Из зеркала смотрело что-то невразумительное, но не вызывающее вопросов в этой части света. «Этот грим можете вообще не снимать, – поучала миловидная гримерша. – Неприятно, согласна, но в некоторых ситуациях можете не успеть его наложить. Либо отточите свои действия до автоматизма, тогда будете укладываться в две минуты».

Находясь один, он снимал с себя эту липкую гадость, всматривался в свое обычное лицо. Никита вышел из оцепенения, взял тросточку, заковылял на кухню. Сплюнул, опомнившись, бросил трость на тахту, нормальным шагом двинулся на кухню, поставил чайник на электроплиту. Время до встречи оставалось. Квартира была небольшой, находилась на втором этаже старого трехэтажного дома в районе Вальде. Дом причудливо загибался, втягивался в глубь квартала. Район был старый, деревья росли бесконтрольно, неподалеку протекал канал – отнюдь не из тех, что показывают туристам. Большинство квартир в доме сдавались внаем, проживали здесь не самые обеспеченные лица города, в основном одинокие пожилые люди. И полиция, соответственно, сюда не наведывалась.

Комнаты были меблированы. Дизайн не потрясал воображение, но много ли надо одинокому пожилому мужчине? Конфорка неторопливо нагревалась, Никита мерил шагами квартиру, поскрипывал пол. Коврики на полу давно выцвели, опасно накренился старинный «славянский» шкаф. Балконы в этом доме отсутствовали, считалось, что жителям они ни к чему. Кривились облетевшие деревья, за ними просматривались приземистые постройки вдоль канала. Заканчивался октябрь. На исторической родине, особенно в Сибири, уже падал снег, кое-где установился снежный покров, здесь же столбик термометра не опускался ниже плюс двенадцати, снег зимой отсутствовал в принципе. Но дули ветра, почти не показывалось солнце. Несколько минут новоявленный пенсионер стоял у окна, ориентировал себя в пространстве. На юго-западе Франция, по российским меркам – совсем рядом; на северо-востоке Голландия, или как там ее… Нидерланды. На севере, в семнадцати километрах, – Северное море, к нему ведут каналы, поэтому Брюгге считается морским портом; на юго-востоке – Брюссель…

Три дня он находился в этом городе – никому не нужный, никому не интересный. Гулял с палочкой по запутанным улицам, вдоль каналов, которых здесь было множество, таращился на здания, хранящие облик Средневековья. Кажется, начинал ориентироваться в хитросплетениях здешних артерий, познавал магазины, торговые лавочки, кафе и закусочные. В городе было много туристов, они блуждали поодиночке и группами, звучала разноязычная речь. Русский язык, к сожалению, не звучал. Туристы посещали в основном достопримечательности – центральные улицы и площади, величественные соборы, дозорную башню Белфорт – символ Брюгге, Будевейнканал, с которого открывались интересные виды на город, в частности на башню церкви Богоматери. Квартал в сторону – и там уже не было туристов, прохожие попадались редко. Казалось, что попал во вчерашний день, из которого все переселились в сегодняшний…

В дверь постучали. Никита вздрогнул: кого нелегкая принесла? Сотрудников бельгийской Общей службы информации и безопасности, у которых виноватые лица? Помявшись, он отправился открывать – грим на лице, хорошо, что наложил. Хоть действительно не снимай! Спохватился, повернул к тахте за тростью и остаток пути до двери двигался, как и положено пожилому инвалиду. На узкой лестничной клетке стояла женщина в годах – невысокая, щуплая, с корзинкой. В облике осталась канувшая в лету привлекательность, в глазах – былое озорство. Но это было так давно! Аккуратная старушка, в седых волосах серебрилась ленточка. Никита уже видел ее, гражданка проживала здесь же, возможно, этажом ниже. Она смущенно улыбнулась, что-то произнесла по-голландски. На этом языке говорила половина Брюгге – последствие перехода города из рук в руки. Это не значило, что они не знали французского – государственного языка Бельгии.

– Не понимаю, – улыбнулся Никита.

