«Актрисочка, – подумал Фомин. – Надо ее еще подначить».
– А тебя правда зовут Галя? Может быть, Габия?
Удар попал в точку. Девушка вздрогнула.
– Да какая разница! Тебе какая разница. Мне так удобней.
Михаил пожал плечами, и они двинулись дальше вдоль по сумеречной аллее.
Неожиданно из-за кустов выскочили четверо и скрутили Фомина, вернее, он позволил себя скрутить… Пока что.
– Ты чего так долго, Габия? – спросил один из бандитов по-литовски.
– Да чудной какой-то попался, – пояснила назвавшаяся Галей. – Хочет лес нюхать.
Фомина потащили к толстому дереву. Но не дотащили. Он неожиданно и ловко раскидал державших его бандитов и, нырнув за ствол, крикнул:.
– Бей!
Раздалась серия выстрелов, и бандиты попадали на землю как подкошенные. Из-за деревьев выскочили бойцы из команды Фомина. Один из лежащих шевельнулся, и его тут же упокоили выстрелом в голову. Девушка стояла рядом и всхлипывала, зарыв лицо в ладони. Фомин взглянул на нее с брезгливой отрешенностью и сказал:
– Эту сдадите в милицию – сотрудники скоро подъедут. Покажете удостоверения.
Ворон для своих изготавливал удостоверения на картонках, написанных от руки, но с печатью и фотографией. Свой фотограф в отряде имелся. Кому надо, об этом знали.
– А зачем сразу в милицию? – спросил один из бойцов. – Она зачем сюда мужика привела? Вот мы ей и обеспечим это в массовом порядке – отымеем ее хором, а уж потом органам сдадим. Вряд ли она кому-нибудь жаловаться будет.
Девицу тут же распяли на траве и приступили к действию. Фомин отказался принимать участие в спонтанной акции – он намеревался пойти в гости к Кате, которую периодически навещал. До утра.
Он рассказал Катерине историю про девушку Габию.
– Ну что ей было надо от жизни?! Симпатичная деваха, вышла бы замуж, родила ребенка и жила бы спокойно.
Катя, немного подумав, ответила:
– Это бывает, когда в личных невзгодах винишь всех подряд, кроме себя. Жила и воспитывалась в богатой семье, что до немцев, что при немцах. Ее не затронула война. А пришли русские, и раз – все благополучие испарилось. Вместо того чтобы приспособиться к новой жизни – а стартовые позиции у нее хорошие, – начала мстить, даже не мстить, месть для нее вторична, а продолжать жить на широкую ногу: видишь, ресторан постоянно посещает, красуется, одевается богато. А что с бандитами связалась, – так деньги не пахнут. Загубленные жизни ее мало интересуют. Если бы ее в концлагерь на месяц, то радовалась бы куску хлеба с маслом, да просто куску хлеба – какие там рестораны.
– Ничего. У нее все впереди – попадет не в концлагерь, так в ГУЛАГ. Там тоже быстро мозги вправляют, – сказал Фомин и внезапно добавил: – А может, ко мне в Москву переедешь? Я неженатый. Свадьбу сыграем.
Он вдруг понял, что ему в Кате нравится все: лицо, фигура, волосы, как она поправляет платье, как машет руками при ходьбе…
– Я подумаю, – ответила девушка.
Она ничуть не шутила, говорила всерьез, но вдруг рассмеялась.
– Так кто из вас был сладкой приманкой?
– Оба, – немного подумав, ответил Фомин и тоже засмеялся.
Последняя гастроль
Осень все больше набирала обороты. С деревьев падали желтые листья, а при ветре летели, как мотыльки. Начались мелкие затяжные дожди. Начали топить печи, благо в лесу проблем с дровами не было. Циценас с Фоминым поселились в маленькой только что срубленной избушке и не особо страдали от непогоды, но хотелось домой, в Москву.
– Ну что, последняя гастроль, и до дома? – сказал Циценас, греющий спину возле печки.
– Это смотря как понимать слово «последняя». Можно до дома, а можно и до домовины.
Фомин криво усмехнулся. Накануне его вызвал к себе Ворон и с недовольной гримасой сообщил, что пришла депеша от Волошина и напарников отзывают к постоянному месту службы.
– Всегда готовы, – гаркнул Фомин и вскинул руку в пионерском салюте.
– Но у меня будет просьба, – продолжил Ворон, вновь скроив гримасу, но на сей раз просительную. – Тут еще одна бандитская группа образовалась. Небольшая, но гадит сильно. Возьми ее на себя, задержитесь на два-три дня. С Валерой я договорился. Личный состав сам подберешь по количеству и по качеству.
