Услышав про рубаху, Стас на короткое время потерял дар речи:

– Откуда знаешь про диктофон?

– Говорю же, одноклеточный… Ты бы еще плотнее меня к себе прижимал там, на даче. – Лёвик вдруг изловчился, схватил диктофон сквозь рубаху сыщика и, оторвав пару пуговиц, прокричал: – Так и запишите, я очень люблю советскую власть! Я законопослушный гражданин! А надо мною издеваются!

Удар Стаса заставил фотографа воткнуться головой в ближайший сугроб, вынырнув из которого, он долго отплевывался кровью.

– Продолжай! – рявкнул Стас, поправляя на груди диктофон.

– Я тогда думал, что беременность от мужа, – начал привычно шепелявить задержанный. – А правду узнал совсем недавно. Это ничего не меняет, не так ли?

Стас брел сзади и не знал, верить услышанному или нет. Девяносто девять процентов его мозга в эту минуту не сомневалось в том, что фотограф врет и его требуется прикончить незамедлительно. И лишь один процент настаивал на том, чтобы Лёвику дали возможность высказаться, тем более что диктофон продолжал записывать и требовалось держать себя в рамках приличия.

– Как ты узнал об этой измене?

Чувствуя, что инициатива постепенно переходит к нему, фотограф не спешил с ответом. Он принялся рассуждать, как обычно делал в школе на уроках истории или обществоведения. Как всегда, сочно причмокивая.

– Подозрения были всякие. Например, такой простой вопрос: если беременность Ленки от мужа, почему он ее не встречал из больницы? На фото его нет. Потом случайно узнаю, что он вообще на это время куда-то в область укатил. Я тоже в газете «Молодая гвардия» работаю, там и узнал, что Макса дважды отправляли в область. В марте и в июне семьдесят восьмого. Я прикинул – с марта по июнь как раз двенадцать недель. Это срок беременности для аборта! Если оба раза мужа дома нет… Значит…

– Только на этом предположении ты основывался, заподозрив в измене Лену? Не дурак ли?

– Уточню, что дурак сейчас идет сзади и не хочет ничего слушать, перебивает своими дебильными вопросами. Так мне продолжать или нет?

– Продолжай, – скрепя сердце, процедил Стас сквозь зубы. – Как часто вы встречались с ней?

– Главное во всем этом – что Ленка мне ни слова не проронила, представляешь?!. Это меня задело больше всего. Это, так сказать, квинтэссенция всего, что здесь произошло, – решил сперва выговориться по полной Лёвик. – А встречались мы редко. Мы же оба несвободны. И всё было нормально, я чувствовал. От меня секретов никаких – она знает всё про Жанку. И от нее всё прозрачно – я знаю всё про импотента Макса…

– Это Лена сказала, что у него… проблемы с потенцией?

– Ну, не напрямую… Слушай, я же не дурак, вижу, как она реагирует… Кое-что в этом понимаю. Не слепой! А тут вдруг… что-то не то! Всё у нее причины какие-то, чтоб не встречаться. То голова болит, то внеклассные чтения. Ну, я и задумался. Крепко задумался.

Стас вспомнил слова журналиста о том, как Лена задерживалась якобы на работе, хотя ни внеклассных занятий, ни педсоветов точно не было, и подумал о том, что ересь, которую он сейчас вынужден был слушать, более того – записывать, имеет все шансы оказаться правдой.

– Ты хочешь сказать, – с замиранием сердца переспросил Стас, – что Лена с вами двумя – с тобой и с Антоном изменяла Максу?

– Да, это я и хочу сказать. Так в своем японском «записывателе», что бесполезно болтается у тебя на груди, и зафиксируй. Но об этом я узнал совсем недавно. Непростительно поздно – так надо сказать. Чувствовал, что-то не то, но доказательств не было. Чтобы их получить, я решил к Антоше на дачу залезть. Надоело жить в неведении.

– Когда решил?

– Месяц назад примерно.

– Тогда ухо и продырявил! – догадался сыщик.

– Угу… Кто ж знал, что он, сволочь, арбалет установит… Это запрещено законом, между прочим! Я чудом жив остался, только ухо серьезно травмировал. Чуть в штаны не наложил, ей-богу!

– Так вот откуда кровь на косяке, про которую мне недавно Мила рассказывала! Наверное, в штаны-то наложил, просто признаваться не хочешь, – усмехнулся Стас. – Арбалет не степлер, покруче будет.

Не оценив прозвучавшую фразу по достоинству, Лёвик продолжал.

