– Вы совсем одни? – спросил Шабур с порога, оглядывая просторную комнату со стенами, расписанными картинками в виде пасущихся на лугу оленей. – Где родня, где мужчины?

– Разбежались все. Никто не вспоминает старую Гиту. Только племянницы, – хозяйка дома кивнула на молчаливых девчонок. – А остальных годами не вижу. Не пишут. Телеграмм не шлют. И кто где – только Господь знает. Как в 1954-м разбросало, так и все.

При этом в глазах ее искрилась насмешка. Сразу стало понятно, что каши с ней не сваришь. Знает она все. Но не скажет ничего. У лейтенанта появилась уверенность, что даже если припереть ее реальным компроматом, она и тогда не расколется. Есть такой железобетонный упрямый тип людей.

Проверяя другие дома, оперативники пытались проводить разведдопрос. Какие цыгане из других краев наведываются, особенно к семье Арапу? Кто при деньгах, а то и на машине? И, главное, в каких местах осели их родичи, где их искать?

Молчанка. Даже те, у кого с Шабуром вроде бы нормальный контакт по прошлым делам наблюдался, ничего вразумительного сказать не могли.

– Ну, а сейчас гвоздь программы, – сказал Шабур Васину, когда они остановились перед домом баро. – Пошли главного тиранить.

Баро явно волновался и, как только сотрудники ступили на порог, принялся жалобно причитать:

– Меня тоже обыскивать будешь? Нехорошо это. Не по-человечески. Авторитет мой роняешь.

– Ничего с твоим авторитетом не сделается, – хмыкнул Шабур. – Посмотрим и уйдем…

Понятное дело, жилище баро было самым богатым. На видном месте, прямо в центре большого зала, лежала деревянная булава, будто выставочный экспонат в музее.

– Это что за антиквариат? – поинтересовался Васин.

– Да так, – засмущался баро. – Старая вещь, из поколения в поколение переходит. Символ власти.

– Как скипетр? – блеснул эрудицией Васин.

– Все правильно рассуждаешь.

– И многих ты им вразумил? – поинтересовался Шабур.

– Ну, о чем ты говоришь, Сергей Анатольевич, – потупил глаза баро. – Это все пустые слухи и злые наговоры.

– Как же, слухи! – хмыкнул Шабур и пояснил Васину: – Каждому баро по должности такая булава положена. И вовсе это не символ власти. Ею отступников, провинившихся и прочих неугодных колотят. Так ведь, феодал?

– Отжившие традиции, – вздохнул баро.

– А совсем уж пропащих соплеменников такой и пристукнуть могут, – добавил Шабур.

– Слушай, такой важный начальник, а всяким сплетням веришь! Какой бить? Какой пристукнуть? Цыган мирный человек. Мы друг друга бережем.

– Ну да, ну да…

Дом осмотрели быстро. Ничего интересного не нашли. А потом принялись за участок.

В сарае Шабур попрыгал по дощатому полу, потопал по нему ногой. Взял топор, принялся взламывать там, где доски прогнулись. Баро побелел, как мел, глаза забегали.

Вскоре открылся просторный глубокий подпол. Шабур спрыгнул вниз.

– Тянем! – крикнул он Васину, толкая наверх свою находку.

Они достали зеленый оружейный деревянный ящик. Васин поддел крышку топором. Внутри лежало пять винтовок Мосина, по виду прямо с завода, в густой смазке.

– Не трогать, – предупредил Шабур, вылезая из подпола и отряхивая пиджак от пыли. – Пальчики могут быть на них.

– Какие пальчики! – взвился баро. – Не мое! Мало ли кто мне в подпол чего сунул!

– Разберемся, баро. Во всем разберемся!

Когда цыганского главаря вели в милицейский автобус, вся деревня провожала его траурным молчанием. Он трогательно попрощался с двадцатилетним сыном, который что-то в отчаянье заголосил по-цыгански. На этого парня сейчас оставалось все село.

Операция закончилась. Милицейский автотранспорт отбыл в сторону Ужгорода, увозя баро, пару задержанных женщин, краденые вещи и ящик винтовок.

