— Он говорил правду. В некотором смысле. Он действительно ваш отец. Или, по крайней мере, один из них.

— Сколько же их было?

— Он сделал из меня шлюху. Он заставил меня сходить с ума от чуждых мне желаний. Ваш отец — человек, обычный мужчина, с которым я спала. Но это, — она указала ножом в направлении двери, в которую кто-то стучался, — это то, что на самом деле породило тебя.

— Я слышу, — раздался голос Яффа. — Ясно и отчетливо.

— Прочь! — сказала мать, направляясь к двери.

Джо-Бет попыталась ее остановить, но это было бесполезно. У Джойс был свой план. Она подошла не к двери, а к дочери, схватила ее за руку, притянула к себе и приставила нож к ее горлу.

— Я убью ее, — сообщила она существу за дверью. — С Божьей помощью я сделаю это. Попробуй только войти, и твоя дочь умрет.

Она держала руку Джо-Бет так же крепко, как недавно Томми-Рэй. Если мать играла, то ее игра заслуживала «Оскара». А если нет — значит, Томми-Рэй, назвавший ее несколько минут назад ненормальной, не ошибся.

Яфф снова постучал в дверь.

— Дочь?

— Ответь ему! — сказала мать.

— Дочь?

— … Да…

— Ты боишься за свою жизнь? Скажи мне честно. Я люблю тебя и не хочу причинить тебе вреда.

— Она боится, — сказала мать.

— Пусть скажет она Джо-Бет не колебалась с ответом:

— Да. Да, боюсь. У нее нож, и она…

— Ты будешь полной дурой, если убьешь то единственное, ради чего тебе стоит жить. Но ты сделаешь это, так ведь?

— Я не отдам ее тебе.

По ту сторону двери воцарилось молчание. Потом Яфф произнес:

— Ладно. — Он тихо засмеялся. — Всегда есть завтра. Он еще раз толкнул дверь, словно хотел убедиться, что она действительно заперта. Затем смех и стук стихли, и раздался утробный звук — стон неведомой твари, рожденной в страдании и знавшей со своего первого вздоха, что от мучения не избавиться. Этот больной стон вызывал ужас не меньший, чем угрозы и искушения. Постепенно он стал удаляться.

— Уходит, — сказала Джо-Бет. Мать все еще держала нож у ее горла. — Он уходит. Мам, отпусти меня.

Пятая ступенька лестницы дважды скрипнула, подтверждая слова Джо-Бет. Значит, их мучители покидали дом. Однако прошло еще тридцать секунд, прежде чем мать ослабила хватку, и еще минута, прежде чем она отпустила девушку.

— Он вышел из дома, — сказала Джойс. — Но не уходи пока.

— А как же Томми? Нужно его найти. Мать покачала головой.

— Поздно. Мы его потеряли.

— Надо хотя бы попытаться.

Джо-Бет открыла дверь. К перилам лестницы было прислонено нечто, и это могло быть только делом рук Томми-Рэя. В детстве он вечно мастерил для сестры игрушки из того, что попадалось под руку. Его куклы всегда улыбались. Теперь он соорудил новую: отец семейства, составленный из продуктов. Голова из гамбургера с продавленными пальцем дырками-глазами; ноги и руки из овощей; торс из пакета молока — его содержимое сочилось по прикрепленному между ног стручку перца и двум чесночным головкам. Джо-Бет рассматривала грубую поделку, а лицо-гамбургер глядело на девушку. Оно не улыбалось. Впрочем, у него не было рта. Только две дырки для глаз. Вытекавшая молочная сперма испачкала ковер. Мать была права Томми-Рэй потерян.

— Ты знала, что этот ублюдок вернется, — сказала Джо-Бет.

— Я догадывалась, что он вернется. Но не за мной. Я была для него просто утробой, как и остальные…

Из «Лиги девственниц»?

— Откуда ты знаешь?

Ох, мама… Да я с детства слышу об этом.

— Мне тогда было так стыдно, — сказала мать. Она закрыла лицо рукой; другая рука, по-прежнему сжимавшая нож, беспомощно повисла вдоль тела. — Так стыдно. Я хотела убить себя. Но пастор меня удержал. Он сказал, что я должна жить. Ради Господа. И ради вас с Томми-Рэем.

— Ты очень сильная, — сказала Джо-Бет, отвернувшись от мерзкой куклы. — Я люблю тебя, мама. Я сказала ему, что боюсь тебя, но я знала, что ты не причинишь мне вреда.

