Глаза Антона вспыхнули недобрым огнем.
– А не заигрался ли ты, играющий тренер? То, что я попросил тебя помочь, еще не значит… что за моей спиной ты можешь…
Стас схватил его за грудки и резко – так, что уловил удар его затылка о кафель, – прижал к стене.
– Тебе напомнить то, что ты позволял себе в отношении моей Валентины еще каких-то три часа назад? Оно не идет ни в какое сравнение с тем, что позволяю себе я! Ты внаглую врешь, скрываешь от меня факты, а я должен распутывать эту хренотень, которая закрутилась явно не без твоего участия. Может, мне уйти? И распутывай сам, как знаешь?.. Уйти?!. Что молчишь?..
– Стас, прекрати. – Визг Милы резанул по ушам, но хватку Стас ничуть не ослабил.
Антону было чертовски стыдно перед своей женой за свою унизительное положение – он то и дело косил на нее глаза, но Стас решительно «жал» до последнего.
Наконец жертва не выдержала:
– Хорошо, извини, погорячился. Продолжай расследовать это дело. Чем я могу тебе помочь?
Ослабив хватку, Стас понял, что находится на перекрестье многих взглядов. Лёвик с Жанной, Макс и Мила – все смотрели на его поединок с хозяином и, можно было не сомневаться, внимательно слушали каждое слово. Ему даже померещилось, что пьяный в дупель Макс одобрительно поднял вверх большой палец.
– После поговорим, – буркнул Стас, отпуская хозяина дачи, – когда свидетелей поменьше будет. Пока занимайтесь тем, чем занимались.
Проходя мимо Лёвика, он вполголоса поинтересовался:
– Снимки, о которых мы говорили, готовы?
– Так точно, шеф, в лучшем виде, – игриво отрапортовал фотограф, приложив руку к несуществующему козырьку. – Даже отглянцевать успел.
– Последнее было не обязательно. Все фото вместе с пленкой ко мне в номер, пожалуйста, сейчас же.
– Пленку-то зачем? – картинно расстроился Лёвик.
– А вдруг ты не все нашлепал? Заодно и проверю!
Сыщик и нож
Игривый настрой фотографа Стасу пришелся не по душе. Складывалось впечатление, что факт возвращения супруге шприца для уколов инсулина перекрыл для него по своей значимости все остальные жуткие события, творимые на даче неизвестным убийцей. Слишком разительно изменилось настроение супругов Игнатенко после того, как шприц оказался у Жанны.
Положив перед Стасом пакет с фотографиями и коробочку с пленкой, Лёвик уселся рядом. Разглядывая травмированное ухо фотографа, сыщик неожиданно задал вопрос:
– Я не так давно видел Жанну с раскрасневшейся левой щекой. Не знаешь, что случилось? С кем подралась?
Будучи не готов к ответу, Лёвик тотчас схватил первую попавшуюся фотографию, повертел ее в руках, потом как бы нехотя пробубнил:
– Разве она не могла отлежать себе щеку?
– След от пощечины я могу отличить, не делай из меня идиота.
– Тогда об этом лучше спросить у Жанны.
– Уже спрашивал, она меня послала довольно далеко. Ты, Лева, хочешь, чтобы я с вами поработал так же, как только что с Антошей?
– Зачем? – Брови фотографа изогнулись домиком. – Разве мы тебя не помогаем?
– Тогда кто дал пощечину Жанне? И за что?
Лёвик стрельнул глазами по разным углам комнаты, после чего признал:
– Ей залепила пощечину Валентина.
– За что? – Стас впился глазами в переносицу фотографа.
– Черт его знает, она проревелась, сделала укол инсулина и уснула.
– Учти, если ты врешь, тебе не поздоровится. А теперь убирайся. Хочу поработать в одиночестве.
– Но я бы мог подсказать что-то, – робко запротестовал фотограф.
– Справлюсь, – невозмутимо прервал его Стас.
Едва Лёвик удалился, сыщик закрыл за ним дверь на шпингалет и принялся рассматривать фотографии.
Занятие оказалось не из легких. И Лена, и Валентина на снимках заразительно улыбались, дурачились, возмущались. Сердце сжималось от сознания того, что этих прекрасных женщин уже нет в живых. Искусство фотографии – великое дело, но иногда оно может причинить боль, особенно если на снимках близкие тебе, но уже ушедшие от тебя люди. Стасу вспомнились строчки поэта, прочитанные еще в школе:
Спотыкаюсь о прошлое на каждом шагу.