– О, простите. – Старушка перешла на французский. – Вы же месье Видаль? Кажется, Шарль Видаль, если не ошибаюсь? Про вас говорил месье Антуан, наш управляющий. Вы сняли квартиру на неопределенный срок. Мы с вами виделись пару раз, вы так любезно здоровались… – Женщина смотрела пристально, новый сосед вызывал интерес. – Я живу под вами, – продолжала она. – Габриэлла Якобс, можно просто Габри. Мой муж скончался много лет назад, дети живут в Канаде, я переехала в этот жилой комплекс в семидесятом году, здесь сравнительно низкая стоимость аренды…

– Рад вас видеть, Габри. – Никита приветливо заулыбался. Учитывая грим на лице, это выглядело, должно быть, не совсем привлекательно. Но соседку не отпугивало. – У вас какое-то дело? Хотите войти? Проходите, прошу вас, только вынужден предупредить, что я уже собрался уходить…

– О, нет, спасибо, тогда в другой раз. – Соседка решительно замотала головой. В отличие от многих жителей этой страны, у нее имелось чувство такта. – Вот, возьмите, прошу вас. – Она протянула корзинку, в ней что-то лежало, укрытое салфеткой. – Я испекла сегодня пирог с миндалем и ванилью, немного принесла вам. Мы же теперь соседи, не так ли? Должны поддерживать добрососедские отношения.

– О, Габри, не надо было. Но огромное спасибо. Просто обожаю бельгийский пирог. Точно не хотите зайти? – Он был просто воплощением любезности.

– Нет, вы же спешите по своим делам. Рада, что угодила, Шарль. У вас необычный акцент, нет?

– Да, пожалуй, Габри, многие так говорят. Я родом из Эльзаса, в роду имелись немецкие корни, покойная супруга была дочерью офицера, чья семья сбежала из России в Турцию, спасаясь от большевиков. И от меня она требовала говорить только по-русски, что, между нами говоря, было совершеннейшей пыткой…

– О, вы тоже вдовец, – посочувствовала Габри, и в глазах, обведенных морщинами, усилился интерес.

«Так, с личной жизнью проблем не будет», – тоскливо подумал Платов.

– Мне тоже жаль, что у вас все так сложилось, Шарль. И какие же дела, если не секрет, привели вас в Брюгге?

– Ничего серьезного, Габри. Мои родственники когда-то жили здесь, с похвалой отзывались об этом городе. Я не перегружен сейчас делами, решил приехать, осмотреть город, заодно навестить их могилы. Врачи говорят, что после недавних проблем со здоровьем полезно сменить обстановку.

– Это очень интересный город, – улыбнулась соседка. – Многие кварталы просто переехали в наш век из древних времен, в них ничего не изменилось. Не подумайте, будто я такая старая, что помню древние времена, – соседка прыснула, – но… да вы и сами увидите и поймете. Всего доброго, Шарль, простите, что отвлекла. – Старушка манерно раскланялась.

А что, тряхнуть стариной, замутить интрижку?.. Никита закрыл дверь, постоял у порога, прислушался. Соседка как соседка, обычный визит вежливости. Он приподнял салфетку, понюхал пирог. Смотрелся он и пах приятно. Поблескивала смазанная яичным белком корочка. Он оторвал пальцами кусок пирога, с задумчивым видом стал жевать. Видимо, нужны определенные меры. Габри и раньше могла прийти – когда он тут бегал, весь такой молодой…

Никита убрал еще теплое печеное изделие в холодильник, начал собираться. Пять минут спустя согбенная фигура проковыляла мимо дома, свернула на аллею. Постукивала палочка.

«Надо ли все усложнять, товарищ генерал-майор? – задавал он еще в Москве выстраданные вопросы. – Образ старика, разбитого инсультом, – вам не кажется, что это перебор? Какая, собственно, нужда?»

«А тебе не кажется, милый друг, что наш общий знакомый мог в Москве тебя срисовать? Ты готов поручиться, что это не так? Вот и я не готов поручиться. Так что не ищи легких путей, привыкай к новым реалиям. Привыкнешь – и все пойдет как по маслу».

Где-то товарищ генерал был прав. Не факт, но Старчоус мог его видеть. У дома Гаранина, у дома Лисовца, во время слежки за Дворским. И раньше намеченного убрался из Москвы, не выполнив поставленной задачи, поскольку решил, что собственная безопасность дороже. Не удивительно, если он даже наводил справки о майоре Платове…