– Помогите-е, горю! – истошным голосом завопил, вытаращив от ужаса глаза Павлин, и принялся биться в конвульсиях, силясь потушить на себе охваченый ярким пламенем пиджак. – Помогите-ете-е!

Илья увидел, как с той стороны двери к замочной скважине приник мутный зрачок Ключника. Зрачок, в котором отражались всполохи розового огня, торопливо подвигался из стороны в сторону, оценивая обстановку в карцере, потом проскрежетал ключ и внутрь ввалился Ключник. Растерянно суетясь, он все же расторопно скинул с себя пиджак и принялся сбивать пламя с катавшегося по полу Павлина, что-то громко мыча и лихорадочно сверкая глазами.

Улучив момент, Илья проворно вскочил и умелым приемом, ребром ладони чуть ниже челюсти, одним ударом вырубил бандита. Потом снял с перепуганного насмерть Павлина горевший пиджак, бросил на пол и затоптал.

– Что, жар-птица, испугался? – поинтересовался он, взволнованно посмеиваясь, оттого, что его затея удалась. – Сейчас тебя развяжу, а Ключника свяжу, будете с ним здесь на пару куковать.

– Н-н-н не хочу тут б-б-б-быть, – заикаясь, залепетал Павлин. – Х-х-хочу на в-в-волю.

– Рано тебе еще на волю, – осадил его Илья. – Срок еще не вышел. Сиди и жди, когда за тобой местные сыскари придут. Думаю, у них много к тебе вопросов наберется.

Он пошарил в карманах у Ключника, разыскивая ключ от входной двери на улицу.

– Вот он, красавчик, – обрадованно воскликнул Илья. – До скорой встречи в милиции, птица Гамаюн!

Он закрыл на замок дверь, пробежал по темным коридорам, освещая себе путь зажигалкой, прикрывая ее ладонью, чтобы робкий огонек не погас и, наконец, очутился на улице. С облегчением вздохнул полной грудью воздух свободы, огляделся. Светил нарождавшийся месяц, но и при его тусклом свете можно было хорошо разглядеть окружающие предметы. Илья взглянул на светящийся циферблат своих трофейных часов, была половина двенадцатого.

– Твою мать! – выругался он, видя, что время поджимает, и скоро его дружки бандиты будут приступом брать на железнодорожной станции вагон с мехами, а может, и по-тихому обойдутся: тут уж как им повезет.

Сунув оба ключа в карман галифе, Журавлев поспешно направился между прилавками и торговыми рядами к выходу с рынка. Выбежав на пустынную дорогу, он увидел светящиеся фары приближавшегося автомобиля. Судя по работе мотора, это была полуторка. Дорога была каждая минута, и Илья решительно бросился наперерез, едва не угодив под колеса.

– Стой! – заорал он, отчаянно размахивая руками. – Да стой же, тебе говорю, идол окаянный! Милиция!

С того дня, когда пропавший Илья Журавлев вдруг объявился у бандитов, Семенова изо дня в день угнетали одни и те же нерадостные мысли. Он непрестанно думал о том, как тяжко молодому оперативнику существовать в среде уркаганов, готовых пойти ради денег на самые жестокие преступления. Леонтий понимал, что это не выход, но постоянно ставил себя на место Журавлева, думая, как бы он поступил в том или ином случае. От навязчивых мыслей он спал урывками, большую же часть ночи взволнованно ходил по своей комнате в общежитии и так извелся, что в минуты короткого забытья ему стали сниться настолько дурацкие сны, что он и в самом деле поверил в нехорошее предчувствие.

Вот и сегодня он в семейных трусах сидел на кровати, плотно прижимая подошвы босых ног к холодным доскам пола с отстающей во многих местах краской грязно-желтого цвета. Сгорбившись, облокотившись на колени, охватив ладонями голову, он горестно думал.

«Может статься, Илюхи уже и на белом свете нет, а я тут сижу в безопасности, ничего не делаю… жду. А чего жду – и сам не знаю. Надо как-то завершать операцию… потому как, чем дальше в лес, тем больше дров. Раскусит его Ливер, тот он еще бандюк…»

Семенов резко поднялся, с досады пнул ботинок, который некстати подвернулся под ногу, отправив его на другую сторону комнаты. Леонтий сдавленно застонал, вновь охватил потную голову руками и сокрушенно ею помотал: «Что же делать?»

