– Закрывал глаза на что? – не удержался сыщик, не очень веря своим ушам. – Продолжи мысль.
– Ну, если она вдруг поздно приходила с работы. Хотя я точно знал, что занятия в школе давно закончились и никаких педсоветов не планировалось. Знал и молчал. Такая вот некрасивая правда.
– Что? Лена задерживалась на работе? Как вы могли так жить? – поразился Стас, складывая негативы в карман. – Это невозможно, это двойная жизнь! Как могли смотреть друг другу в глаза?
– Как-то жили, – обреченно вздохнул Макс. – В жизни вообще есть много такого, чего мы себе до поры даже представить не можем.
– Погоди, а ты пробовал лечиться? Ну, там, я не знаю…
Овечка, подвернувшая копытце
Макс взглянул на бывшего одноклассника так, что у того заготовленные слова застряли в горле:
– Давай не будем развивать эту тему. Ни к чему хорошему это не приведет. Я чувствовал все ее измены по ее… поведению. Как бы это дико ни звучало, но иногда… даже радовался, что она получила то, что заслуживает. Пусть и на стороне. Она всегда возвращалась ко мне, потому что… мы любили друг друга, несмотря ни на что. Как бы странно это ни звучало. Можешь мне не верить.
– Почему, я верю, – выдохнул Стас чересчур поспешно.
– А то, что случилось у нее с бородатым, я чувствовал с самого начала и до конца. Я даже почувствовал, что она беременна. Она стала другой, более молчаливой, задумчивой какой-то. Про тошноту и пигментные пятна я промолчу.
– У меня к тебе еще один вопрос. Думаю, надо выяснить всё до конца. Я слышал, Жанна к тебе неровно дышала. Вроде как ты ей нравился.
– Я это знаю. Она не раз намекала мне, что не против. Но мне это было совершенно не нужно. Сдалась мне эта рыжая толстуха… Квашня квашней.
– Ну, не совсем толстуха, не совсем квашня, скорее – пышечка.
– Правильно, – закивал Макс. – Она ведь не убивала у тебя жену. Хотя косвенно, может быть, и… поспособствовала.
– Вот именно!
– Если ты хочешь сказать, – продолжил прерванную мысль Макс, – что это может быть мотивом, то ошибаешься. Я Жанке сразу дал понять, что ничего у нас с ней никогда не будет. Даже если ей удастся нас с Ленкой развести. В таких вопросах я предпочитаю конкретику.
Стас выключил увеличитель, поставил его на то место, где он и стоял, хотел накрыть простыней, но Макс жестом остановил его:
– Скрывать его не имеет уже смысла. Сейчас ты знаешь то же, что и я. Скажи, мы приблизились к разгадке?
– Как ни странно, нет, – усмехнулся, сыщик. – Мотив по-прежнему остается за семью печатями. Второе и третье убийства – скорее следствие первого. Не было бы первого, не было бы их. Вопрос вопросов – что послужило причиной первого?
– Возможно, ответ на него, как бы это дико ни звучало, знала Ленка. Не зря же она под столом твою Валентину ногой…
– А вот это мы сейчас выясним.
Стас решительно поднялся и направился к выходу.
– Погоди, не спеши, – спохватился журналист. – Не забывай, что для всех я еще пьяный в дупель, и тебе вряд ли чем-то смогу помочь. Ты будешь действовать один.
– Твоя помощь и не потребуется. Я всё, что нужно, сделаю сам.
– Погоди, извини за любопытство. – Макс буквально приклеился к карману брюк сыщика. – Что у тебя в левом кармане. Не пистолет, случайно?
Стас рефлекторно сунул руку в карман и, достав оттуда японский диктофон, протянул Максу.
– Мне Мила вручила, говорит, пригодится в следствии. А я даже не знаю, как им пользоваться.
Принимая диктофон, Макс округлил глаза.
– Ты что, это голубая мечта любого журналиста! – полушепотом заявил он. – Супервещь! Незаменима в любом интервью! У меня такого нет, хотя мечтаю.
– А мне-то как она может помочь?
– Еще как может, ты что! – Макс почти силком усадил сыщика обратно на кровать. – Например, разговариваешь ты с преступником. А диктофон спрятан под рубахой. Он не знает, что ты записываешь его речь, а ты фиксируешь всё в высоком качестве!
