого?

– А ты приглядись.

Зверев поднес коробочку к лампе:

– «Наркомлес ГЛАВСПИЧКПРОМ», город Томск, фабрика «Сибирь», три копейки за коробку… Постой… Это же не спички! – Зверев вопросительно посмотрел на Мокришина: – Вот зараза! Это то, что я думаю?

Мокришин ухмыльнулся:

– Я, конечно, не эксперт в таких делах и подобных игрушек раньше не встречал, но я уверен, что это замаскированная под коробок фотокамера. Ты знал, что Черноусов увлекается фотографией?

– Сомневаюсь, что это было его увлечением! Ну что ж… Они решили отстранить меня от дела? Ну уж дудки! – Зверев беззвучно рассмеялся и сунул обнаруженную среди табака вещицу в нагрудный карман.

Мокришин вскочил со стула и закричал:

– Куда? Это же вещдок!

Зверев зло сверкнул глазами:

– Не ной, я верну.

– Ты с ума сошел? Отдай, я же эту штуковину уже в опись внес, мне ее теперь изучить нужно.

– Чего изучить? Ты же сам сказал, что не знаешь, что это, что ты не эксперт в таких делах.

– Можно подумать, что ты эксперт.

– И я не эксперт, зато знаю того, кто наверняка сможет рассказать нам про эту коробочку много интересного.

– Кого ты там знаешь? – Леня грязно выругался, но Зверев его уже не слышал – он пулей выскочил из лаборатории.

Мокришин рухнул на стул и, продолжая костерить сбежавшего оперативника трехэтажным матом, снова принялся тереть нос своим уже изрядно замусоленным носовым платком.

После того как Зверев и его оперы вышли из кабинета начальника милиции, Корнев тут же насел на Игорька. Он заявил, что тому очень повезло и что теперь он будет работать с настоящими профессионалами, призывал не ударить в грязь лицом. Игорек кивал и слушал полковника вполуха.

Когда Корнев его отпустил, Игорек бросился в кабинет оперативного отдела и застал там одного Костина. Веня перебирал какие-то бумаги. Увидев стажера, он тут же убрал документы в стол и двинулся к выходу.

– Вениамин Петрович, ты далеко?

– На кудыкину гору! Дела у меня… срочные появились! Пойду вот… Впрочем, это не твое дело!

Игорек почувствовал, как к горлу подкатил комок:

– А мне-то что теперь делать?

– Жди прокурорских и москвича этого! Я так понимаю, что теперь ты поступаешь в распоряжение Кравцова. Он тебя представит гостям и скажет, что ты должен будешь делать.

– А если прокурорские сегодня не появятся?

– Ну, значит, не появятся! Сиди, короче, тут и отвечай на звонки.

Игорек набычился:

– Долго сидеть?

– До конца рабочего дня, а потом дуй домой, к мамке!

Игорек сжал кулаки и процедил:

– А если я не хочу?

Веня задержался в дверях:

– Чего не хочешь? К мамке?

– Нет, не к мамке! Не хочу работать с этими… хочу, как все! С вами хочу работать!

Костин улыбнулся:

– Ладно тебе, не дури! Раз Зверев решил тебя в деле оставить, значит, у него есть на то основания.

– Какие еще основания?

Веня пожал плечами:

– Откуда мне знать! Одно тебе скажу, раз Зверев так решил, значит, так надо. Все, с меня хватит! Пока, – подытожил Веня и вышел из кабинета.

Спустя полчаса после ухода Костина в кабинет явились Горохов и Евсеев.

– Сидишь? – Шура скинул пиджак и повесил его на спинку стула.

– Сижу. Что мне теперь остается делать? – буркнул Игорек.

– Ну сиди-сиди! Когда приедет этот самый следак из Москвы, ты ему сразу свои конспекты покажи. Какую-нибудь статью из «Дисциплинарного устава» прочитай, а потом про белковые яды расскажи. Понравишься – глядишь, он тебя с собой заберет, и будешь ты у нас, Игореша, в главке служить.

Игорек снова сжал кулаки и отвернулся.

– Отстань от него! – вступился за парня Евсеев. – Не видишь, он не в духе. Похоже, такие перспективы ему не по душе.

– Не по душе! Я с вами работать хочу! С вами, с Веней и Зверем.

– Вот видишь, Шура, парень понимает, кто настоящий сыскарь, а кто нарисованный, – продолжал Евсеев. – Так что ты бы попридержал язычок-то…

– А чего я такого сказал? Ты бы сам что, отказался бы в главке служить? – возмутился Шура Горохов.

– Меня и здесь неплохо кормят, – отмахнулся Евсеев. – Кстати, по поводу кормежки… Не пора ли нам в столовку наведаться?

– В столовку – это я завсегда пожалуйста! – Шура схватил со стула пиджак и, по-пионерски «отсалютовав» Игорьку, вышел из кабинета.

Евсеев снял с гвоздя кепку, по-приятельски хлопнул Игорька по плечу:

– Ты с нами или как?

– Не с вами! Может быть, позже! – с обидой в голосе процедил Игорек.

– Ну, как знаешь.

Когда Евсеев и Горохов ушли, Игорек подошел к окну. Он видел, как оба опера вышли из управления в сопровождении архивариуса Эмилии Эдуардовны Сониной и направились в сторону заводской столовой, в которой обедало большинство сотрудников управления.

Глядя на беспечные лица Димы и Шуры, Игорек снова тяжело вздохнул и подумал, что тоже неплохо было бы пообедать, но, сунув руку в карман, в ужасе почувствовал, что там нет кошелька.

«Наверное, забыл дома. Вот черт!»

Игорек тихо выругался и снова уселся за стол. Идти в столовую сразу расхотелось. Он мог бы, конечно, одолжить денег у Шуры или Димы, но это было чревато последствиями. Слушать издевки Шуры о том, что ему денег мамка не дает, или что-то в этом роде, он сейчас совсем не хотел.

Игорек включил плитку, поставил на нее чайник и насыпал в кружку заварку. После этого он отыскал в столе пачку кускового сахара и стал его грызть. Когда чайник закипел, Игорек плеснул в кружку кипятка. Сахарок да чаек – вот и весь перекус. Именно так в Горьковской школе милиции они с приятелями перебивались в трудные дни, в ожидании стипендии.

Наполнив желудок горячей водой, Игорек достал из ящика тетрадку с конспектами и углубился в чтение.

Дома на ужин были сосиски с картофельным пюре и зеленый горошек. Отдельно в хрустальной салатнице томился капустно-морковный салат, который мать всегда называла «витаминным».

Игорек без особого аппетита съел сосиску, потом долго тыкал вилкой горошины. К «витаминному» салату, который Игорек очень любил, в этот вечер он даже не притронулся.

Закончив ужинать, Комарик вымыл тарелку и удалился в свою комнату. Он взял в руки учебник по криминалистике, плюхнулся на кровать и стал листать страницу за страницей. Читать совсем не хотелось. Буквы расплывались перед глазами, на душе скребли кошки. Игорек швырнул книгу на кушетку и оглядел свою комнату.

За два года, пока он учился в Горьком, здесь мало что изменилось. Навесная полка с книгами все так же прогибалась от увесистых томов Пушкина и Толстого. Тут же стояли яркие, но уже довольно потрепанные книжки с произведениями Гайдара, Островского и Бианки. На стене тикали часы с кукушкой, в углу, за креслом, стоял его старенький велосипед «Украина» с погнутой рамой и спущенными колесами.