Тут в коридоре раздались торопливые шаги, и одновременно со стуком в дверь с той стороны громко позвали:

– Семенов, спишь? Просыпайся! Тебя срочно к телефону требуют. Дежурный Валехин звонит! Да быстрее, не задерживайся!

Снизу в дверь саданули чем-то тяжелым, очевидно, сапогом, потому что она затряслась, как лихорадочная, чуть не слетев с петель: наверное, дежурный по общежитию хотел удостовериться, что постоялец проснулся.

– Иду! – раздраженно отозвался Семенов и, как был в одних линялых синих трусах, вышел в коридор. Звучно шлепая босыми ногами по полу, быстро побежал следом за дежурным по длинному коридору, вниз, где находился телефонный аппарат.

«Началось! – билась у него в голове единственная мысль. – Накаркал, идиот! Должно быть, что-то с Илюхой случилось! Забили парня! Сволочь я, каких мало!»

– Убийство, что ль, опять? – на бегу спросил он у сержанта.

– Да какое там убийство! – отмахнулся тот, не оборачиваясь. – Валехин говорит, дело особой государственной важности. Если не врет, как всегда. С него станется.

– Я сам тогда голову ему откручу, – пообещал Семенов, немного успокоившись от его слов.

Он хорошо знал старшего сержанта Валехина, который ради красного словца мог и приврать. Только здесь, по всему видно, дело обстояло довольно серьезное и вряд ли он станет шутить такими вещами.

– Слушаю?! – заорал Семенов в трубку, сипло дыша, еще не успев, как следует, приложить ее к уху. – Чего там у тебя, Валехин, случилось?

– Товарищ старший лейтенант, – услышал он на том конце провода одновременно испуганный и недоверчивый голос дежурного по Управлению. – Тебя какой-то летеха спрашивает, говорит, что это очень важно. Журавлев его фамилия. Знаете такого?

– Дай ему трубку! – незамедлительно распорядился Семенов с такой откровенной радостью на усталом от недосыпа лице, да так оглушающе громко, что молоденький сержант, едва успевший вновь присесть за стол, вскочил, удивленно вскинув на него глаза. Смутившись от столь бурного проявления чувств, несвойственного его невозмутимому характеру, Леонтий жестом указал милиционеру сесть на место, а сам быстро заговорил, но уже довольно сдержанно: – Здорово, Илюха! С чем пожаловал, что-то случилось? А то я уже за тебя переживать стал.

– Семенов, тут такие дела… – взволнованно заговорил Журавлев, потом запнулся и, вдруг сбавив голос почти до шепота, загадочно проговорил: – Только это не телефонный разговор…

В этот момент Леонтий, будто въявь увидел, как Илья при этих словах недоверчиво покосился на дежурного по Управлению; Семенов сразу обо всем догадался и быстро сказал:

– Передай Валехину трубку. – И через секунду уже давал распоряжения старшему сержанту: – Валехин, немедленно отправь Журавлева с дежурным «студером» ко мне, я сейчас оденусь и приеду вместе с ним. Быстро! Одна нога там, другая здесь!

– Слушаюсь! – чуть замешкавшись, не сразу ответил Валехин, несказанно пораженный тем, что какой-то незнакомый лейтенант, да и тот из бывших фронтовиков, имеет столь значительный вес, что сам товарищ из МУРа распорядился выделить в его распоряжение дежурный «студебеккер». Правда, ненадолго, только затем, чтобы съездить за самим Семеновым, но тоже очень уж удивительно. Но старший сержант Валехин служил в Управлении НКВД не первый год, и служил исправно, на совесть, имея от родины и от начальства не одну Почетную грамоту за безупречную службу, и привык за долгое время лишних вопросов не задавать.

Он поспешно бросил трубку на аппарат, выскочил из дежурки, на ходу взволнованно отдавая отрывистые команды:

– Лейтенант… Журавлев… за мной… быстро!

Они скорым шагом вышли на улицу, где у парадного входа стояла машина, полученная в свое время для фронта от союзников, а после войны доставшаяся Управлению.

– Барсуков, – Валехин ударил кулаком по кабине, – подъем!

Водитель с неохотой оторвал помятое со сна лицо, сладостно покоившееся на руках с въевшимся в поры кожи машинным маслом, обнимавших баранку. Потирая покрасневшую щеку с трехдневной щетиной, которую успел отлежать, недовольным голосом спросил, высунув растрепанную голову в окно: