Теперь Павел Васильевич закрыл глаза, и перед ним как живая появилась та самая девчушка в разодранных чулочках. Он вспомнил ее глаза, спокойные и усталые.

Точно такими же глазами на него недавно смотрела Юля.

«Чего это Степка так уверился в том, что именно Королева застрелила Завадского?»

Павел представил себе, как маленькая циркачка сжимает в руках огромный «люгер», и улыбнулся.

«Эх, Степка! Военные годы совсем отучили тебя думать рационально. Они сделали тебя хорошим солдатом, но хреновым опером».

Зверев провел на фронтах четыре года, но так и не стал по-настоящему военным человеком. Эти люди должны подчиняться начальству, со рвением выполнять его приказы, а он этого делать не умел. Павел жил для себя, по своим правилам, но при этом понимал, что никогда не нужно предавать тех, кто тебе близок.

Отбросив непростые воспоминания, Зверев позвонил Вене. Трубку долго никто не снимал, потом он услышал довольно резкое «Алло!».

– Кто там? – спросил женский голос.

Зверев положил трубку.

«А эта Катя не промах, не хуже ее бесшабашной сестренки», – подумал капитан и с пониманием дела кивнул.

Он был уверен в том, что Веня сейчас развлекается с симпатичной докторшей, и решил не мешать им.

«Эх, молодежь! А я что, хуже? – Зверев потянулся за своим блокнотом. – Отдыхать так отдыхать!»

Павел Васильевич набрал рабочий номер Виолетты Смирнитской. Он решил, что сейчас самое время искупить свою вину за сорвавшееся свидание. Приятный женский голосок сообщил ему, что Виолетты на работе нет, она немного приболела.

Зверев решил позвонить красотке на домашний, но, пока искал номер в своем блокноте, телефон пронзительно заверещал. Павел Васильевич снял трубку, даже не догадываясь, кому же он так срочно понадобился.

– Слушаю, Зверев!

– Это Петр! Надо бы встретиться.

Зверев по голосу не сразу узнал Петю Желудкова.

Тот не говорил, а прямо-таки шептал в трубку:

– Через час возле бойлерной. Будешь, начальник?

Зверев взглянул на часы и сказал обреченно:

– Буду.

Бойлерная, у которой Желудь назначил встречу, располагалась в самом конце Сиреневого бульвара. Здесь росли густые заросли орешника, и по утрам было полно собачников, приходивших сюда, чтобы выгулять своих питомцев.

Сейчас же здесь вроде бы не было ни души. Однако, когда Зверев обогнул бойлерную и направился к кустам, его кто-то окликнул.

Павел Васильевич увидел Желудкова, который высунулся из кустов и махал ему рукой, свернул с тропинки и тоже нырнул в заросли.

Желудь прошел на небольшую полянку, уселся на скамеечку, сделанную из двух бетонных блоков и подгнившей доски, и достал из нагрудного кармана бутылку дешевой водки.

– Тебе, начальник, не предлагаю. Ты такое не пьешь! – сказал Желудков, откупорил бутылку и сделал пару глотков из горла.

– Говори, чего звал! Не для того ведь, чтобы я смотрел, как ты себя этой дрянью травить станешь!

Желудь выдохнул, занюхал выпивку рукавом, поставил бутылку на землю и спросил:

– Помнишь, ты меня просил про беспалого узнать?

– Было такое дело, – ответил Зверев, не решаясь сесть на грязную скамейку.

– Так вот слушай! Говорил я тебе тогда про Ваню Молдаванина и сынка его Ромку.

– Бандиты с платками на лицах. Они себя величали янки. Конечно, помню.

– Так вот в банде той еще двое лиходеев состояли. Первый Глеб Сухарь, он у них водителем был. А еще у них баба была, наводчица. Про нее целые легенды ходили. Сама невеличка, но уж больно бедовая. Ножом владела, как бывалый казак шашкой. Еще знаю, что погремуха у нее была Княгиня.

– Уж не в честь ли святой Ольги ее так прозвали?