Фомин согласился, зная, что Циценас один не поедет. Ворон стал излагать исходные данные.
– Они оперируют в районе «Нового Амстердама», не острова, конечно, но где-то там гнездо свили. Скорее всего, недалеко от дороги, – вряд ли в чащу залезли, да еще в такую погоду. Не исключено, что те самые, которые пробились через заслон. Сделаешь дело, устроим маленький банкет, а потом отправим вас в Москву. На самолете – мы с Валерой все согласовали.
Поехали вокруг леса, потом по лесной дороге к поселку, что возле болота. Фомин отыскал администратора, или председателя сельсовета, то есть главного в поселке, бородатого дедка преклонного возраста. Тот узнал Михаила.
– А на острове никого нет, – радостно проговорил он.
– Уж мы постарались. – Фомин криво усмехнулся. – В последнее время к вам кто-нибудь приходил?
Дедок сразу же понял, кого он имеет в виду.
– Приходили двое, но вели себя смирно. Купили еды и ушли.
– Куда ушли?
– Да прямо вон туда, по дороге. Дальше не знаю.
«Похоже, что Ворон был прав», – подумал Фомин.
Он выслал разведку, и к вечеру бандитский лагерь обнаружили.
– Там в пяти километрах от дороги на поляне вырыли несколько землянок, точнее, шесть штук. Расположили их по кругу, чтобы в случае чего держать круговую оборону. Ближе мы не рискнули подходить, но, похоже, укрепились они капитально. Опытные волчары, опытные. Сколько их… Судя по числу землянок, человек двадцать, двадцать пять. Если это те, что бежали с острова, то крупнокалиберные пулеметы у них вряд ли есть. Мы, по крайней мере, не видели. Бродили там несколько с винтовками и шмайсерами.
Фомин выставил боевое охранение и отправил остальных отдыхать до утра. На следующий день, добравшись до бандитского лагеря, Михаил отправил бойцов в оцепление, а сам задумался.
«Действительно укрепились капитально, прямо дзоты соорудили. Если штурмовать в лоб, то мы их, скорее всего, додавим, но будут большие потери».
Фомин в силу своей фронтовой специализации разведчика старался свести потери к минимуму, часто повторяя фразу генералиссимуса Суворова – воюй не числом, а умением. Он вспомнил историю, похожую на байку, которую ему рассказал один партизан в Белоруссии.
– Берешь обрубок ствола толстого дерева и катишь его по направлению укреплений. А сам за него прячешься. Если пушек нет, то пулями тебя не достанешь – только щепки будут лететь. Подкатишь его поближе и гранатами, раз, два, три. У врага смятение – тут можно и штурмовать, пока не очухались. Примитивно, но эффективно.
«А что, вполне логично, – подумал Фомин. – Пушек у них точно нет, да и гранаты вряд ли имеются. Только где эти пеньки взять?».
Послал бойцов на поиски нужных деревяшек. Так ведь нашли!
Катить бревна стали сразу по направлению двух соседних землянок. За каждым бревном скрывались по два бойца с гранатами. Бандиты сразу не поняли замысел противника, а когда догадались, бревна уже находились метрах в двадцати от укреплений. Полетели одна за одной гранаты. Некоторые взорвались прямо внутри землянок, вырубив кучу стрелков. Фомин дал команду на штурм. Когда бойцы достигли оборонительных рубежей, бандиты повыскакивали наружу и началась рукопашная, которая длилась недолго в силу численного превосходства бойцов Фомина. Бандитов быстро перебили и начали шарить по землянкам. В одной из них обнаружили четверых, которые забились по углам. Их вытащили наружу и поставили на колени.
По рассказам Волошина Фомин знал, что бандитизм, особенно в западных областях, можно разделить на уголовный и политический. Политический в Литве курировала Армия Крайова. Они считали, что обычные воры и бандиты только дискредитируют национально-освободительное движение, поэтому регулярно устраивали показательные казни уголовников с соответствующими табличками на шее. На краю поляны висел один такой на толстом березовом суку с надписью «Я подлый вор, я позорю литовский народ». Кох явно относился к политическим и связан с Армией Крайовой, а подобные типы вместе с подельниками как раз и входят в ведение ГУББ. Эта группировка из остатков «Нового Амстердама», а они явно оттуда: кроме налетов, ходит по деревням и, угрожая, собирает взносы с жителей на новую Литву. Наверняка Кох приказал.