— Й-й-я… — попытался ответить преподобный, но язык отказывался ему подчиняться. — Й-я… Водитель!

Священник замолотил ладонью по стеклянной перегородке, отделявшей водителя от пассажирского салона.

— Водитель!

— У вас там всё в порядке? — послышался в ответ мужской голос.

— Нет! — взвизгнул Уэлсфорд. — Остановите машину!

Водитель послушно вильнул к обочине пустынного шоссе, вылез наружу, обошёл лимузин и открыл пассажирскую дверцу. Он пригнулся и заглянул внутрь салона. Все пассажиры спокойно сидели на своих местах.

— В чём тут проблема, преподобный?

— Эти путники безнадёжны! Они обречены на адские муки и с радостью утащат за собой любого, кто встретится на их пути!

— Само собой, — попытался успокоить босса водитель. — Так что, вы хотите их высадить?

— Да! — вскрикнул преподобный.

Водитель окинул пассажиров сочувственным взглядом.

— Ладно. Преподобный говорит на выход — значит, на выход.

— Наш выход в Нью-Йорке, — сказал Гарри.

— Мужик, давай без вот этого вот. Музыку здесь заказывает преподобный, и он катит в Прескотт, а затем… забыл, что там дальше, но Нью-Йорк в списке не числится. Так что ищите себе другую попутку.

— Или другого водителя, — послышался из-за его спины голос Кеза.

Пока водитель обходил лимузин, Кез выскользнул из машины с противоположной стороны, и теперь стоял сзади, поигрывая прихваченным из Ада ножом. Он ткнул клинком в сторону водителя, и среагировал тот моментально.

— Берите тачку. Только меня не трогайте, окей? У меня пять детей. Жены нет, но целых пять костогрызов. Думаете, вру? Сейчас фотку достану, — он полез рукой в карман.

— Не сомневаюсь, что ты у нас прекрасный производитель, — сказал Кез. — Не стоит. Только помоги мне выдворить преподобного из машины.

— Выдворить?

— О, он может и остаться, но не думаю, что ему захочется катить до самого Нью-Йорка в компании пропащих грешников.

Преподобного не нужно было просить дважды — он уже заготовил ответ.

— Помогите мне выбраться из этой сраной машины, — сказал он. — И поедет она не в Нью-Йорк. Она покатится прямиком в огненное озеро, и я не хочу быть на борту, когда она сиганёт прямиком в раскалённую лаву! — он протянул свою толстую, усеянную кольцами пятерню. — Помоги мне подняться, Джимми. Или Джулиус, или как там тебя, блять.

— Фредерик.

— Просто дай мне свою чёртову руку.

— Преподобный, не поминайте всуе, — пожурил его Кез.

— Да иди на хуй, — огрызнулся священник.

Он протянул руку и хотел было схватиться за дверь, но Кез его опередил, и вместе с Фредериком они оторвали тушу преподобного, имевшую в себе целых триста семьдесят фунтов веса[70], от продавленного сиденья. Как только священник поднялся на ноги, Фредерик отпустил его, и Кез последовал примеру помощника. Святой отец испустил пронзительный вопль и опрокинулся в пыль на обочине.

— Уэлсфорд, идиот! Ты где? Я упал. Помоги мне подняться, иначе уволю тебя к чертям собачьим и, Богом клянусь, уж постараюсь, чтобы тебя ни один хер не нанял.

Уэлсфорд встрепенулся и бросился помогать любимому нанимателю. Ассистент суетился вокруг святого отца, точно ошалелый от чувств любовник — он принялся смахивать пыль с костюма священника, и его руки буквально порхали над преподобным. Увидав это зрелище, Кез расхохотался.

— Что, блять, смешного? — прошипел преподобный.

— Да так, вспомнилось кое-что, — сказал Кез. — А, и да: мне понадобятся ваши телефоны.

Как только были конфискованы все средства коммуникации, Кез уселся на место водителя, опустил окно и отчалил, окатив лицемерного священника и его подчинённых аризонской пылью.