Есть у памяти нашей извечные странности —
Возвращать позабытые боль и тоску,
Сохраняя в них
Всю остроту первозданности.
…Вот Макс что-то шепчет жене на ухо, она загадочно улыбается.
Вот журналист зачем-то ощупывает подоконник, на котором стоят в горшках герани. Причем старается это делать незаметно, якобы просто смотря в окно. Спрашивается, зачем? Надо бы запомнить этот момент, а потом обязательно поинтересоваться…
Вот Стас решительно направляется к выходу, Валентина его не пускает. Каким смешным со стороны он, оказывается, выглядит! Но какая это мелочь в сравнении с тем, что Валюху убили и ее уже нет на этом свете.
Вот Антоша с бокалом шампанского произносит тост.
Вот Валентина что-то кладет в пальто, висевшее на вешалке… Господи, это же его пальто! В руке жены – записка! Однозначно! Тысяча чертей! Она что, на словах не могла сказать? Зачем записку прятать в карман, да еще под объективом фотоаппарата!
Впрочем, последнее она могла не видеть, Лёвик – партизан еще тот. Подкрадется так, что не почувствуешь. Любит подсматривать, караулить. Папарацци, одним словом.
Вот Антон держится за бороду, закрыв глаза. Впечатление такое, будто у него болят зубы. Возможно, и болят. Странно… Кулак Стас пока к его челюсти не прикладывался. Может, пора уже? Сколько можно ждать?
Вот Макс приоткрывает дверь в комнату Стаса и Валентины. Или, наоборот, закрывает. Сомнений нет – это именно их комната! Зачем журналисту заходить туда? Не для того ли, чтобы оставить там под подушкой окровавленный нож?!
Вот… От увиденного внутри сыщика все похолодело. Он увидел себя с ножом на кухне в тот момент, когда возвращал отмытую от крови улику в подставку. По снимку невозможно было понять, возвращает он нож или, наоборот, вынимает. Попался, Пинкертон! Это капец!!!
Ай да фотограф! Ай да мастер! Что и говорить, ущучил.
Но кто его умудрился так филигранно заснять?! Ведь он внимательно осматривался, никого вроде не было. Лёвик точно с Антоном в это время были заняты трупами.
Получается, Жанна… Больше некому! Наихудший, самый болезненный вариант!
Стас помнил, что вначале вечера хозяин дачи поинтересовался, умеет ли она обращаться с фотоаппаратом, на что Жанна ответила, что не знает, на какую кнопку нажимать. И вообще, фотодело для нее – темный лес.
Теперь, выходит, Стас на крючке, спрыгнуть с которого чрезвычайно сложно. Поди докажи, что ты возвращаешь подкинутую тебе улику. Кто тебе поверит!
Наверняка Лёвик нашлепал себе еще подобных снимков… чтобы гарантировать… Что? Лояльность со стороны Стаса? Теперь его голыми руками не возьмешь! Хотя сам по себе снимок никакой вины фотографа не доказывает – удачный кадр, не более того. Что в этом плохого? Никто ему не запрещал подобного.
Он оказался профессионалом, а ты, сыщик, лоханулся по-крупному.
Да, дела… Становится всё горячее и горячее.
Авантюра с возвращением улики на место не только не удалась – она обернулась жуткой неудачей. Невидимый противник получил пусть не стопроцентные доказательства его причастности к преступлению, но огромное преимущество, отыграть которое будет чрезвычайно сложно. Практически никак.
Однако как быстро была проявлена пленка, напечатаны снимки. Буквально за час! В том числе и этот, со Стасом. Компромат – кажется, так это называется.
И когда Лёвик успел – ведь он с Антоном трупами занимался!
Может, снимки печатала Жанна? Но, как утверждает Мила, симпатичная пышечка хлопотала в это время на кухне. Кстати, она могла хлопотать там давно, потом увидела, как Стас спускается с чем-то, завернутым в вафельное полотенце, и… спряталась.
Странным образом рядом оказался фотоаппарат. Дальше фантазировать не имело смысла. Стас почувствовал, что окончательно запутался. Фотографии в голове мелькали подобно кадрам кинохроники, из них невозможно было выделить то, что сыщику было нужно здесь и сейчас.