Шприц вонзился в лапу Демпси, и пес издал легкий жалобный стон.

— Вот и умница, — сказала доктор Отис — Вот и все. Самое страшное уже позади.

Тодд продолжал почесывать Демпси загривок. Доктор Отис спрятала шприц обратно в карман.

— Вот и славно, — произнесла она — Можете больше его не трогать. С ним уже все.

Неужели так быстро? Тодд утер слезы и уставился на неподвижное тело, лежащее на столе. Глаз Демпси по-прежнему был полуоткрытым, но уже не видел Тодда.

— Мне очень жаль, мистер Пикетт, — нарушила молчание доктор Отис, — я знаю, как он был вам дорог. Но как; врач хочу вас уверить: вы сделали правильный выбор.

Сильно шмыгнув носом, Тодд потянулся к коробке с носовыми платками.

— Что там написано? — спросил он, указывая на текст в рамочке на стене. Слезы безудержно хлынули у него из глаз.

— Это Роберт Льюис Стивенсон, — пояснила Андрэ. — Знаете, кто написал «Остров сокровищ»?

— Да, знаю…

— Там говорится: «Вы думаете, что собаки не попадают на небеса? Поверьте мне, они попадают туда раньше нас».

Справившись со слезами, Тодд решил перед уходом уладить все формальности, связанные с кремацией тела. Для этого он оставил заявку в фирму, которую ветеринарная клиника рекомендовала ему как наиболее подходящую для проведения такой процедуры. Ее работники должны были забрать тело Демпси из морга больницы, кремировать его и передать владельцу урну с прахом — причем, как его уверили, с прахом именно той собаки, которая некогда принадлежала данному хозяину. Кроме того, Тодд позвонил своему бухгалтеру и просил перевести на счет ветеринарной больницы десять тысяч долларов в качестве пожертвования — с единственным условием, чтобы пять сотен из них были потрачены на приобретение новой скамейки для вестибюля.

С помощью нескольких таблеток снотворного и изрядного количества виски Тодду удалось проспать до половины пятого утра. Когда он проснулся, ему почудилось, будто у него в ногах, как обычно, шевелится Демпси. Из-за спиртного в голове Тодда царила полная неразбериха. Лишь после того, как он привстал и обследовал со всех сторон кровать, к нему стал возвращаться рассудок. Демпси нигде не было.

Тем не менее, он мог поклясться на Библии, что ощущал присутствие своего любимца — как тот снует по кровати, пытаясь найти для себя место поудобнее.

Откинувшись на подушку, Тодд впал в полудрему, однако это был нездоровый сон. То и дело просыпаясь, он вглядывался сквозь темноту в то место, где имел обыкновение спать Демпси, и каждый раз задавал себе вопрос: не превратился ли Демпси в призрака, который теперь будет повсюду следовать за ним по пятам, пока в конце концов не образумится и не отправится на небеса?

В десять часов Тодда разбудил Марко, который принес ему телефонный аппарат. Звонила дама по имени Розалия из Службы кремации животных. Хотя она говорила с Пикеттом очень вежливо, ее любезность была несколько натужной. Наверняка она неоднократно нарывалась на истеричных клиентов, и профессия выработала у нее привычку держаться с ними несколько отстраненно. Утром она связалась с больницей, и ей сообщили, что при Демпси остались ошейник и одеяло, поэтому первым делом она хотела узнать, не желает ли Тодд забрать эти вещи, или их кремировать вместе с собакой.

— Это его вещи, — ответил Тодд, — пусть они и останутся с ним.

— Хорошо, — ответила Розалия. — Тогда остается только вопрос с урной. У нас есть три разных варианта…

— Выберите лучшую из них.

— Тогда это будет бронза в греческом стиле.

— Судя по названию, думаю, это подойдет.

— Теперь мне нужен номер вашей кредитной карты.

— Я передам трубку моему помощнику. Он вам все сообщит.

— Минуточку, еще один вопрос.

— Да?

— А вы… тот самый Тодд Пикетт?

Ну конечно, он был тот самый Тодд Пикетт. Но ему казалось, что это был не он, а какое-то жалкое подобие того человека, каким он был прежде. С Тоддом Пикеттом ничего подобного никогда не случалось. Тот, настоящий Тодд Пикетт всегда шел своей дорогой, и жизнь была к нему благосклонна.

