Савин достал блокнот, вырвал лист, написал номер телефона Краснопресненского РУВД и протянул Зюзе.

– Звони в любое время. Оставишь сообщение для капитана Савина, дежурный мне передаст.

Зюзя взял листок и бережно прижал к груди.

– Я обязательно что-нибудь вспомню, – пообещал он.

Не прощаясь, Савин и Якубенко вышли из палаты.

– Как думаешь, есть надежда, что Зюзя вспомнит мужика? – Выйдя на крыльцо, Якубенко достал пачку сигарет, прикурил и с наслаждением затянулся.

– Он его почти не видел, так что вряд ли нам здесь повезет. – Савин последовал примеру товарища и тоже закурил.

– К Кашалоту уже не успеваем. – Якубенко выпустил дым кольцом и лениво следил за его движением.

– Завтра доложим. Мне все равно нужно время, чтобы систематизировать полученную информацию. Ты домой?

– Хорошо бы, – Якубенко потушил сигарету о чугунную урну и выбросил окурок, – но по твоему лицу вижу, что у тебя другие планы.

– Хочу в отдел заехать, еще раз просмотреть все снимки. Теперь я многих из поселка знаю в лицо, может, что-то новое мне пленки и фотографии скажут.

– Эх, не жалеешь ты нас, Рома, – полушутливо произнес Якубенко. – Время к восьми близится, все магазины закрыты, а мы с утра не жрамши.

– Поезжай домой, я и один справлюсь. Незачем нам обоим голодать. – Савин докурил сигарету и легко сбежал с крыльца. – Завтра к восьми как штык.

– Нет, так дело не пойдет. – Якубенко догнал Савина. – Начали вместе, и заканчивать будем вместе. К тому же я тоже много кого в лицо теперь знаю, так что помощь моя лишней не будет.

Больше они эту тему не обсуждали. Дошли до метро и через полчаса уже входили в здание Краснопресненского РУВД. Если дежурный и удивился позднему приходу оперативников, то вида не подал. Вручил Савину ключ от кабинета, велел расписаться в журнале и разблокировал «вертушку». Кабинет оперативников находился на первом этаже в самом конце коридора. Проходя мимо кабинета следователя, Савин с удивлением заметил, что дверь приоткрыта. Начинало смеркаться, и из двери пробивался искусственный свет.

– Странно, неужели Фарафонтов в кои-то веки решил поработать сверхурочно? – понизив голос, съязвил Якубенко.

Сделал он это напрасно, потому что в пустом коридоре звук его голоса усилился в несколько раз и привлек внимание следователя. Не успели оперативники отойти на пару метров, как дверь распахнулась и на пороге появился следователь Фарафонтов собственной персоной.

– Вот вы где! – резко, словно выплюнул, произнес Фарафонтов. – Я вас весь день разыскиваю!

– Здравия желаю, товарищ следователь, – заученно произнес капитан Савин.

– Здравия желаю, – вторил ему Якубенко.

– С моим здоровьем все в порядке, а вот вам помощь медиков наверняка понадобится. – Фарафонтов демонстративным жестом указал на дверь. – Савин, ко мне, живо!

Савин вздохнул, бросил украдкой обвиняющий взгляд на Якубенко и вошел в кабинет следователя. Якубенко последовал за ним, но Фарафонтов преградил ему путь.

– Свободен, – жестко сказал он, и Якубенко пришлось остаться в коридоре.

Фарафонтов вошел в кабинет и плотно прикрыл дверь. Подойдя к Савину вплотную, он прошипел:

– Ты что себе позволяешь, сопляк? Из пеленок едва вытряхнули, от мамкиной титьки только-только оторвали, и уже корону натянул? Да кто ты такой, мать твою? Пуп земли? Великий инквизитор? Прорицатель? Дерьмо ты на палочке, вот кто!

– В чем дело? – Савин старался говорить спокойно, хотя все в нем кипело.

– В чем дело? В чем дело?!! – Фарафонтов чуть не задохнулся от возмущения. – Он еще смеет спрашивать! Не строй из себя идиота, Савин. Кто тебе позволил идти к майору со своими фантазиями? Кому ты подчиняешься, забыл?

– Вы недовольны тем, что к убийству Манюхова добавилось убийство неизвестной? Так не я заказываю музыку. Как сложилось, так и сложилось. – Савин изо всех сил старался сдерживаться.

