– Как и человек.

– Ну, вообще-то мы не совсем люди.

– А кто? – удивился Васин.

– Мы – государственная функция по защите общества. А уже потом все остальное – человек, чувства, потребности.

– Я заметил. – Васину взгрустнулось. Почему-то именно в этот момент ему жгуче захотелось обнять жену и дочку. Обсудить житейские дела. Съесть котлету с пюре и чаем. И завалиться спать в свою кровать. Но функции в данный момент этого не позволяли.

На вокзале в Ужгороде их встретил Шабур. С Васиным он даже обнялся, как с родным. С уважением пожал руку гиганту Ломову, про которого был наслышан от лейтенанта.

Потом – накатанная программа визита. Обустройство в гостинице. Визит к руководству уголовного розыска области и обсуждение планов. Надо отметить, местные сотрудники подготовились тщательно.

– Ну что, покажем, как надо играть на нервах и обстоятельствах, – улыбнулся Ломов. – И что такое с виду глупая, но в реальности крайне эффективная оперативная комбинация.

– Лишь бы толк был, – сказал начальник уголовного розыска.

Мельчайшие детали предстоящей операции дорабатывали уже втроем – командировочные опера вместе с Шабуром. Шероховатые детали, которые постоянно вылезали при планировании, надо было прилизать.

– Плохо, что ты, Порфирий, примелькался в этом селе, – отметил Шабур.

– Да уж, – кивнул Ломов. – Надо бы тебя, студент, по идее задвинуть подальше и держать на подхвате.

– Шеф, я наяву слышу такое? – укоризненно произнес Васин.

Ломов внимательно посмотрел на него:

– М-да… Придется тебе расстаться с рыжими кудрями.

– Но…

– Не хочешь, как хочешь…

В итоге Васин перестал бриться. Обстригся наголо. Ему подобрали оперативный гардероб. И однажды, глядя в зеркало, он не узнал себя. На него смотрел типичный работяга.

Надо надеяться, что и цыгане его не опознают. Тем более накоротке общаться с ними он не собирался. Его дело маленькое – ждать и смотреть…

Цыганское село шумело, переполненное новыми событиями и острыми ощущениями. Жило в ожидании чего-то грандиозного. Оно и понятно – не каждый день прилетает из дальних краев ангел мщения.

А началось все очень даже буднично. В одно прекрасное солнечное августовское утро толкнул калитку и шагнул на участок в селе Боржавское высокий мужчина с едва отросшим ежиком волос. И сказал хлопочущей во дворе сестре:

– Вот я и вернулся, Черген! Живой!

Женщина всплеснула руками. Завопила радостно. Бросилась брату на шею. Расцеловала его. Заплакала. А потом очень серьезно посмотрела в глаза:

– Освободили? Или сбежал?

– Освободили, – поспешил успокоить ее Януш. – За доблестный труд.

– Да так уж и за труд, – с сомнением произнесла женщина, отлично зная отношение к этому самому труду своего брата. Потом как-то сразу помрачнела и спросила: – И что теперь делать будешь?

– А что по совести положено, – с отчаянной веселостью воскликнул он. – И кому-то сильно не поздоровится.

Первый день жители села провели в ожидании. Неприглядную историю вражды и крови между Арапу и Дземенчонками здесь знали все, начиная с младенцев. Равно как известен был и буйный нрав Януша. Все понимали, что за время отсидки он вряд ли смягчился.

На второй день Януш умело поправил покосившуюся дверь. Забрался на крышу и починил разошедшуюся красную черепицу. Потом долго, с удовольствием, колол дрова, складывая их в поленницу.

Черген окатила его холодной водой. Януш удовлетворенно пофыркал. Поблагодарил сестру. Вытерся полотенцем. Натянул просторную серую холщовую рубаху с красными узорами. Снова взял колун. И отправился в гости.

– Не надо, Януш! – заголосила сестра. – Не смей! Все прошло!

– Э, нет. Все только начинается…

Он уверенно шагал на другую сторону села. Соседи молча смотрели ему вслед. В их глазах читалось нетерпеливое ожидание – эх, что-то сейчас будет!

Гита Арапу варила обед в большом чугунном котле на своем участке. В воздухе плыл пряный мясной аромат. Женщина была так увлечена своим делом, что обратила внимание на гостя с топором, когда тот уже шагнул за калитку. И выронила половник.