В Управлении баро, понятное дело, от оружия яростно открещивался. Мол, я не я, и винтовка не моя. С неба упала. Но у Шабура имелись возможности доказать обратное. Судя по всему, винтовки эти – со скрытых складов, оставленных Красной армией в начале войны на территории Западной Украины. Нашли их цыгане и год не могли решить, что с ними делать.

В кабинете управления Васин с Шабуром затеяли с баро разговор по душам. Быстро перевели его на Копача – как, что, давно ли виделись? Баро усмехнулся и покачал головой:

– Да ничего я не знаю. Михая не видел много лет. А если бы и видел, никогда бы не сказал. Так что зря вы время тратите.

С уверенностью произнес, твердо. Хотя взгляд его был затравленный.

Васин понял, что если долго давить, то додавить баро можно. На том допрос и закончился. Цыган неожиданно начал хватать ртом воздух. Схватился за сердце. Посинел и завалился на пол.

А дальше «Скорая помощь». Больница. Реанимация.

Врачи сказали, что цыган жить будет, но состояние его неважное. Сердечный приступ был сильный. Возможности допрашивать пациента не будет еще долго. Если он вообще выживет.

Васин, как наяву, ощутил хлопок – это лопнули мыльные пузыри всех его надежд на командировку в Закарпатье. Оставшись наедине с Шабуром, он со вздохом проговорил:

– И что мне дальше делать? Вино домашнее пить и загорать? Время идет. Банда на свободе.

– Должен же этот твой Копач свою родню в Боржавском навещать, – произнес Шабур. – Хотя бы чтобы достижениями похвастаться. И наверняка это делал не раз.

– И как мы это узнаем, если они молчат, как партизаны?

– Надо в табор агента внедрять.

– Это вообще возможно?

– Возможно все. Только трудно, – поморщился Шабур. – Будем думать…

Во внедрение Васин не шибко верил. Тем более сам Шабур только прикидывал, как можно это сделать, по нему было заметно, что не особенно он надеялся на быстрый результат.

Срочно требовался иной источник информации. Какой? Кто в области должен знать все?

Васин полез в нагрудный карман пиджака и вытащил блокнот, в который была вложена бумажка с телефоном. Та самая, которую дал ему Ломов на вокзале.

В кабинете угрозыска УВД был городской телефон. Васин набрал номер. Никто не ответил. Через полчаса лейтенант перезвонил вновь. На сей раз в трубке пророкотал густой бас:

– Полищук у аппарата.

Васин представился и пояснил:

– Мне майор Ломов рекомендовал к вам обратиться.

– Ломов! – бас стал приветливым и еще более густым. – Давай, подъезжай ко мне, лейтенант! Прямо сейчас!

– Да я тут уже. В здании УВД.

– Тогда поднимись на третий этаж. Мой кабинет сразу увидишь. Триста тринадцатый. Счастливое число!..

Оценивая трубный бас в телефоне, Васин ожидал увидеть эдакого гиганта, под стать самому Ломову. Но Полищук оказался крепко сколоченным, абсолютно лысым человеком ниже среднего роста, на вид лет под пятьдесят. Одет в военную форму с подполковничьими погонами. Внешне он вполне тянул на обычную тыловую крысу, если бы не специфический для людей определенного рода деятельности взгляд, которым можно прожечь насквозь. Оперативник в колонии – совершенно особая порода людей. Хитрые и жестокие. Иначе зону в руках не удержать.

– Значит, от самого Михаила Семеновича, – с добродушной улыбкой произнес Полищук.

– Так точно, – ответил Васин. – Можно сказать, мой учитель.

– Повезло тебе, брат. Ты не представляешь, какие он, в бытность нашу в НКВД, оперативные комбинации закручивал. Есть что вспомнить, – ностальгически протянул Полищук. – Значит, пригрелся мой старый друг в уголовном розыске в Светогорске.

– Не столько пригрелся, сколько впахивает.

– Да ладно. Все мы где-то пригрелись. В искусстве чекиста, брат, главное вовремя отойти в сторону. Некоторые, на беду свою, не сумели.

– Вы вместе с Ломовым служили в Москве?

– Служили. И по одному дельцу работали. В результате нас и задвинули… Служба такая. Мы как ящики в буфете. То выдвигают нас, то задвигают. И порой кое у кого возникает очень нехороший интерес, а что же в этих ящичках памяти лежит интересного. А это, знаешь ли, чревато, лейтенант…