– Скажи вот еще что… Помнишь, еще до боя курантов, до нашей со Снегиревым стычки я выходил на улицу, потом ко мне вышел Макс. Не заметил, кто поднимался с Валентиной наверх на балкон?

– Вроде как я поднимался, – пожав плечами, произнес не совсем внятно фотограф. – Только я на балкон не пошел, я к себе направился.

В этот момент дверь в комнату Игнатенок отворилась, из-за нее показалась заплаканная Жанна. Всхлипывая, она обессиленно навалилась на мужа, обняв того за плечи:

– Лёвик, поехали домой. У меня уже во рту сушит, сахар пополз… Я не останусь здесь ни часа больше! Не могу!

– Хорошо, хорошо, котенок, – привычно засуетился Лёвик, – сейчас соберемся и уедем. Только такси заказать надо предварительно. Сейчас я сбегаю до Антоши, поговорю. Он разрешит позвонить, такси приедет, и мы укатим отсюда. И забудем всё произошедшее как страшный сон.

Стас наблюдал за умиленными расшаркиваниями фотографа перед супругой, взирал на его сюсюканья-причмокивания и вдруг поймал себя на том, что всё выглядит настолько органично, что не придерешься.

Кроме одного – небольшого розового рубца на ушной раковине. И этот рубец постоянно притягивал взгляд.

Когда Лёвик направился вниз к Антону, Жанна тотчас поспешила скрыться в комнате. Преграда в виде фотографа с растопыренными руками теперь отсутствовала, и Стас решил внаглую воспользоваться ситуацией.

Постучав, он приоткрыл дверь:

– Жанна, я понимаю, тебе сейчас плохо, хотелось бы побыть одной, но… Есть вещи, которые нельзя откладывать. Убита твоя подруга.

Жанна лежала ничком на кровати, отвернув голову к стене:

– Пошел вон, Корнейчук, не до тебя сейчас. Я слышала, что ты говорил Лёвику. Главный садист ты, а не он. Кто зажал шприц? Ты! А больше мне сделать укол инсулина нечем. Видеть тебя не хочу.

Стас решил идти ва-банк:

– Ты знаешь, откуда у Лёвика шрам на ухе?

– По собственной глупости получил, детство взыграло в одном месте, даже вспоминать не хочется.

– Ты видела этот степлер? Эту приколотую к уху фотографию?

Жанна повернула опухшее от слез лицо к Стасу:

– С ума сошел? Нет, конечно. К счастью, меня на той вечеринке не было. Я терпеть не могу кровь, меня сразу же от одного ее вида мутить начинает. Не приведи господи!

– Когда это случилось? Когда появился шрам у него на ухе?

– Давненько уже, где-то осенью. – Жанна вдруг зевнула, не успев прикрыть рот ладонью. – Помню, дождь шел в тот день.

– Что это была за вечеринка?

– На работе у него, то ли день рождения отмечали у начальника, то ли родился кто-то. Что мне там делать? Я никого не знаю. Скука.

Спускаясь по лестнице, Стас услышал голос Михаила Державина – значит, по телевизору начался «Голубой огонек». В кресле сидели хозяева дачи – Антон и Мила и о чем-то шушукались. Едва увидели Стаса, сразу же замолчали.

– Как идет расследование? – поинтересовался Снегирев, не сводя глаз с сыщика. – Если нужна какая-нибудь помощь, только заикнись.

– Единственная помощь, которая требуется, – как можно более обыденно, словно доцент кафедры на лекции по сопромату, конкретизировал Стас, – это вызвать нам с супругой такси.

Услышав про такси, Антон поиграл желваками, потом процедил сквозь зубы:

– Хочешь слинять? Струсил?

– Струсил ты, когда я предложил вызвать милицию. Так струсил, что даже передо мной извинился. Трусишь и сейчас, когда чинишь препятствия нашему отъезду. Я даже не прошу дать мне телефон, хотя это твоя обязанность, я прошу просто вызвать такси.

– Ну, хоть что-то по расследованию ты мне скажешь? – взмолился Антон, вскинув вверх руки. – Или так и не продвинулся ни на йоту?

– Скажу две вещи. Первое: в том, что здесь произошло, виноват и ты. Без сомнения! Я пока не знаю, в чем конкретно заключается твоя вина, но она есть, в этом я уверен. И второе, ты что-то от меня и сейчас скрываешь, боишься признаться. Так кто из нас настоящий трус?

