Но это не сработало. Она закрыла глаза и несколько секунд ожидала в темноте, но когда открыла их, то стояла на том же месте, запертая внутри прибора.

— В чем дело? — спросила она у беременной женщины, на голове которой рос маленький лес. — Почему я не могу отсюда выбраться?

Женщина взглянула на нее с удивлением, будто не поняла ни слова из того, что Кэнди ей сказала.

— Может мне кто-нибудь объяснить, что происходит? — сказала Кэнди. Ответ пришел из уст краснолицей обезьяны.

— Где твои сны? — спросила она. — Здесь все носят на голове свои сновидения.

— Но я не здешняя, — возразила Кэнди. — Я пришла снаружи.

— Снаружи? — переспросил бородатый мужчина с рыбой подмышкой. — Нет тут никакого снаружи.

— Очень даже есть, — ответила Кэнди. — Я там живу.

Она посмотрела на «небо», надеясь доказать наличие комнаты за пределами искусственного мира, однако не увидела признаков подтверждения своих слов. Над головой простирались обычные синие небеса.

Ее охватила паника. А вдруг совершенное в этот мир путешествие было дорогой только в один конец? Возможно, когда-то все жители улицы Марапоча легковерно посетили это место, а оказавшись здесь, обнаружили, что не могут отсюда выбраться. Но время шло, и они позабыли, что за пределами улицы тоже существует жизнь.

Что ж, с ними такое могло произойти, но с ней этого не случится! Она путешествовала по Абарату, изучала его чудеса, рисковала жизнью, конечностями и психическим здоровьем не для того, чтобы стать пленницей какого-то искусственного мирка.

— Я хочу отсюда выбраться! — закричала она. — Сейчас же! Кто-нибудь меня слышит?

Она запрокинула голову.

— Мистер Маспер! Вы там? МИСТЕР МАСПЕР!

— Покажи нам свои сны, — сказал мужчина с горящей башней на голове. — Покажи.

— Нет, — ответила Кэнди.

— Не будь извращенкой, — проговорила величавая женщина со сложным столбом снов. Как ни странно, ее голос звучал почти так же, как и голос мужчины с горящей башней.

— Покажи, — сказал другой житель тем же самым голосом. — Мы хотим увидеть твои сны.

— Мои сны — только для меня. — ответила Кэнди.

— Покажи, — потребовал мужчина с рыбой, надвигаясь на нее.

— Не вынуждай нас применять силу, — произнесла обезьяна.

— Не подходите, — предупредила Кэнди.

Мужчина не обратил на эти слова внимания. Он потянулся за спину и взял рыбу за хвост, словно намереваясь ею драться. Кэнди не дала ему такой возможности. Выхватив рыбу из рук, она ударила по сну на голове мужчины. Сон оказался хрупким, и его фрагменты разлетелись во все стороны.

Человек в ужасе вскрикнул.

— Мои сны! — завопил он. — Что ты натворила! Мои драгоценные сны!..

Этот вопль привлек внимание всей улицы, и те, кто видел удар Кэнди и его последствия, тоже закричали:

— Пусть она покажет!

— Покажи нам свои сны, детка!

— Прямо сейчас! Покажи!

Люди приближались к ней со всех сторон, и их некогда спокойные лица искажала ярость. Она попыталась оправдаться, но никто ее не слушал. Единственное, что Кэнди оставалось, это развернуться и бежать прочь. Она посмотрела назад. Дела были плохи. Покинуть улицу мешала стена тьмы, чей вид сопровождался знакомым звуком.

Жжух, жжух, жжух…

Крутящиеся щели проносились в опасной близости от ее лица. Если она выберет для прыжка неправильный момент, то ударится о дерево между щелями. Но как узнать, когда прыгать? Это как вскочить на вертящуюся карусель. Если она рассчитает неправильно, то может потерять сознание от удара, или еще хуже — застрянет в механизме и будет кружиться вечно…

— Просто прыгни, — сказала она себе и в следующую секунду уже была в воздухе, летя и падая. Несколько секунд она испытывала неподдельный страх, когда весь мир превратился в размытое пятно, наполнившись шумом перемалывающихся шестеренок и распрямляющихся пружин. Она боялась, что кошмар окажется реальностью, и она упадет в крутящийся механизм. За спиной раздавались голоса сновидцев, кричавших, что она умрет, глупая ведьма, и это хорошо, потому что она это заслужила. Звук шестеренок и пружин стал невыносимым, и она зажала руками уши, но это не помогло. Шум проникал сквозь пальцы, вызывая в голове пульсацию.

