— Я могу убить тебя, — заметил он с некоторой отрешенностью.

Эта мысль не ускользнула от Свэллоуза. Он закрыл глаза и стал ждать. Но удара не последовало. Человек просто сказал:

— Спасибо.

И вышел.

Стоя на коленях около двери, Свэллоуз начал молиться. Он сам удивлялся этому приступу набожности, читая наизусть ту же молитву, что он и Хосанна, его сестра, произносили вместе до и после того, как согрешили.

Он все еще молился, когда десять минут спустя дождь зарядил серьезней.

Бриру потребовалось несколько минут, чтобы обойти Брайт-стрит в поисках желтого дома. Обнаружив его, он постоял снаружи некоторое время, готовясь. Она была там — его спасение. Он хотел чтобы их соединение было настолько прекрасным, насколько он сможет это сделать.

Парадная дверь была открыта. Дети играли на пороге, оторванные от своих «классиков» и скакалок начавшимся дождем. Он прошел мимо них с осторожностью, заботясь о том, чтобы его подволакивающаяся нога не расплющила крошечную руку. Одна особенно очаровательная девочка заслужила от него улыбку, но она на нее не ответила. Он встал в холле, пытаясь вспомнить, где, как говорил Европеец, прячется Кэрис. На втором этаже, кажется?

Кэрис услышала, как кто-то движется по площадке снаружи комнаты, но эти шаги мимо потертого дерева и шелушащихся обоев звучали за проливами без мостов, далеко от ее Острова. Она была в совершенной безопасности там, где находилась.

Затем кто-то снаружи постучал в дверь: это был застенчивый, джентльменский стук. Сначала она не ответила, но когда стук повторился, сказала:

— Уходите.

После некоторого колебания, через несколько секунд, ручка двери слегка дернулась.

— Пожалуйста… — сказала она вежливо, насколько была способна, — уходите. Марти нет дома.

Ручка снова дернулась, на этот раз сильнее. Она услышала, как мягкие пальцы работают над деревом; или это было хлюпанье волн на берегу Острова? Она не могла понять это в достаточной степени, чтобы испугаться или даже только озаботиться. Марти принес хороший героин. Не самый лучший — такой она получала только от Папы, — но этот выметал прочь все клетки страха.

— Не надо входить, — сказала она предполагаемому посетителю. — Уходите и возвращайтесь попозже.

— Это я, — попытался сказать Пожиратель Лезвий. Даже сквозь легкую пелену солнца она узнала этот голос. Как мог Брир так шептать у ее двери? Ее мозг играет в плохие игры.

Она села на кровати; шум давления на дверь возрос. Внезапно, устав от собственной деликатности, Брир толкнул дверь. Один раз, второй. Замок поддался слишком легко, и он, споткнувшись, вошел внутрь. Это не было игрой ума, это был он во всей своей славе.

— Я нашел тебя, — сказал он, этот совершенный принц.

Осторожно прикрыл за собой дверь и предстал пред ней. Она поглядела на него с недоверием: его сломанная шея, которую поддерживала самодельная конструкция из деревяшек и бинтов, его потертая одежда… Он занялся одной из своих кожаных перчаток, пытаясь снять, но та не поддавалась.

— Я пришел, чтобы увидеть тебя, — сказал он ломающимся голосом.

— Да.

Он сдернул перчатку. Раздался мягкий, тошнотворный звук. С перчаткой содралось много кожи. Он протянул этот сочащийся лоскут ей.

— Ты должна помочь мне, — сказал он.

— Ты один? — спросила она у него.

— Да.

Это было по крайней мере что-то. Может быть. Европеец даже не знает о том, что этот здесь. Он пришел поухаживать, судя по этим патетическим попыткам на церемонность. Его флирт впервые возродился после того первого свидания в паровой. Она не закричала и ее не затошнило, и это подкрепило его неумирающую верность.

— Помоги мне, — проныл он.

— Я не могу помочь тебе. Я не знаю, как.

— Позволь мне коснуться тебя.

— Ты болен.

Рука уже протянулась. Он шагнул вперед. Он что думал — она какая-то икона, талисман, коснешься один раз и исцелишься от всех болезней?

— Милая, — сказал он.