– Зачем ты пришел, Януш? – заголосила она. – Я тут ни при чем! Зачем ко мне пришел?!

Гость хищно осклабился и направился к хозяйке. В доме никого больше не было: мужчины и племянницы – все на заработках. Оборонял дом только тринадцатилетний племянник. Он отважно, как лев, бросился на Януша, что-то угрожающе крича.

Януш недоуменно посмотрел на него и махнул рукой – мальчонка легко, как перышко, полетел на землю.

– Брысь, шкет! Зашибу!

– Уйди, Гудло! – заорала на пацана тетка. – Я сама буду говорить с гостем!

– Да о чем мне с тобой говорить! – воскликнул Януш. – Убивать я тебя, старую клячу, не собираюсь. Пока не собираюсь. А вот Михая убью!

– С Михаем и говори. Чего ко мне пришел?

– Так вот я и пришел, чтобы поговорить с ним. А его нет!

Рядом с крыльцом он увидел канистру с керосином и удовлетворенно улыбнулся. Сунул под мышку топор. Взял канистру. Открутил крышку.

– Погрейся, Гита. А то холодно тебе небось! Косточки старые мерзнут!

С канистрой в руках Януш двинулся к сараю и щедро облил его горючей жидкостью.

– Что же ты, сучий кот, делаешь?! – заорала Гита, хватая его за руку и пытаясь отнять канистру. – Чтобы тебе конь в глотку нагадил!

– А ну заткнись, женщина! – Януш оттолкнул ее так, что она едва не упала. Вынул из кармана брюк помятый коробок спичек. Зажег сразу несколько. И с радостной улыбкой бросил на смоченную керосином стену сарая. Доски с готовностью занялись огнем.

Гита отчаянно завопила:

– Люди, помогите-е-е!

– Это мы только разогреваемся, – сказал Януш, обернувшись у калитки, и добавил с многообещающей гадкой улыбкой: – В следующий раз дом вместе с тобой сожгу! Потому что терпение мое короткое!

Отовсюду уже сбегался народ с ведрами. От Януша, неторопливо идущего по дороге, шарахались, как от чумного.

Сарай потушили до того, как огонь перекинулся на дом. Понятное дело, в милицию никто обращаться не стал. Где милиция и где цыгане? Всегда своими силами разбирались.

Вот только с силами сейчас было неважно. Старый баро еще мог бы попытаться что-то предпринять. Но нынче усилиями Шабура он сидел в областном СИЗО, куда переехал после того, как врачи поставили его на ноги. Замещал его теперь сын двадцати годков от роду. Если даже старик, авторитетный и жесткий, боялся лезть в споры двух враждующих семейств и не спешил становиться на чью-то сторону, то его преемник вообще впал в прострацию.

Потом парень все же попытался поиграть в миротворца. Пришел к Янушу с примирительным заходом:

– Мы все цыгане. Что нам делить?

– Он брата убил и сестру обесчестил, – произнес Януш сухо.

– То давно прошло. Ты Арапу сейчас красного петуха пустил. Запугал. Ну и квиты. Зачем дальше вражда?

– Твой отец судить Арапу должен был. Тогда еще, за моих брата и сестру. И где ваш суд?

– Вот и рассудили, считай. Примириться вам надо и о прошлом забыть.

– Примириться с Михаем? Скорее луна упадет в реку.

– Януш, ты одного не понимаешь. Ты не знаешь, каким Михай стал окаянным. Озверел. Людей стреляет, как куропаток. И тебя убьет. И семье твоей плохо будет. Не боишься?

– Так я тоже озверел. И давно ничего не боюсь.

– Крови цыганской жаждешь?

– Послушай. Я тебя и твою семью уважаю. Но не лезь ты в наше дело. Мы все решим сами. Бог рассудит.

Конечно, неплохо бы, как встарь, решить вопрос поединком на кнутах, кончиком которого вполне можно рассечь противнику горло. Но сейчас другие времена. Традиции поблекли. Теперь в ходу нож, ружье или «наган». И выстрел в спину.

Януш уже давно ничего не боялся. Но опасался и все предусматривал. Потому на следующий день после поджога отправил свою сестру к родственникам в Минскую область.

А сам стал ждать. Он был уверен, что Михай придет. И тогда они закончат давно начатый спор…