– Я не оставлял никаких отпечатков, – пожал плечами Лацис. – Приходил в тонких перчатках, никогда их не снимал. Шаховский поначалу потешался – что это со мной? Я объяснил – псориаз, руки гниют. Он даже слова такого никогда не знал, тут же забыл. Уверен, он об этих перчатках вам даже не заикался. Глупо было действовать голыми руками. В картотеке МВД моих пальчиков, конечно, нет, но вот в армейских структурах…

– Там точно есть, – кивнул Никита. – Зачем вернулись во двор, Бруно Янович? Расхожее представление, что преступника тянет на место преступления… Не будем его рассматривать.

– Бывает, что и тянет, – признался Лацис. – Но дело не в психиатрии. Порой сомневаешься, все ли учел, довел ли дело до конца. Доверяться словам заказчика об эффективности препарата – конечно, можно, он сам рекомендовал… но лучше все же перепроверить. Согласен, сглупил, вы меня подловили, я решил выяснить, в какую больницу повезли воскресшего Лисовца… Послушайте, он что, действительно очнулся?

– Да бог с вами, Бруно Янович. Мертвее и быть не может. Вы сработали безупречно. Так, небольшая «военная хитрость». Да не расстраивайтесь вы так, дело житейское. Посмотрите на это фото. – В горле пересохло, но майор откладывал момент до последнего; он выложил на стол старый снимок Старчоуса.

Лацис взял снимок, всмотрелся.

– Фото старое, – добавил Никита. – Ему как минимум три десятилетия. Похож на вашего заказчика?

– Он и есть, – сообщил арестант желанную новость. – На фото он моложе, бесспорно, но время этого человека не сильно испортило. Он такой же осанистый, ни капли жира. Хорошо воспитан, учтив. Хорошо говорит по-русски, возможно, это родной его язык, но… – Лацис помешкал, – у меня сложилось мнение, что он его редко использует, как-то старомодно высказывается, без современных оборотов, которые входят в русскую речь…

– Понятно, – кивнул Никита. Приходилось сдерживать охватившее его возбуждение. – Вы можете нам помочь в поисках этого человека?

– Даже при всем своем желании, – покачал головой Лацис. – Мы встречались только раз. О себе он ничего не рассказывал. Поговорили, расстались. В этом вопросе вам не поможет даже Герман Леонидович в случае своей поимки. Так устроена эта система. Но человек, как видно, компетентный, раз вышел на посредника. Мне показалось, что он приезжий. Но знает город, знаком с укладом жизни, хотя порой изъясняется причудливо…

И чего добились органы? Подтвердилась версия, что убийства Гаранина и Лисовца связаны и над обоими витает зловещая личность Старчоуса. Это важно, спору нет. Но как-то мало. А вообще, занятно. Старчоус, как Фигаро, витает по Москве, ставит людям задачи. Для устранения Гаранина привлек Колчина, для убийства Лисовца – Лациса. Один бы исполнитель не справился? Видимо, нет. Подготовка занимает время, а оно поджимало. Почему? Существует ли еще кто-то – помимо этой пары потерпевших? Вопрос был интригующий. Но пока в Москве ничего подобного не повторялось. Убийств хватало, но все не то. А почему именно в Москве? Чем плохи Ленинград или какой-нибудь Невельск на острове Сахалин?

– А кто он? – Любопытство победило, Лацис внимательно разглядывал фотоснимок, и что-то в нем ему не нравилось, – Можете о нем сказать? Он на снимке в гражданском костюме, но в нем есть что-то военное…

– Не совсем, – вздохнул Никита. – До войны этот господин работал бухгалтером. В войну дослужился до звания оберштурмбанфюрера СС, лично участвовал в карательных акциях против мирного населения…

Лацис смертельно побледнел.

– Послушайте, я не знал… Честное слово, я не знал…

Во все аэропорты, вокзалы, автостанции разлетелись ориентировки. Нормальной фотографии преступника не было, приходилось использовать стародавнее фото. Подключалась агентура. Прощупывали гостиницы, недобросовестных арендодателей, незаконно сдающих приезжим квартиры. Гаранин и Лисовец – «уснувшие» агенты абвера, которых разбудил Старчоус? Почему убил? Есть ли кто-то третий (а также четвертый и пятый)? Что вообще собирается делать Старчоус, зная (а он, скорее всего, знает), что Колчин мертв, Лацис схвачен и его собственная личность уже не за семью печатями? Что-то подсказывало, что у Старчоуса есть надежные источники информации. В ужасе постарается скрыться? Равнодушно пожмет плечами и продолжит делать то, ради чего прибыл в столицу нашей Родины?