Мать подняла глаза — слезы медленно катились у нее по щекам — и не раздумывая ответила:

— Я убила бы тебя.

— Мой враг все еще здесь, — сказал Яфф. Томми-Рэй вел его по тропе, известной лишь местным ребятишкам, в обход по вершине Холма на уединенную площадку. Оттуда каждому, кто решался подняться, открывался прекрасный вид на Лорелтри и Уиндблаф.

Там они и остановились вдвоем, отец и сын. Небо над головой было беззвездное, внизу в домах почти не горело огней. На небо наползли тучи, а городок накрыл сон. Никто не мог их потревожить. Отец и сын беседовали.

— Кто твой враг? Скажи, и я разорву ему глотку.

— Сомневаюсь, что он запросто дастся тебе в руки.

— Не надо иронии, — сказал Томми-Рэй. — Не такой уж я и болван. Ты обращаешься со мной как с ребенком. Но я уже не ребенок.

— Тебе придется это доказать.

— Докажу. Я ничего не боюсь.

— Посмотрим.

— Хочешь меня напугать?

— Нет. Хочу подготовить.

— К чему? К встрече с твоим врагом? Скажи лучше, кто он.

— Зовут его Флетчер. Когда-то, задолго до твоего рождения, мы были партнерами. Но он обманул меня. Вернее, попытался.

— Каким бизнесом вы занимались?

— О! — Яфф засмеялся. Томми-Рэй слушал этот смех, и он ему нравился. У отца явно было хорошее чувство юмора — он смеялся даже тогда, когда Томми-Рэй не различал ничего смешного. — Каким бизнесом? Мы искали силу. Ее называют Искусством. Овладев ею, можно овладеть снами Америки.

— Ты что, издеваешься?

— Не всеми снами. Только самыми важными. Видишь ли, Томми-Рэй, я исследователь…

— Вот как!

— Да. А что можно исследовать в нашем мире? Безлюдные районы пустыни или тропические леса?

— Космос, — предложил Томми-Рэй, поднимая глаза к небу.

— Еще одна пустыня, — сказал Яфф. — Нет, настоящая и единственно важная тайна живет у нас в головах. Туда мне и нужно попасть.

— Но не так, как это делают психиатры? Ты хочешь найти способ забраться туда, так?

— Угадал.

— Искусство тебе в этом поможет?

— Опять угадал.

— Но ты сказал, что это сон. Сны снятся всем. Каждый человек может оказаться во сне в любое время. Просто взять и уснуть.

— Большинство снов — это вроде жонглирования. Люди извлекают свои воспоминания и пытаются привести их в некий порядок. Но есть другие сны, рассказывающие, в чем смысл рождения, что такое любовь и смерть. Сны объясняют, в чем смысл жизни. Я понимаю, это сложно…

— Продолжай. Мне интересно.

Существует море сознания. Оно называется Субстанция. И в этом море есть остров, что как минимум дважды является во сне каждому из нас — в начале и в конце жизни. Первыми о нем узнали греки. Платон зашифровал информацию о нем. Он называл его Атлантидой… — Яфф запнулся.

— Ты туда очень хочешь, да? — тихо спросил Томми-Рэй.

— Очень, — согласился Яфф. — Я хочу плавать в этом море, когда захочу, и выходить на берег, о котором рассказывали великие.

— Отлично.

— Что?

— Звучит отлично. Яфф засмеялся.

— Сынок, ты моя отрада. У нас все получится — я тебе говорю. Ты мне поможешь?

— Конечно, — ухмыльнулся Томми-Рэй. И добавил: — Что надо сделать?

— Видишь ли, я не могу всем открыть свое лицо. Я не люблю дневного света. Он такой… не таинственный. Но ты можешь действовать днем и выполнять мои поручения.

— А ты… останешься здесь? Я думал, мы уедем куда-нибудь вместе.

— Конечно, уедем. Потом. Но сначала нужно убить моего врага. Он сейчас слаб и ищет помощи. Он ищет своего сына.

— Катца?

— Да.

— Тогда нужно убить Катца.

— Не мешало бы. Если получится.

— Я уверен, что получится.

— Правда, нам следовало бы его поблагодарить.

— За что?

— Если бы не он, я до сих пор торчал бы под землей. Пока ты или Джо-Бет не сложили бы все воедино и не нашли бы меня сами… Из-за того, что сделали она и Катц…

— А что они сделали? Трахнулись?

— Разве это имеет для тебя значение?