– Вдовина – передаточное звено в преступной цепи. «Крот» собирал информацию, упаковывал документы – пока не представляю, в каком виде они передавались – готовую посылку передавал Вдовиной. Та в личное время ездила в Речицу и отправляла бандероли с почты в Москву сестре Жарковского. Потом включались остальные звенья, по которым ползла бандероль. «Крот» – отнюдь не глупый, владеет ситуацией в части, не исключаю наличие информированных сообщников. Понял, что под него копают, а наша группа – не совсем те, за кого мы себя выдаем. Вдовина не знала, что ее ищут. А он знал. И понимал, что рано или поздно ее найдут. Назначил встречу в странном месте… дальше вы знаете. Он мог прийти и уйти незамеченным – вдоль того же ручья. А у Вдовиной не хватило ума понять, что с ней будет. Рабочий день закончен, «крот» вернулся домой, помылся, переоделся… Что подвигло Вдовину на участие в преступной группе, надо выяснять. Страсть к мужчине, любовь к деньгам… Теоретически она могла не знать, что делает что-то незаконное, хотя я сомневаюсь.
– Значит, мужчина видный, не урод, – хмыкнул Вишневский. – Лично мне версия со страстью импонирует больше. Любовь к деньгам – в этом богом забытом уголке, где даже деньги, добытые преступным путем, потратить негде?
– Гм, – сказал Игнатов.
– Нет, у вас очень красиво, – поспешил исправиться Вишневский, – исторические места, Беловежская Пуща…
– Полесье, – поправил Кольцов. – Насчет «не урода» – замечание интересное. Забудем устоявшийся постулат, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Это не так. Физическая сила – тоже аргумент. В первую очередь, надо выяснить, с кем крутила потерпевшая. Не могла не крутить. Женщина незамужняя, мужиков вокруг – в изобилии, есть из чего выбрать… – он покосился на мрачнеющего Игнатова. – Итак, наши действия, Виктор Петрович? Имеешь полномочия оформлять убийства? Не доводилось. Надо сделать все по закону, неприятности нам не нужны. Пусть твои люди все зафиксируют после осмотра, тело отвезите в морг при больнице. Выяснить, есть ли родственники. Если нет, похоронить за счет государства. Подруги точно есть, даже знаю одну…
Осмотр места преступления не затянулся. Мужские следы обрывались в районе бетонной опалубки у старой подстанции. Дальше тянулись дебри – кустарники плавно переходили в свалку. Содержимое сумочки тоже не натолкнуло на мысль: пудра, помада, тени для век, чистый блокнот, кошелек с двенадцатью рублями. В отдельном кармашке – ключи от квартиры и таблетки от больной головы. Вишневский не удержался от соблазна – подбросил мяч, ударил по нему ногой. Мяч проделал впечатляющую дугу, перелетел через кусты и приземлился где-то на пустыре.
«Детский сад», – подумал про себя Кольцов.
Темнело медленно, но верно. Время поджимало. Подошла машина с красным крестом, санитары забрали тело. За пустырем уже наблюдалось скопление граждан. Шило в мешке не утаили.
Несколько человек поднялись в квартиру потерпевшей, провели осмотр. Одинокая женщина проживала в однокомнатной квартире. Порядок наводить не любила, но пыль вытирала и полы мыла. Постельное белье поменяла недавно – вероятность обнаружения волос с мужской головы была небольшой. Питалась Белла полуфабрикатами, пила кофе с цикорием. Из литературы предпочитала русскую классику и Эмиля Золя с его жгучими любовными историями.
В ящике письменного стола нашли письмо из далекого Ангарска. Некая женщина (по контексту выходило, что соседка) сообщала Белле о скоропостижной смерти ее тетушки. Письмо датировалось декабрем – то есть давно. Возможно, это была последняя родственница. Ездила ли Белла на похороны, неизвестно. Да это и не имело значения.
Пока осматривали квартиру, Игнатов и его сотрудник опросили соседей во дворе. На знакомые лица местные жители реагировали лучше.
– Да гуляла она, – вынесла неутешительный вердикт старшая по дому. – Вечно бегала, хвостом крутила, часто спиртным от нее пахло.
