– Ты и правда дурак, – согласился Ломов. – Просто всем дуракам дурак.

– Ну так кто же знал…

– Едва не погиб сам и человека чуть не угробил.

– Эх. И лежу вот тут весь израненный, каюсь в чужих грехах.

– В своих, Жиганов, только в своих.

Когда они вышли из больничной палаты, Ломов сказал:

– Этот слизняк вряд ли нам еще что-то ценное сообщит. Все, что знал, сказал.

– Эка вы с подушкой-то удумали, шеф, – хмыкнул Васин.

– Старый трюк. Еще в войну им пользовались. Действует безотказно. Человек на больничной койке панически боится быть задушенным подушкой. И предпочитает расколоться. Загадка для психологов.

– И что, правда давили? – насторожился Васин, который все никак не мог осознать, какую же жестокую школу прошел его учитель.

– Ну, не до конца же, – хмыкнул Ломов.

Теперь можно было оценить итоги внедрения. Считай, оно провалилось. Уже второе по счету. Преступникам удалось скрыться. Перемахнули через мост и затерялись на проселках и дорогах. На следующий день полуторку нашли сожженной в лесополосе в тридцати километрах от Шуваловска. Бандиты здраво рассудили, что на автотранспорте им не выбраться. И двинули пешком к трассе. Там автобусы, поезда. В общем, ищи ветра в поле.

Удалось установить, что они добрались до станции Валабуево. Там сели в поезд. Дальше их следы терялись. Эту ниточку можно считать оборванной.

Все же ликвидация «малины» даром не прошла. При осмотре места происшествия нашли много интересного. Местная девица легкого и совсем не одобряемого социалистическим обществом поведения – не в счет. Она ничего конкретного о банде не знала и попала на «малину» почти случайно. А вот посуда, бутылки и оконные стекла – это интереснее. Бандиты пьянствовали два дня. Притом как приличные – с фаянсовыми тарелками, кружками, стеклянными гранеными стаканами. Покинули свое место пребывания в самом спешном порядке, там уж не до уборки было.

Ломов лично стоял над душой у экспертов и требовал, чтобы они опылили порошком и вымазали кисточками каждый сантиметр поверхности, на котором могли остаться следы бандитских рук.

Отпечатков пальцев изъяли много. При этом была пара вещей, где их мог оставить только Копач. Так, ему принадлежал единственный изящный гладкий хрустальный бокал, на котором пальчики были достаточно четкие.

Это был прорыв. До сих пор бандиты работали в перчатках и ни на одном налете не наследили…

Когда оперативники вернулись в Светогорск, Апухтина там не было. Он отъехал в Москву по срочным делам и на пропесочивание от начальства. Появился через два дня. Был явно раздосадован, но не терял присутствия духа. Глядя на угрюмые лица оперативников, по-отечески подбодрил:

– Чего пригорюнились, бойцы? Меня вот тоже взгрели на самом верху, даже не представляете, в каких партийных кабинетах. Как это я допустил, что по областям России разгуливает кровавая банда, а результатов пока никаких! Так не в первый раз холку чешут. А Копачу мы уже на пятки наступаем. Рано или поздно ноги ему оттопчем, а самого в клетку запрячем, там он у нас соловьем запоет.

– Лучше бы рано, – отозвался Васин.

– Я тоже так думаю, – кивнул с усмешкой Апухтин. – Поэтому, как мог, озадачил экспертов по найденным вами «пальчикам». Рано или поздно результат будет. Ну не может такого быть, чтобы из этой шайки никто ранее не задерживался органами. А если знать хотя бы одну личность, это уже козырная карта.

Дактилоскопия в свое время была грандиозной революцией в сыскном деле. Сначала сыщики относились к мистической силе дактилоскопической идентификации со скепсисом и подозрением. Какие там следы рук? Какие уникальные папиллярные узоры, которые еще за всю историю человечества не повторились у людей ни разу? Но когда по этим отпечаткам стали садиться за решетку преступники, которых иначе никогда бы не поймали, отношение к дактилоскопии у криминалистов стало благоговейным. А у уголовников – опасливым. Последним пришлось резко менять привычки и ходить на дело в перчатках, стирать свои отпечатки с дверных ручек, претерпевать прочие неудобства и тяготы воровской жизни.