– Не знаю, может, и так! Ты это сам кумекай, начальник, а я то, что знаю, расскажу. Так вот, в лицо эту Княгиню тоже никто не видел, так как она вместе с Ротарями на равных орудовала, физиономии они, как я уже говорил, под платками прятали. У бабы этой с младшим Ротарем любовь была. Ромка в ней души не чаял, оттого, говорят, и прогорели они. Это ведь Княгиня надоумила их инкассаторскую машину грабануть как раз перед зданием сберкассы. Случилось это в июне сорок первого, недели за две до начала войны. Янки обычно без стрельбы обходились, а тут не вышло. Кто-то из охранников решил в героя сыграть, и Княгиня его ножом пырнула. Тут-то и началась кутерьма! Ваня Молдаванин пулю схватил, вот подельнички его возле сберкассы и бросили. Ромка с Сухарем и этой самой Княгиней с денежками смылись вроде как в Эстонию, а Молдаванина ваши взяли. Суд был, пять лет ему дали.

– Погоди-ка. Если инкассаторов они в сорок первом ограбили, то получается, что его еще в пятьдесят шестом должны были выпустить.

– Должны были, но не выпустили. Молдаванин наш после войны дернуть решил, но попался. За побег ему еще треху добавили.

– Треху? – Зверев повысил голос. – Значит, как раз в этом году он и должен был откинуться, да?

– Так оно и есть. А еще нашептали мне друзья-приятели мои, что этот Ваня Молдаванин на зоне проигрался вдрызг. Денег у него не нашлось, а карточный долг, сам знаешь – дело святое! Надо его отдавать, а он руками разводит! Дело могло плохо закончиться, но Ваня не фраер дешевый. Вступились за него добрые люди. Сидел Ваня под Саранском, когда накосячил с карточным долгом. Тамошний законник собрал сходняк. Тот постановил – долг карточный Молдаванин может вернуть пальцами. Всего-то три тысячи проиграл наш Ваня и расплатился по полной программе. За каждую тысячу по одному пальцу пришлось отдать!

– Так выходит, что беспалый и Ваня Молдаванин, это одно и то же лицо?

«По словам Кати Колесниковой, Ольга опасалась Молдаванина, – подумал капитан. – Выходит, что Соколовская и есть та самая Княгиня из банды. Она, Ромка и Сухарь взяли украденные деньги и смылись в Эстонию, бросив Ваню Молдаванина возле сберкассы. Тот выжил, отсидел свое и приехал в Псков. Он где-то столкнулся с Ольгой, и та, опасаясь мести, решила рвать когти. Она сказала, что Ромку он им не простит. Что Ольга имела в виду? Куда подевался Ромка? Где Сухарь?»

– Ладно, Петя, спасибо за сведения!

– Не вопрос, начальник. Как говорится, сочтемся, – сказал Желудь, поднялся, засунул бутылку в карман и шагнул к выходу.

Пройдя пару шагов, он вдруг остановился, повернулся и сказал:

– Совсем забыл, начальник!

– Что? Говори.

– Я ведь все больше про Молдаванина спрашивал, а про Сухаря так, не особо. Но по случаю кое-что узнал. Был у нас тут в годы оккупации изменник Родины один, так вот его в блатной среде тоже Сухарем звали. Тот ли это Сухарь, который в банде янки водилой был, или нет, точно сказать не могу. Знаю только, что после войны он по пятьдесят восьмой чалился.

Майор госбезопасности Резник однажды едва не сорвал операцию по задержанию опасного преступника, за которым долгое время гонялся Зверев. Однако Павел Васильевич обращался к нему за помощью, когда на горизонте появлялись изменники Родины и всякие военные преступники. Сразу же после общения с Желудем капитан отыскал телефонную будку и набрал номер своего старого знакомого из МГБ.

Узнав, кто ему звонит и зачем, Резник, как и обычно, начал бурчать:

– Доконал ты меня уже, капитан, своими проблемами! Ты убийц и воров ловить должен, а политических нам оставь. Кто тебя интересует?

– В блатной среде его звали Сухарь.

– А фамилия у этого Сухаря есть?

– Разумеется. Фамилии есть у всех. Имеется она и у Сухаря, вот только я ее пока не знаю.

– Сострил, да? Повеселить меня решил? Вот только мне сейчас не до веселья. Знаешь, сколько…

– Да знаю, конечно, что дел у тебя полно, – перебил майора Зверев. – Однако ты и завтра, и послезавтра, и через неделю будешь занят выше головы, а информация по Сухарю мне нужна прямо сейчас!

– Опять умничаешь! Настырный ты, Зверев! Где же я тебе информацию прямо сейчас возьму? Знаешь, сколько через меня изменников Родины прошло? Тысячи! А ты даже фамилию своего Сухаря не знаешь.