– Ну, я ухо зажал, снегом кровь остановил, ретировался, так ничего и не узнав. Залечив ухо, снова наведался… спустя несколько дней. Тогда уже грамотно увернулся от летевшей стрелы. Отыскал, где спрятан арбалет, узнал, как взводится, где включается. Пришлось серое вещество подключить, почитать литературу.

– Ты прямо как Эркюль Пуаро, – заметил Стас, двигаясь чуть сзади. – Про серое вещество…

– У меня, в отличие от тебя, его клеточки работают. Это у тебя они в простое.

Стас замахнулся, чтоб врезать фотографу по затылку, но удержался, вместо этого спросил удивленно:

– Это ты на чужой даче так хозяйничал? И хочешь, чтоб я тебе поверил?

– Мне плевать, поверишь ты мне или нет. Заруби себе на носу! О том, что мне удалось провернуть в эту ночь, я не жалею. У тебя такое не получилось бы при любом раскладе, кишка тонка!

Стас с размаха дал Лёвику такого пинка, что тот аж подпрыгнул.

– Это чтоб ты не зазнавался.

– Тогда ты больше ни слова не услышишь.

– А спорим, услышу, – с этими словами сыщик толкнул фотографа в снег. – Так мы будем продолжать?

– Хорошо, хорошо, – отплевываясь и отряхиваясь, фотограф сделал примирительный жест. – На чем я остановился?

– На том, что ты узнал всё про арбалет.

– Так вот, только-только успел спрятаться, как за окном машина загудела. Приехал Антон и тут же звонит при мне Ленке, представляешь! И про тот самый аборт тоже вспомнил. Интересуется, когда Макс уйдет на работу… Чтобы, значит… наведаться. В общем, воркуют, птенчики. До самого последнего дня у них это продолжалось. А муж ни сном ни духом. Лопух! Да и я… в принципе не лучше. Самое противное, и я это понял однозначно, что Ленке это нравилось. Она нас… культивировала.

– А тебе-то какое дело? Ты любовник, дело десятое…

– Да? Это волосатый Максимка пусть терпит подобное отношение и прощает ей. Я нормальный мужик, себе цену знаю, измен не потерплю!

– В общем, придумали вы схему убийства Лены, а если бы у нее голова не заболела, если бы Валентина не согласилась укол делать?

Лёвик погрозил сыщику пальцем:

– Я смотрю, ты кое-что узнал… Хлороформом вырубили бы и сделали бы укол инсулина. Без Валентины. Просто руками Валентины лучше, так как мы вроде бы ни при чем. Мы задействовали ее по полной, но могли бы и без нее обойтись.

В этот момент Стас испытал такой прилив ярости, что прокусил себе губу до крови, чтобы не кинуться на фотографа. Вместо этого нащупал под рубахой диктофон и спросил:

– А Валентину за что ты ножом пырнул?

– Тут причин несколько. – Лёвик начал методично загибать пальцы. – Во-первых, она сболтнула моей Жанке про то, что у нас с Ленкой. Кто ее просил? Уже за это ее следовало… Сам понимаешь.

– Откуда Валюхе было знать такие подробности?! – неподдельно удивился Стас. – Ты что городишь?

– Ясно, откуда! Леночка на приеме проболталась, – изложил фотограф, как само собой разумеющееся. – Еще бы! Спать с тремя мужиками одновременно в наше время – высший пилотаж, не каждому дано! Надо было язык за зубами держать, но бабы есть бабы, ты же понимаешь! Их так и распирает от желания с кем-нибудь поделиться! Жанка тоже на прием к Валентине твоей ходила, оттуда новость и принесла. Сам знаешь, они клянутся, что никогда и никому, ни при каких обстоятельствах… Но это же… ее величество сплетня! Как ее за зубами-то удержать? Во-вторых, она уже здесь собралась всё всем рассказать, после того как Ленку приговорила… Своими же руками. Пришлось успокоить.

Стас понял, что надо срочно перевести разговор на что-то другое, иначе он просто задушит фотографа:

– Кто тебя так с ножом научил обращаться?

– Братан-афганец, я фотку показывал. Он еще до Афгана тренировал меня. Обучал разным боевым премудростям. Твоя жена могла проболтаться, пришлось… успокоить. Представляешь, что бы тут началось? Тихий ужас, апокалипсис! Этого я допустить не мог. Пришлось заставить замолчать, у меня выхода другого не было. К тому же Жанке Валентина такую оплеуху залепила, что у той круги перед глазами поплыли, чуть сознание не потеряла.