Постепенно пришли к тому, что стали дактилоскопировать всех, проходящих через полицейские органы. А мечта была откатать пальчики всего населения и тем самым повысить уровень контроля за ним до немыслимых высот.

Дактилоскопия оказалась незаменимой в деле учета криминального элемента. Достаточно громоздкие системы описаний, когда преступникам тщательно мерили череп, нос, уши, а также использование фотоаппаратов – все это не давало гарантии полноценной идентификации задержанного. А имена и паспорта – вообще смешно: можно выправить любые. А вот откатает эксперт пальчики доставленного лиходея на специальный дактилоскопический бланк, отправит в областную или центральную службу учета, и сразу становится ясно – это Ванька Кочубей из Сахалинской губернии, осужден три раза, совершил четыре побега, особо опасен и непоседлив.

В России дактилоскопические картотечные учеты прижились позже других стран – в 1906 году. После революции при Центральном управлении уголовного розыска было создано Центральное регистрационно-дактилоскопическое бюро. Позже оно было преобразовано в первые спецотделы в МВД-УВД. Теперь в досье на каждого жулика была его дактокарта. Появился архив с отпечатками пальцев, изъятыми с мест нераскрытых преступлений. Если данные не сработали сразу, не исключено, что сработают в будущем.

Вычленить из общего потока данных нужную информацию, идентифицировать фигуранта – работа огромная и неподъемная. Ведь все делается руками и глазами эксперта. И как из миллионов карточек выбрать одну? Перебирать все подряд? Для этого существует достаточно сложная система классификации. Папиллярные узоры разделяются по типам – петлевые, дуговые, узелковые. По их сочетанию выводится определенная формула. И тогда уже приходится проверять не миллионы, а порой всего лишь единицы карточек, что вполне по силам специалистам.

Но есть одна заковырка. Для верного поиска жулик должен оставить десять отпечатков пальцев, а желательно еще и ладонь. Чем больше «пальчиков», тем быстрее и с большей гарантией будет проведен поиск.

По идентификации отдельных следов рук, оставленных бандитами на «малине» в Шуваловске, работа предстояла огромная. Оставь Копач хотя бы восемь пальчиков, его тут же пробили бы по первому спецотделу МВД СССР.

С одним пальцем туда нечего и соваться. Но при осмотре изъяли, предположительно, пять его отпечатков. Не слишком, конечно, много, но с этим уже можно работать. Предстояло разослать «пальчики» по регионам и в Москву. И на сколько это затянется по времени – одному Богу известно. Тут уж вопрос везения и профессиональной внимательности экспертов.

– Работа по дактоучетам предстоит огромная, – сказал Ломов. – И затянуться может надолго.

– Фантасты пишут, что настанут времена, когда машины думать научатся, – мечтательно протянул Васин, начитавшийся журналов «Техника – молодежи». В последнем номере как раз была большая бравурная статья о перспективах думающих машин. – А еще говорить. И даже планировать все за нас.

– Ну и заливаешь, студент! Это твой патефон будет говорить, когда тебе вставать и зубы чистить? – развеселился Ломов. – И что у тебя на день запланировано.

– Пальчики машина будет сверять, шеф! – настаивал Васин на преимуществах технического прогресса. – Десять минут – и дело в шляпе! По фототелеграфу тебе из Москвы и портрет злодея пришлют, и его полную биографию. И адреса «малин», где он отдыхает.

– Это ж надо. Машина. С лупой и карандашом! – Апухтин рассмеялся, сбрасывая нервное напряжение от недоделанной работы. Ему вдруг представился робот, держащий в манипуляторе лупу, сверяющий дактоузоры, отчеркивающий карандашом детали и гулким голосом долдонящий: «Установлено соответствие. Личность идентифицирована. Установлено. Установлено. Установлено».

– Ну почему сразу… – надулся Васин.