– А теперь Валька мертв! Вы ведь найдете тех, кто его убил?

– Сделаю все что смогу. – Зверев встал.

– И что вы собираетесь предпринять? – с серьезным видом поинтересовалась Дина и тоже встала.

– Для начала отвезу вас домой, хоть вы и не маленькая! – сухо ответил Зверев и поманил Дину в сторону западных ворот Ботанического сада – туда, где их уже давно ждала дежурная машина.

Когда Зверев проводил Дину до подъезда и вновь уселся в «дежурку», он приказал отвезти его домой. Всю дорогу он морщил лоб и рассуждал: «Хруст и двое дружков решили обчистить мошенника-ювелира Богачева! Богачева почему-то не оказалось в поезде, и эти трое балбесов решили тряхануть какого-то весьма и весьма прилично одетого фраера, похожего на американского актера Богарта. Ах да! Есть еще некий дядя Вася, который может дать информацию о Хрусте, но его оставим на потом. На Богачева Хруста навел Куцый, который, так же как и некий Мотя, является человечком авторитета по кличке Бурый. Бурый… Бурый… А ведь о бандите с такой кличкой мне приходилось слышать или нет… – Зверев продолжал ломать голову, но ничего существенного в памяти не всплывало. – Одним словом, вопросов много, а где искать ответы…»

Когда Зверев очутился в своей квартире, он разделся, принял душ, разогрел позавчерашние щи и увидел, что они уже пузырятся. Зверев выругался, вылил щи в унитаз и улегся спать голодным.

Прежде чем его сморил сон, Павел Васильевич вновь вспомнил о Хирурге. Неужели его бывший замкомвзвода все-таки жив?..

Шуре Горохову понадобилось чуть больше получаса, чтобы обзвонить все ювели́рки и выяснить, что в магазине «Сезам» на Советской действительно работает некий Богачев. Кроме того, Шура сообщил, что данный гражданин уже больше двух недель отсутствует на работе.

– Начальница нашего ювелира сказала, что он заболел, – пояснил Шура.

– Что из этого следует? – тут же принялся рассуждать Зверев.

– А то, что больничный у нашего прощелыги, скорее всего, липовый, – не задумываясь, сказал Шура.

– Или что его тоже нет в живых! – угрюмо заявил Кравцов.

Зверев по привычке повернулся и посмотрел на стол, за которым обычно восседал Костин, чтобы выслушать и его мнение, но Веня почему-то до сих пор не явился на работу.

– Не исключено. Но давайте раньше времени не будем никого хоронить! Шурка, дуй в этот самый «Сезам» и выясни мне адрес нашего больного.

– Сделаем, товарищ майор! – Горохов вскочил. – А что потом?

– Вернешься и будешь в резерве! Если этот таинственный торгаш жив, я желаю сам с ним пообщаться.

Водрузив на голову свою клетчатую кепку, Горохов выскочил из кабинета.

Пару часов Зверев потратил на изучение последних сводок, звонил в райотделы и отправлял запросы, но ничего интересного так и не нашел. Случаи бытовых драк и мелкие кражи встречались довольно часто, однако подтверждение того, что две недели назад трое подростков напали и ограбили прибывшего из Москвы мужчину, в сводках отсутствовало. Конечно, это вовсе не значило, что данного нападения не было. Ведь пострадавший мог о нападении и не заявить. Или же не придал ему значения, так как самостоятельно сумел разобраться с нападавшими. Слегка устав от бумаг, Зверев вышел из кабинета и, покинув здание управления, направился к ближайшему газетному киоску. В нем он купил газету «Псковский вестник», бегло прочитал заголовки, вернулся в управление и снова уселся штудировать документы. Когда спустя еще полчаса Зверев совсем уже готов был взвыть от рутины, в кабинет вбежал вспотевший опер Шура Горохов и с порога отчеканил:

– Льва Толстого, девятнадцать, квартира двенадцать! Побывал в «Сезаме», навел там шороху и познакомился с довольно милой кадровичкой, которая не смогла устоять перед моим обаянием и тут же дала нужный мне адресок. Также сообщила, что этот самый Богачев постоянно пропадает и не выходит на работу, но при этом находится на хорошем счету у начальства.

– Оно и понятно, – вновь встрял в беседу Кравцов. – Приворовывает, приторговывает и делится с кем положено. Вот потому и катается как сыр в масле. На работе опять же не сидит, точь-в-точь как некоторые.

– Ты это сейчас о ком? – в голосе Зверева прозвучали стальные нотки.

– О Вениамине твоем. Время обеда уже, а его на работе как не было, так и нет.

– На то он и опер, чтобы не штаны за столом протирать, а на земле работать! Волка, так же как и опера, как говорится, ноги кормят.

– Ну да, ну да, – пробубнил Кравцов и снова уткнулся в бумаги.

Зверев хотел было вспылить, но махнул рукой и сказал:

– Хотя, наверное, ты прав, совсем Венька обнаглел. Раньше хотя бы звонил. Ладно, поеду-ка я до нашего ювелира…

– А можно я с вами? – оживился Шура.

– Перебьешься! Помогай вон Кравцову и будь на телефоне. Ты узнал, кстати, как нашего прощелыгу звать-величать?

– Арсений Львович!

– Ну что ж, навестим нашего Сеню, если его и впрямь кто-нибудь не ухлопал.

Схватив пиджак и прихватив лежавшую на столе пачку «Герцеговина Флор» и купленный накануне «Псковский вестник», Зверев отсалютовал Кравцову и вышел из кабинета.

Спустя полчаса дежурный автомобиль псковского Управления милиции остановился у дома номер двенадцать по улице Толстого. Зверев вышел из машины, поднялся на верхний этаж пятиэтажки и позвонил. Когда за дверью девятнадцатой квартиры послышался шорох, Зверев вздохнул с облегчением.

– Кто там? – послышался тоненький мужской голосок.

– Это квартира гражданина Богачева? Открывайте, милиция! – гулко пробасил Зверев.

С минуту за дверью царила тишина, после этого все тот же голос уточнил:

– Милиция, вы говорите? А что случилось?

– Открывайте! Не вынуждайте меня применить силу!

Звереву показалось, что даже через дверь он слышит, как бешено стучит сердечко его нечистого на руку собеседника. Наконец дверь приоткрылась, и Зверев увидел хозяина квартиры, точнее, ту его часть, которую можно было лицезреть через щель, ограниченную дверной цепочкой.

– Говорите, милиция? А документик можно посмотреть?

Зверев просунул в щель удостоверение и прождал еще не меньше минуты, пока негостеприимный хозяин его прочтет.

– Вы, любезный гражданин Богачев, в данный момент испытываете мое терпение! Это весьма неосмотрительно с вашей стороны. Открывайте!

Когда хозяин все ж таки впустил Зверева в квартиру, тот, не разуваясь, вломился на кухню, открыл пару шкафчиков, потом, увидев на столе тарелку с мармеладом, сунул одну из долек в рот и перешел в гостиную. Тут он бесцеремонно уселся в одно из двух гобеленовых кресел, стоявших в комнате, и тоном вальяжного человека потребовал пепельницу. Пока Зверев устраивался на новой позиции, дающей ему определенное преимущество в их приватной беседе, Богачев занял место в углу, неестественно выпрямившись при этом и втянув в себя свой огромный живот настолько, насколько это было возможно. В данную минуту Богачев, как никто другой, походил на молодого солдата, вытянувшегося на плацу перед внезапно нагрянувшим в часть генералом.

Арсений Львович Богачев представлял собой не менее сорока́ килограммов костей и мяса, в дополнение к которым прилагались как минимум шестьдесят килограммов подкожного жира. Лицо ювелира имело красноватый оттенок. У него был тройной подбородок; выступающая нижняя губа. Зверев сравнил хозяина квартиры с китайским бо́нзой, но тут же отбросил это сравнение, потому что округленные до ужаса глаза, которые не скрывали даже чуть затемненные очки, никак не вписывались в этот образ. На ювелире был клетчатый махровый халат, на ногах – дурацкие меховые шлепанцы с помпо́нами. Всякий раз, когда Зверев начинал сверлить собеседника глазами, рот того то вытягивался, то сужался. Узенькие глазки бегали, не выдерживая прямого взгляда оперативника. Этот быстро расколется, главное, выбрать правильный подход, решил Зверев, подавил ухмылку и огляделся.