– Объясни тогда, как с ним обращаться.
Журналист открыл отсек, откуда выкатились две батарейки.
– Отлично, все укомплектовано. Тут, по идее, ничего сложного нет, – сообщил он, нажимая на кнопки. – Как в магнитофоне. Вот «запись», вот «стоп», вот «воспроизведение», вот перемотка туда-сюда. По стрелке. Вот громкость.
– Погоди, дай закрепить материал. – Стас повторил те же самые манипуляции, что и Макс. – У меня дома есть кассетный магнитофон, в принципе похоже.
– Тогда ты справишься без проблем. Но надо придумать, как тебе его на грудь повесить, чтобы было незаметно.
– Зачем на грудь? – удивился сыщик. – Как пионерский галстук?
– Очень смешно, – с укоризной покачал головой журналист. – Под рубаху, я имею в виду. Чтобы Лёвик не заметил. Только включить не забудь.
Макс окинул комнату взглядом, ища, на что бы повесить диктофон, потом вышел на балкон, отвязал веревку, по которой недавно они оба поднимались, и с помощью ножниц начал отделять тонкие волокна.
Какое-то время Стас молча наблюдал за действиями бывшего одноклассника, потом поинтересовался:
– Ты хочешь, чтоб петля, которая была на шее Жанны, теперь красовалась у меня под рубахой?
– Что тебя смущает? – невозмутимо спросил журналист, перекручивая нити. – Здесь килограммовая плотность не нужна, диктофон весит всего ничего.
– Я о другом, – заметил сыщик. – Это все равно что укрываться одеялом, которым был накрыт покойник.
– Вон ты о чем, – прыснул от смеха Макс. – Не знал, что такой суеверный. Хочешь, я промою нитки? Или послюнявлю, если тебе легче станет от этого. Готов на все!
– Ладно, не юродствуй.
– Теперь давай начнем официальную запись. Заодно и проверим, работает ли. – Макс нажал на красную клавишу. И произнес хорошо поставленным голосом: – Сегодня первое января тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года. Шесть часов двадцать минут утра. Мы расследуем череду загадочных убийств, совершенных в новогоднюю ночь на обкомовской даче Снегиревых…
Медленно спускаясь по ступенькам, Стас оглядел сверху гостиную. Лёвик по-прежнему дремал, уронив голову на руки. Супруги Снегиревы о чем-то шумно разговаривали на кухне.
Разбуженный появлением сыщика, фотограф сладко зевнул, потер глаза:
– А, наш Эркюль Пуаро пожаловал! Приятно!
– Да, пожаловал, – констатировал Стас, как бы подчеркивая, что никакие актерские ухищрения фотографу не помогут. – А ты думал, я уже на том свете? Только не надо прикидываться овечкой, которая подвернула копытце.
– Начало мне нравится. – Лёвик неспешно принялся протирать очки одним из множества своих платочков. – Интересно, как дальше будет разворачиваться сюжет. Овечкой меня еще в этой жизни никто не называл.
– Для начала мне бы хотелось получить объяснение по этому вопросу. – Стас вынул из кармана и положил перед фотографом найденный в сумочке Жанны пакетик с пустыми стекляшками. Записки Валентины в пакетике, естественно, не было. – Что это, как ты думаешь?
Лёвик не спеша водрузил на нос очки, взял пакетик и принялся его рассматривать, не доставая содержимого.
– Глюкоза с инсулином. По-моему, в медицине данное сочетание именуется поляризующей смесью. Если капается из одной бутылки. Насколько я понимаю, ты нашел это в сумочке моей мертвой супруги. Какое ты имел право лазить в ней?
Уловив, как у фотографа дернулась щека, Стас понял, что должен сыграть на опережение. Перед ним сидел матерый противник, информацию из которого можно лишь выдавливать силой.
Схватив Лёвика за воротник, он едва не вытащил его из-за стола:
– Такое право, что вы с женой – убийцы! Вы на пару убили Лену, а потом и Валентину! Правда, жену мою ты зарезал лично. Зачем вы это сделали?
– Это должен установить суд, – пролепетал ошеломленный фотограф. – Как минимум. И ты никакого права…
Стас опрокинул противника на стол и от души врезал по ушам. В том числе – и по изуродованному уху. От резкой боли Лёвик вскрикнул. Сыщик невозмутимо продолжал: