Сделав вид, что ему в другую сторону, он завернул за угол магазина и, как только скрылся из вида, помчался по параллельной улице, собираясь перехватить толстуху на следующем повороте. Разумеется, он оказался проворнее толстухи, и когда та свернула на боковую дорожку, ведущую к высоким деревянным воротам, он подбежал к ней сзади и дернул сумку. Он был уверен, что от неожиданности и страха баба отпустит ручки и ему останется лишь подхватить добычу и убежать. Но случилось по-другому.

Почувствовав удар, толстуха еще крепче вцепилась в ручки и, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, кто на нее напал, заголосила на всю улицу. Он предпринял еще одну отчаянную попытку вырвать из ее рук сумку, но безуспешно. Истошно горланя, она дернула сумку вверх и прижала к своей необъятной груди, как младенца.

Он понял, что нужно уходить, и, нырнув в боковой проход, побежал прочь от деревни. Он не останавливался до тех пор, пока не добежал до реки. Там, злой и голодный, он рухнул на мокрую траву. Так и сидел сейчас, оплакивая ускользнувший сытный ужин.

– Черт бы их всех побрал! Мерзкие твари, все против меня. А за что? Я всего лишь хотел выбраться из-за колючки! Мне там не место, это все знают.

Он злился все сильнее, проклиная всех и вся. Голод усиливался, и от этого становилось еще тоскливее и холоднее. Продукты, которые приготовил дружок Ледоруба, утонули в Виндрее, когда он, разозлившись, сбросил в воду тело этого козла. Он хотел увезти его подальше от деревни, оставить на каком-нибудь островке, чтобы не нашли или искали дольше. Но он и мертвый бесил его так, что не было сил терпеть. Ему не было жалко этого придурка, а вот рюкзак, набитый под завязку банками с тушеной говядиной и консервированной рыбой, он оплакивал до сих пор. И спички, и чай, и аккуратные кусочки рафинада, упакованные в картонную коробку. В его руках было такое богатство, а теперь он вынужден мерзнуть и голодать.

Те жалкие гроши, которые он награбил, лежали в кармане плащ-палатки, но воспользоваться ими он не мог. Как-то так получилось, что кровь той девчонки затекла в карман и перепачкала все бумажные купюры. Он попытался отмыть их в реке, но вид у банкнот стал такой жалкий, что наверняка привлек бы внимание продавщиц. Да и мелочь, которую отмыть удалось без труда, использовать вряд ли удастся. Он не станет рисковать и снова входить в магазин. Слишком опасно. Любая продавщица, как та, что попалась ему часом раньше, может вызвать милицию, и ему снова придется бежать из магазина без продуктов. Всегда будет риск, что, пока он выбирает провизию, к дверям подъедет «воронок» и его снова загребут. Нет, даже ради жратвы он не станет рисковать свободой.

– Надо что-то делать, – снова заговорил он вслух. – Надо найти теплое место, просушить обувь и одежду и найти наконец еду. Хоть какую. Что думаешь об этом?

Он слегка приподнялся с травы и заглянул в кусты. В наступившей темноте он вряд ли мог что-то различить на расстоянии вытянутой руки, но ему и не нужно было всматриваться. С осуждением покачав головой, он громко свистнул.

– Снова дрыхнешь? Поднимайся, пора придумывать новый план. Сам видишь: твой план не сработал, и не говори, что в этом виноват я. Просто ты его не до конца продумал, так что хватит спать, принимайся за работу.

Он замолчал, прислушиваясь. Но вокруг стояла тишина, лишь дождь монотонно барабанил по густой листве, по лодке на берегу и по его прорезиненному плащу, валявшемуся на земле бесформенной грудой.

Не дождавшись ответа, он сердито вскочил, подобрал увесистую дубину, лежавшую у его ног, обогнул кусты и, размахнувшись, с силой ударил по земле. Его злой взгляд уперся в телогрейку с нашивкой на груди. Скрученная в аккуратный тюк, она лежала за кустами, нашивкой вверх. Постояв с минуту, он произнес, обращаясь к телогрейке:

– Получил? Теперь станешь мне помогать? – Он снова постоял, прислушиваясь. Затем начал кивать головой, будто в ответ на чьи-то слова. Когда он снова заговорил, в голосе звучало удовлетворение: – Так-то лучше. Этот план мне нравится. Ладно, не будем откладывать. Пойдем, у нас куча дел.

Он снова прислушался, покивал головой, после чего подхватил телогрейку, закинул ее на плечо и зашагал к дороге. До шоссе он дошел за час, дождь к тому времени усилился, и он сильно пожалел, что бросил плащ-палатку на берегу. Он остановился в посадках, пытаясь укрыться под деревьями от нудных капель дождя, и стал ждать. Стоять пришлось долго, но он не терял надежды. Не может быть, чтобы ни одна машина не проехала мимо, рассуждал он, даже если трасса не центральная. Он не имел ни малейшего представления, где находится, но твердо верил в удачу.

И она его не подвела. Спустя два часа вдалеке показались фары автомобиля. Тусклый свет пробивался сквозь ночную тьму и пелену дождя, уверенно приближаясь к месту, где он устроил засаду. Он поспешил к обочине, поднял вверх руку и начал энергично махать, подавая водителю сигнал остановиться. Сначала он подумал, что машина проскочит мимо. Он готов был уже выскочить на дорогу, чтобы преградить путь, но этого не потребовалось. Водитель увидел сигнал и сбросил скорость. Машина проехала еще немного и остановилась. По его лицу скользнула торжествующая улыбка, и он бросился вперед.

– Здравствуйте! – радостно улыбаясь, прокричал он в чуть приоткрытое окно. – Подбросьте меня до населенного пункта! Замерз как собака, скоро зубы от холода клацать начнут.

– Здорово! И как тебя занесло в такую глушь, да еще в такую погоду? – Водитель покрутил ручку, опуская стекло еще ниже.

– Сделайте доброе дело – разрешите погреться пару километров в вашей машине.

– Ладно, запрыгивай, отряхнись только, а то сиденье испачкаешь.

Водитель перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверцу. Он, кое-как стряхнув воду, нырнул в теплое нутро машины и блаженно заулыбался. Водитель хлопнул дверцей, достал из-под сиденья кусок сухой ткани и бросил ему на колени:

– На вот, лицо утри, все приятнее будет.

– Спасибо! – поблагодарил он.

– Тебя как звать-величать?

– Иван, – чуть медленнее, чем следовало, ответил он.

– А меня можешь называть дядя Саша. Так куда ты направляешься?

– В Саранск, – ответил он и сразу понял, что поторопился.

– Э! Так тебе совсем в другую сторону, – произнес он. – Я в Арзамас еду, у меня там внучка родилась, вот, спешу поздравить.

С этими словами водитель указал на сверток, уложенный на заднее сиденье. Сквозь прозрачный целлофан был виден белый мех какой-то игрушки.

– В Арзамас так в Арзамас, – быстро согласился пассажир. – На самом деле мне все равно, куда ехать, лишь бы в городе железнодорожный вокзал был.

– Это как так «все равно»? – удивился водитель.

– Так я в Москве живу. А откуда уезжать – из Саранска или из Арзамаса, мне без разницы, – объяснил пассажир и быстренько перевел тему: – Поехали. Буду вас до самого Арзамаса развлекать. У меня ведь, эх, неладно на любовном фронте…

Водитель не заставил себя уговаривать. Он вырулил с обочины на дорогу и покатил вперед.

– Хорошая у вас машина, – похвалил пассажир. – Новая, наверно?

– Что ты! Это же четыреста второй «Москвич», их сто лет уже выпускают. Моя аж с пятьдесят шестого года дороги меряет, – рассмеялся дядя Саша. – А выглядит новой, потому что я ее берегу, ухаживаю, можно сказать, как за женщиной. Вовремя отмываю, полирую, если грязь, обязательно сначала сухой ветошью оботру, а уж потом в гараж загоняю. И она мне благодарностью платит: ни ржавиночки, ни гнилиночки нет.

– Да, у меня бы не хватило терпения, – признался он.

– Молод ты еще для этого. Поди, только школу окончил, а, Иван?

– Угадали, дядя Саша, только окончил, – не стал возражать пассажир.

– Как же у такого молодого и уже на любовном фронте нелады? – Дядя Саша подмигнул пассажиру. – Давай, рассказывай, да поинтереснее, чтобы я не уснул за рулем.

Водитель сосредоточился на дороге, а пассажир затянул нудный рассказ о том, как девушка его мечты заманила его в глухую деревню обещаниями сладкой жизни, а сама оказалась коварной изменщицей. Спустя двадцать минут водитель понял, что история не стоит его внимания, и принялся рассказывать о своей семье, о дочке, которая два дня назад родила ему внучку, о том, с каким нетерпением он ждет с ней встречи.