По тому, как залилось краской лицо Антона, Стас понял, что попал в точку. То, что рядом сидела Мила и слышала весь их разговор, сыщика не смутило. «Что ж, возможно, так даже лучше», – подумал он.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – признался тем временем Снегирев. – Не говори загадками. Имей совесть, мы все немного выпивши.

– Разреши мне пообщаться с твоей женой без свидетелей.

– Ради бога, – усмехнулся хозяин дачи, испытав, кажется, облегчение от того, что ему удалось вывести себя из-под удара. Пусть и ненадолго.

Оказавшись с Милой на кухне среди ароматов специй, шкворчащих сковородок и булькающих кастрюль, Стас немного растерялся. Дело в том, что, занимаясь готовкой (а в том, что хозяйка дома – первоклассная кухарка, не было сомнений ни у кого), Мила чувствовала бы себя как рыба в воде. Он же среди всей этой вкусовой магии – наоборот, как рыба, выброшенная на берег. Ситуацию будет контролировать Мила, а должен он.

Почувствовав это, хозяйка успокоила его как могла:

– Не волнуйся, обещаю быть предельно откровенной. Задавай любые вопросы. Отвечу как на духу.

Подбодренный таким признанием, он ринулся в бой:

– Мила, скажи, убитую и Антона что-то связывало?

– Думаю, нет, иначе я была бы в курсе. Снегирев, конечно, ловелас еще тот, всех его пассий я знаю наперечет. Но Ленки среди них не было. Ты ведь это имел в виду?

Мысли в голове сыщика плясали, вопросы рвались наружу, норовя обогнать друг друга. Главное было – не забыть ни о чем.

– Помнишь, я выходил на улицу, еще до того, как куранты стали бить… Еще до ссоры с твоим Антоном. Кто выходил в тот момент с Валентиной на балкон?

– Как ты выходил на крыльцо, помню, к тебе потом еще Макс, кажется, вышел, а кто наверх поднимался, убей, не помню.

– Ты в курсе, как работает ваша сигнализация на даче?

– Если вовремя не отключить, то через три минуты заорет. Где отключать, как ставить, извини, не покажу – секрет, сам понимаешь.

– Только заорет? Больше ничего?

– Сигнал на пульт милиции поступит.

– Такое уже случалось? Кто-то пытался вскрыть вашу дачу?

– Нет, слава богу. Ой, ворона… – Мила неожиданно всплеснула руками, едва не выронив медный половник, которым наливала воду в кастрюлю. – Вот уж ворона! Перелила рассол. Сейчас протру.

Стас взглянул на пол, куда указывала хозяйка, и увидел там небольшую лужу. Мила уже хлопотала со шваброй, когда он задал следующий вопрос:

– Во время просмотра фотографий, помнишь, пауза возникла… Валюха что-то хотела сказать, но ей не дали. Она замолчала.

– Что-то такое припоминаю, но что имела в виду твоя жена – не в курсе. Она ведь гинеколог, сам понимаешь…

– Не понимаю. Что ты конкретно имеешь в виду? Мелочей здесь быть не может!

– Ну, увлеклась, могла сболтнуть то, что не предназначалось для мужских ушей. О нашем, женском, что тут непонятного?

– Что ты сама думаешь, кто мог… убить Лену Седых?

– Ума не приложу, даже приблизительно не представляю.

Услышав последние слова хозяйки, Стас испытал разочарование. Так тараторил, и – никакой информации в ответ. Хотя другого он, увы, не ожидал. Просто примерная семья, дружная компания, хоть сейчас в золотую рамочку помещай и на стенку вешай.

А в комнате наверху лежит труп!

Смутно ощущая, что Мила что-то недоговаривает, он чувствовал, что недоговаривают все: и Макс, и Лёвик, и Жанна, и Антон. Все понемногу, а в целом набирается…

Но что именно они скрывают, понять не мог. У них что, круговая порука, как в романе «Убийство в “Восточном экспрессе”»?

Даже Валентина что-то скрывала! И от кого? От него, своего мужа!

Не предназначено, видите ли, для мужских ушей. Ну-ну…

Что, Пинкертон, облажался? Да, дела.

Он уже выходил из кухни, когда Мила его окликнула. Обернувшись, Стас увидел, как она манит его пальцем обратно. В другое время он бы счел это неприличной наглостью, а тут молча вернулся, как будто так и надо.