На просьбу рассказать в подробностях, назвать имена, фамилии старшая по дому впала в задумчивость, неохотно признала, что ничего толком не знает. Но Белла – баба точно беспутная. Домой в последнее время никого не приводила, сама куда-то бегала. Мнение насчет гулящей не являлось преобладающим. Большинство соседей склонялись к мысли, что она «баба как баба». Добрая, приветливая, могла денег дать до получки. Не повезло ей в жизни, не нашла своего «единственного». Но куда-то бегала в последнее время, сильно грустной не была. О своей жизни соседям не докладывала.
«Причудливо, – недоумевал Кольцов, – что можно скрыть в этом городке, где все на виду?»
Оказывается, можно, если захотеть. Многие видели Беллу в этот вечер. Уходила из дома, не скрываясь. Но куда потом делась, никто не видел. Когда подростки с мячом пришли на пустырь, она уже была мертва. Злоумышленник пришел со стороны, по ручью. Постороннего жильцы не видели. Хотя какой он посторонний, если здесь живет? Могли заметить, даже поздороваться, как со многими другими.
Что-то вдруг стало подсказывать Кольцову, что эта ветка расследования упрется в тупик.
Глава десятая
Полковник Рылеев, сидящий в Москве, ничем не мог помочь. Так и заявил сквозь треск эфира:
– И чем я тебе помогу, майор? Ты находишься в гуще событий, тебе и флаг в руки. Но кое-что настораживает – согласись. Везде, где появляешься ты со своим расследованием, трупы укладываются штабелями. Это ненормально. Нельзя ли притормозить этот процесс? И не говори, что количество трупов прямо пропорционально твоим успехам. Люди же они – пусть и оступившиеся.
– Вы отлично умеете напутствовать, товарищ полковник, – похвалил Михаил. – Прямо отец солдатам… прошу прощения. Продолжаем работать. Мы на верном пути, и устранение «кротом» сообщницы это косвенно подтверждает.
Ночь прошла бессонно – вскакивал, метался по квартире, травил табаком организм. Сколько еще человек должно умереть, прежде чем дело передадут в суд (или в архив)? Задремал перед рассветом, в восемь утра вскочил без всякого будильника, кинул кипятильник в стакан с водой.
Начинался четверг – впереди еще два рабочих дня.
Майор Игнатов ходил мрачнее тучи, огрызался. Дело принимало не лучший оборот. Появился труп, а перспективы в ближайшее время выявить «крота» становились все туманнее.
– Нужно закрыть часть, – настаивал Кольцов. – Чем дальше мы будем копать, тем сильнее будет нервничать преступник. Сбежит – ищи тогда ветра в поле.
– А с закрытым КПП не сбежит? – задавали неудобные вопросы подчиненные.
Пусть болота, глухие леса, ноль населенных пунктов и дорог – но разве теоретически это исключено? Есть тропа из батальона, по которой солдаты бегают в самоволку – ведь как-то же ухитряются? Есть наверняка многое другое.
Игнатов неохотно признавал: это маловероятно. Пройти по лесам можно только с проводником. Преодолеть «звенящий» периметр – трудно. Сгинуть в болоте – проще простого. А батальонную тропу просто заделать – и пусть «дедушки» Советской армии дружно тебя проклинают! Единственный нормальный выход – через КПП. Слева, справа, через кусты, топи и ловушки… попробовать, конечно, можно, если есть в запасе вторая жизнь. Но Игнатов не решался выйти к начальству с предложением – работу объекта просто парализует. В Речицу ездят не только развлекаться, но и по делам. Постоянные командировки с караулами – а это не только солдаты и их командиры, но и сопровождающие из персонала технической территории. Захочет преступник скрыться, он это сделает.
– Совсем ты не видишь разницы, Виктор Петрович? – горячился Кольцов. – Пусть просочится – мы хотя бы будем знать, кто сбежал. Далеко не уйдет – объявят розыск. И преступная деятельность прекратится – он уже физически не сможет вредить.
Сошлись на компромиссе: от решительных мер пока воздержаться. Но на КПП, помимо караула, будет дежурить свой человек – составлять списки выезжающих. Пока их будет немного – рабочая неделя еще не кончилась.
Радио исполняло концерт по заявкам «В рабочий полдень», когда из больницы доставили Оксану Осипенко. Она вошла робко, теребя пуговицу плаща, окончательно расстроилась, увидев знакомое лицо.