— Хватит! — закричала она.

То ли ее требование услышали, то ли ей просто повезло, и она прорвалась через крутящиеся щели. Как бы то ни было, скрежещущий грохот механизма стих, и она вывалилась на другую сторону. Звук внезапно исчез, и она поняла, что лежит на старом ковре с раскалывающейся от боли головой.

— Привет, — сказал кто-то.

Она осмотрелась. У двери стоял человек в темно-серой одежде.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, да, — ответила она, с трудом поднимаясь на ноги. Краем глаза она увидела, что прибор продолжает вращаться, издавая все тот же мощный звук, а где-то на его фоне слышались голоса с улицы Марапоча.

— Я…

— Что? — спросил мужчина, протягивая руку и помогая ей встать.

— Такое впечатление, что меня затащило в эту штуковину, — она потрясла головой, чтобы избавиться от ощущения путаницы. Лишь когда оно слегка рассеялось, Кэнди подняла глаза и посмотрела на стоявшего рядом человека.

— Я мистер Пий Маспер, — сказал он. — Это мой дом.

На неизмеримом расстоянии между Абаратом и Иноземьем, в Цыптауне, все было гораздо спокойнее, чем раньше. Любопытство и тревога, пробужденные анонимным автором надписи на стене в номере гостиницы Древо Отдохновения, сошли на нет и превратились во всеобщее равнодушие; в списке тем для слухов это событие опустилось ниже истории с городским главой Гарольдом Медоузом, обвиненным в получении взятки за то, что он не должен был обращать внимание на определенные нарушения в области здравоохранения (в том числе на утечку с куриной бойни прямо в городские стоки, тогда как очистка забитых труб легла бы на плечи налогоплательщиков Цыптауна). В результате скандала Генри был вынужден унижаться и все отрицать, чтобы не оказаться выкинутым из кабинета, и оправдания в стиле «Я этого не делал» приковали к нему все внимание горожан.

Однако были и исключения. Несколько стойких приверженцев день и ночь дежурили у гостиницы, ожидая новых проявлений сверхъестественного, а два офицера полиции час в день уделяли внимание исчезновению Кэнди Квокенбуш. Но истина заключалась в том, что обе эти темы уже не являлись горячими. Горожанам было что обсудить и без них.

Даже на Последовательной улице, 34, где жили Квокенбуши, разговоры о Кэнди стали настолько раздражать Билла, что Рики и Дон пошли по пути наименьшего сопротивления и прекратили упоминать ее в присутствии отца.

А потом однажды, когда все сели ужинать, Билл осушил пару банок пива и сказал:

— У меня для вас кое-какие новости.

— О чем, папа? — спросил Рик.

— Обо всех нас, — сказал Билл Квокенбуш, открывая очередную банку. — Я говорил вашей маме, что собираюсь уехать из Цыптауна. В Чикаго или в Денвер. Но сейчас я думаю, что мы должны уехать вместе. Как семья.

Мальчики отреагировали одновременно.

— Чикаго!

— А когда мы поедем?

— А как же школа?

Мелисса подняла руки, чтобы унять восторги.

— Мы никуда не поедем, пока Кэнди не вернется, — сказала она, в гневе глядя на мужа. — Пока мы снова не станем семьей.

— Она сбежала, — ответил Билл, произнося эти слова так, словно говорил с идиотом. — Мелисса, она не вернется — по крайней мере, в ближайшее время. Может, через несколько лет она заявится с тремя детьми и мужем, но в данный момент ее нет, и чем быстрее мы прекратим думать, что она вот-вот вернется, тем быстрее заживем нормальной жизнью.

— Папа, но мы же не можем просто забыть, — сказал Рон, и его глаза заблестели.

— Даже не думай реветь, — сказал Билл, указывая на сына. — Слышишь, Рик? Клянусь, если начнешь распускать нюни, как девчонка, я тебе дам реальный повод для слез.