– Вынужден огорчить, Никита Васильевич, но в квартире гражданина Шаховского найдены только пальчики самого Шаховского, – поведал эксперт-криминалист Корчак. – Больше – никаких. Такое ощущение, будто последние годы он провел в тюремном одиночестве.

– Спасибо, Роман Карлович, данная тема уже не является актуальной.

– Тогда какого, простите, рожна мы ею занимались? – всплеснул руками эксперт. – Потратили кучу народных средств, чтобы обработать квартиру, тащились на этот ваш злосчастный четвертый этаж?

– Простите, Роман Карлович, не успел сообщить. Зато спускаться было значительно легче, нет?

Первым же рейсом из Крыма прибыла супруга Евгения Борисовича, и началось оплакивание. Ничего полезного она не сообщила, за исключением некоторых биографических данных, сомневаться в достоверности которых не приходилось. То же, что вызывало сомнения, тщательно проверялось. На следующий день изображавший бурную деятельность Белинский поведал:

– В тридцать девятом году наш убиенный окончил минский институт и получил специальность электроэнергетика. До конца учебы возглавлял комсомольскую организацию потока, активно участвовал в общественной жизни. От армии имел освобождение… у него было что-то связанное с вестибулярным аппаратом.

– Освобождение от армии? – удивился Никита. – Освобождение, насколько знаю, дается от физкультуры.

– Хорошо, медкомиссия признала Лисовца негодным к воинской службе. Но он активно отметился на других фронтах. Работал на предприятии, обеспечивающем Минскую область электричеством, там тоже возглавлял комсомольскую, а затем и партийную организации. Перед войной ему, заметь, было всего двадцать четыре года. Он быстро сменил комсомольский билет на партийный. При этом хорошо работал, внес пару рационализаторских предложений. Когда фашисты подходили к городу, активно участвовал в эвакуации городских партийных организаций. Есть неподтвержденные данные, что Лисовец вступил в ополчение. Отряд разгромили, сведений никаких нет. Он возник через полгода в освобожденном от фашистов Волоколамске, восстанавливал энергетику, демонстрировал активную жизненную позицию. В армию больше не пошел, больной же. Возглавил райком партии – эдакий молодой энергичный руководитель. Когда освободили Великие Луки, перебрался туда, затем в Калинин, впоследствии стал покорять столицу. Партийная карьера как-то не сложилась, стал работать по специальности, возглавил лабораторию, где разрабатывали РЛС дальнего действия. Итак, что мы видим? Не хотелось бы наговаривать на честного человека, но, как и у Гаранина, у Лисовца была возможность попасть под «очарование» абвера. Часть его биографии в сорок первом, сорок втором годах скрыта туманом. Но у органов претензий к Лисовцу не возникло.

– У каждого в те годы было что-то, скрытое туманом, – проворчал Олежка. – Такая неразбериха во всем творилась…

– О, ты жил в те годы? – повернулся Никита. – Странно, товарищ старший лейтенант, я думал, вы моложе.

Он погружался в задумчивость. Слишком много движений совершали в последние дни, и так мала отдача. Хорошо, начальство с ножом у горла не стояло. Пока не стояло. Один преступник «самоликвидировался», другой попался, это позитивный итог. Все же остальное – беспросветный негатив… Он поднял голову. Подчиненные молчали, смотрели настороженно.

– Читали «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»? – язвительно улыбнулся Никита. – Ту книжку, что с цветными картинками. Так вот сейчас, друзья мои, у вас такие же лица, как у тех солдат.

– Такие же счастливые? – предположил Яранцев.

– Такие же деревянные. И даже у тебя, Зинаида. Есть одна идея – сомнительная, шаткая, но какая есть. Первое: найти фотографии потерпевших Гаранина и Лисовца – в хорошем качестве, желательно прижизненные. Уверен, такие найдутся. Добавить в коллекцию фотографию Старчоуса – ту самую, где он молодой. Другой, к сожалению, нет.