Проспав до полудня, он встал с постели и пошел на кухню перекусить. Тело его ломало, как при сильном гриппе. Не справившись с едой, Пикетт уставился тупым взором в окно, за которым вырисовывались искусно высаженные растения внутреннего дворика — те самые, над которыми Демпси всегда мимоходом задирал лапу, и Тодд никогда его за это не журил.

— Пойду лягу в кровать, — сказал он Марко.

— Не хочешь сделать ответный звонок Максин? Она звонила девять раз за утро. У нее есть новости насчет продажи «Бойца» какому-то иностранному покупателю.

— Ты сообщил ей про Демпси?

— Да.

— И что она ответила?

— Сказала «ох». А потом сразу перешла к разговору о покупателе.

Обезоруженный ее бесчувственностью, Тодд глубоко вздохнул.

— Наверно, мне пора с этим делом кончать, — сказал он Марко. — У меня нет никаких шансов на успех. И сил тоже нет.

Марко не стал его разубеждать. Вопросы кинобизнеса всегда были ему не по нутру, он ненавидел в нем все и вся, кроме Тодда.

— А почему бы нам не махнуть в Ки-Уэст, как мы когда-то собирались? Откроем свой бар. Будем толстыми и пьяными.

— … И в пятьдесят лет нас хватит сердечный приступ.

— Ты сейчас в ужасном состоянии.

— Есть немного.

— Ничего, это скоро пройдет. И в один прекрасный день мы в честь Демпси назовем другую собаку.

— Это будет не в честь него, а вместо него. Его мне никто не сможет заменить. И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что он был со мной рядом, когда я был никто.

— Вы с ним были как два щенка.

Впервые за последние сорок восемь часов Тодд улыбнулся.

— Да, — заговорил он срывающимся голосом, — мы с ним были щенками. — Пикетт старался удержать слезы, но они ему не повиновались. — Да что это я? Ведь он был всего лишь псом то есть… ну, ты понимаешь. Скажи мне честно, как ты думаешь, Том Круз стал бы так убиваться, если бы у него умерла собака?

— Боюсь, у него вообще нет собак.

— А Брэд Питт?

— Не знаю. Спроси их сам. Как только встретишь, сразу и спроси.

— Могу себе представить, какая славная выйдет сцена. Тодд Пикетт спрашивает Брэда Питта «Скажи мне, Брэд, когда умерла твоя собака, ты рыдал по ней два дня, как девчонка?»

— Рыдал, как девчонка? — На этот раз рассмеялся Марко.

— Именно так я себя сейчас ощущаю — девчонкой, распустившей нюни из какой-то слезливой мыльной оперы.

— Может, тебе стоит позвонить Вильгемине и трахнуться с ней?

— Вильгемина никогда не трахается. Она занимается любовью с кучей свечей и мочалок. Клянусь, она боится от меня что-нибудь подхватить.

— Например, блох?

— Да. Блох. Знаешь, в качестве последнего акта протеста в память о Демпси я был бы не прочь поделиться блохами с Вильгеминой, Максин и…

— Гарри Эппштадтом.

Теперь они расхохотались вдвоем, и смех этот исцелил боль, сделав ее частью окружающего мира.

Около шести часов вечера Тодду позвонила мать. Она находилась дома, в Кембридже, что в штате Массачусетс, но была готова в любую минуту прыгнуть в самолет и прилететь к сыну. Она пребывала в том состоянии духа, которое обычно называется «я сразу почувствовала что-то неладное».

— Что произошло? — заволновалась она, услышав голос Тодда.

— Ничего.

— Нет, что-то произошло.

Ей невозможно было возразить, поскольку она, как всегда, была права. Благодаря своему удивительному чутью мать всегда умела предугадать, когда стоит позвонить любимому сыну, а когда лучше держаться от него на расстоянии. Иногда он мог солгать ей, чтобы отделаться от лишних объяснений. Но сегодня был совсем другой случай.

— Так что стряслось?

— Демпси умер.

— Твоя старая дворняга?

— Никакая не старая дворняга. И вообще, будешь продолжать разговор в таком духе, он закончится, не начавшись.