Запах был невыносим, но ее мозг, забитый наркотиком, бездействовал. Она знала, что нужно удрать, но как? Через дверь или, может быть, через окно? Или просто попросить его уйти и прийти завтра?

— Пожалуйста, уходи.

— Только коснуться.

Рука была в нескольких дюймах от ее лица. Отвращение охватило ее, прервав летаргию, которую навеял Остров. Она отбросила его руку, испуганная даже этим кратким соприкосновением с его телом. Он выглядел обиженным.

— Ты пыталась причинить мне боль, — напомнил он ей, — так много раз. Я никогда не причинял тебе боли.

— Но ты хотел.

— Он. Не я. Я хочу, чтобы ты была вместе с моими друзьями, там, где никто тебя не обидит.

Его рука внезапно метнулась к ней и схватила ее за шею.

— Ты никогда не уйдешь от меня, — сказал он.

— Мне больно, Энтони.

Он прижал ее к себе и наклонил голову, насколько позволяла шея. В пятне кожи рядом с правым глазом она заметила изменение. Чем ближе он был, тем яснее она видела жирную белую личинку, которая расположилась на его лице, похожая на яйцо, и зрела там, ожидая крыльев. Он знает, что стал домом для личинок мух? Или, может быть, это предмет гордости — быть засиженным мухами? Он собирался поцеловать ее — никакого сомнения. «Если он положит язык мне в рот, — подумала она, — я откушу его. Я не позволю ему этого сделать. Боже милостивый, я лучше умру».

Он впился своими губами в ее.

— Ты непростительно ведешь себя, — сказал тонкий голос.

Дверь была открыта.

— Отпусти ее.

Пожиратель Лезвий убрал руки от Кэрис и отодвинулся от ее лица. Она выплюнула привкус его поцелуя и посмотрела вверх.

Мамулян стоял в дверях. За его спиной стояли два хорошо одетых молодых человека: один с золотыми волосами, оба с улыбками победителей.

— Непростительно, — снова сказал Европеец, и обратил свой рассеянный взгляд на Кэрис.

— Ты видишь, что случается, когда ты сбегаешь из-под моей опеки? — сказал он. — Какие кошмары начинаются?

Она ничего не ответила.

— Ты одна, Кэрис. Твой давешний защитник мертв.

— Марти? Умер?

— В своем доме: пошел туда за героином.

Догадавшись об ошибке, она оказалась чуть-чуть впереди него. Может быть, это даст Марти преимущество над ними, — то, что они думают, будто бы он мертв. Но это не было бы мудро — источать слезы. Она не трагическая актриса. Лучше притвориться неверящей, сомневающейся по крайней мере.

— Нет, — сказала она, — Я вам не верю.

— Собственными руками, — сказал белокурый Адонис из-за спины Европейца.

— Нет, — настаивала она.

— Да уж поверь, — сказал Европеец, — он не вернется. По крайней мере в этом можешь мне довериться.

— Довериться тебе? — пробормотала она. Это было почти смешно.

— Разве я не предотвратил твое изнасилование?

— Он — твое создание.

— Да, и будет наказан именно поэтому. Теперь, я надеюсь, что ты отплатишь мне за мою доброту, за мое своевременное появление, тем, что найдешь для меня своего отца. Я не потерплю никакого отлагательства, Кэрис. Мы возвращаемся на Калибан-стрит и ты найдешь его или, клянусь Богом, я выверну тебе кишки. Это мое обещание. Святой Томас отэскортирует тебя к машине.

Рыжеволосый, улыбнувшись, выступил из-за своего белокурого товарища и подал Кэрис руку.

— У меня очень мало времени, девочка, — сказал Мамулян и его изменившийся тон подтвердил это сообщение. — Так что, пожалуйста, дай спокойно разобраться с этим гнилым делом.

Том вывел Кэрис на лестницу. Когда она вышла. Европеец обратил свое внимание на Пожирателя Лезвий.

Брир его не боялся, он больше никого не боялся. Убогая комната, в которой они стояли друг против друга, была душной; он мог бы сказать, что здесь жарко, судя по поту на щеках и верхней губе у Мамуляна. Он сам был холоден; он был самым холодным человеком. Ничто не вызывало в нем страха. Мамулян, конечно, это разглядел.