– Тебе четко было сказано: наезд! Какого хрена ты начал копать там, где копать не положено? – Фарафонтов повысил голос. – Ты – мелкая букашка! Я даю тебе указания, что делать, а куда соваться не сметь! Подумать только, повесить на отдел убийство годичной давности! Ты в своем уме, Савин? Парни поумнее тебя с этим делом не справились, а ты возомнил, что с ходу получишь неопровержимые улики и засадишь всех негодяев за решетку? Так нет, Савин, твои действия привели лишь к тому, что теперь тебе придется сутками землю носом рыть, пока ты не отыщешь мне доказательства того, что ошибся и убийство Манюхова никак, ты слышишь, никак не связано с убийством в поселке «Красный бор»! А если я еще раз услышу, что ты у меня за спиной обсуждаешь мои дела с майором или еще с кем-то из начальства, я сделаю твою жизнь в отделе невыносимой! Ты меня услышал?

– Я вас услышал, товарищ следователь, – ледяным тоном произнес Савин. – А теперь послушайте вы меня: мне плевать, кто ваш тесть и за какие ниточки он дергает, чтобы вы оставались на этом месте. Но если вы еще хоть раз позволите себе обращаться ко мне подобным образом, я гарантирую, что ни один тесть не поможет вам усидеть в этом кресле. И еще: я уверен, что дело Манюхова напрямую связано с делом неизвестной, погибшей в «Красном бору», и, если вы станете мне мешать проводить расследование должным образом, я не посмотрю ни на ваши, ни на чьи другие погоны и дойду до начальника главка, но виновные будут наказаны. Надеюсь, я выразился предельно ясно, потому что тратить на вас время я больше не намерен.

С этими словами Савин развернулся и вышел из кабинета. Краем глаза он видел, как следователь Фарафонтов провожает его взглядом. На его лице было написано такое изумление, что, выйдя за дверь, капитан не удержался и расплылся в торжествующей улыбке.

К восьми утра следующего дня капитан Савин готов был идти на доклад к майору Кошлову. Накануне вечером они со старшим лейтенантом Якубенко просидели за бумагами до часу ночи. Перебирали фотографии, составляли пофамильный список проживающих в поселке «Красный бор», отмечая тех, с кем следовало побеседовать в первую очередь, делились впечатлениями о дачниках и высказывали версии о том, что могло привести к гибели девушки и фотографа. Когда закончили, поняли, что все станции метро закрыты и добраться до дома Якубенко не сможет. Как верный товарищ, Савин пригласил друга к себе.

Не успев накануне запастись продуктами, Савин смог предложить другу только холостяцкий ужин, состоящий из яичницы и бутерброда с маслом на черством батоне, но оголодавший Якубенко смел все в один присест. Запив ужин горячим сладким чаем и разомлев от удовольствия, Якубенко завалился на диван и тут же захрапел. В шесть тридцать, когда Савин выходил из квартиры, старлей Якубенко продолжал выдавать носом рулады. Уходя, Савин поставил будильник на семь часов и для верности опустил его в жестяное ведро. Он надеялся, что хитрость сработает и на этот раз Якубенко не проспит.

Сам же он собирался доработать отчет, чтобы предстать перед начальством во всеоружии. Он немного нервничал, не зная, какова будет реакция следователя Фарафонтова на его вчерашний выпад, но о своем поступке нисколько не жалел. На этот раз Фарафонтов перегнул палку: одно дело высказывать недовольство работой опера, но оскорблять подчиненных – совсем другое. «Что-то скажет мне Кашалот, когда узнает, что я угрожал следователю? – размышлял он, сидя в кабинете и расписывая предстоящий доклад. – Кто знает, быть может, я сижу здесь последний раз».

Майор Кошлов прибыл в РУВД без одной минуты восемь, и дежурный, которого Савин просил сообщить о приходе начальства, тут же позвонил оперативнику. Подхватив папку с делом Ильи Манюхова, капитан Савин быстро прошел по коридору, миновал кабинет следователей и остановился у двери майора Кошлова. Постучав, он чуть приоткрыл ее и заглянул внутрь. Майор открывал окно и, оглянувшись на звук, поприветствовал Савина.

– Доброе утро, капитан. Входи, не стой столбом.