Лимузин спокойно мчал по шоссе, как вдруг с заднего сиденья послышался голос Д'Амура:

— Кез.

— Да, Гарольд?

— Благослови тебя Бог.

Люцифер лежал под страшным весом битого камня. Его тело было скроено так безупречно, что даже под толщей павших небес оно сохранило свою целостность. Голоса, пробудившие его из коматозного состояния, принадлежали нечеловеческим существам: звучали они с трубными интонациями, характерными для ангельского племени — Люцифер прекрасно понимал, о чём речь, вопреки прошедшим столетиям. Их спор явно свидетельствовал о том, что это были вовсе не посланники любви.

— Бетрейт, как мы всё пропустили? Неужели караул не поставили? Нужно было поднять тревогу, как только камни посыпались. Я бы уж озаботился местами, да в первом ряду! Только представь: паника, крики, мольбы…

— Такии, демоны не молятся!

— Ещё как молятся.

— Ну ты кретин. Какому б хую они молились?

— У них был предводитель. Какой-то крамольник. Вот кал навозный! Имя забыл. Ты же знаешь, как у меня с именами. Он был тем ещё придурком, все так говорят. Так Старая Титька дал ему пинка, а он восстание поднял.

— Не Люцифер?

— Точно. Люцифер. Люциферу они и молились.

— Это ещё с какого чуда?

— Он ведь здесь всё построил.

— И? Не всё ли равно?

— Мне — нет.

— Тебе? Тебя волнует кто-то, кроме твоей персоны? Ну выдал.

— Яне говорю, что готов глотки за это грызть. Я о том, что ебанат, который всё это провернул, — а он уж поднатужился… короче, какой бы эгоистичный хрен это не вычудил, он бы мог сказать хоть парочке друзей, и мы бы сидели себе поодаль да наслаждались бойней, как цивилизованные существа. Вместо это мы торчим здесь, как истуканы, в неведении полнейшем…

— Да заткнись ты.

— А ты мне указ. Я…

— Брат, захлопни-ка пасть да открой глаза. Ты видишь то же, что и я? Вон там! Под тем камнем!

В этот миг Люцифер набрал полную грудь воздуха, и придавивший его массивный камень громко треснул, расколовшись надвое.

— Боше. Все. Могущий, — проговорил тот, кого звали Бетрейт.

Оба ангела посмотрели на Люцифера. Стыд был не в их природе. Чего стыдиться таким безупречным созданиям? Но как бы ни закостенели их инстинкты, они всё же догадались, что перед ними не обычный демон.

— Это он, — сказал Бетрейт.

— Но у него такой вид, словно…

— Заткнись, брат, — прошипел Бетрейт. — Лучше оставь своё мнение при себе.

— Ты что, испугался его?

— Я же просил заткнуться.

— Знаешь что? Пошёл ты на хуй, — сказал Такии, а затем повернулся к Люциферу. — А ты, всемогущий Люцифер, — на два хуя. Всё было здорово, пока ты не явился.

Высказавшись, ангел начал было поворачиваться к Дьяволу спиной, но одного лишь слова оказалось достаточно, чтобы он замер в полуобороте:

— Постой.

— Что? — переспросил Такии.

— Ангел, ты числишься мертвым, — сказал Люцифер.

— Правда?..

Казалось, слова Падшего сбили Такии с толку. А затем он посмотрел на Дьявола обожающим, блаженным взглядом, улыбнулся и сгинул.

Питавшая его энергия мгновенно унаследовала своеволие, вожделение и всё возраставшее замешательство их хозяина и сразу же начала покидать его тело в поисках нового, более благодатного пастбища. Свет, обитавший в тёплой плоти, угас, и все таившиеся в ангельском организме силы погибли. Он свернулся клубком, и голова его сплющилась и удлинилась — тело небожителя обрушилось и схлопнулось, точно старое, ветхое здание. Если смерть его и сопровождалась болезненными ощущениями, он никак об этом не заявил.

Другой ангел, чью кожу украшал едва заметный рисунок из глаз с красными контурами и черными зрачками, моргнул и покачал головой.

— Как же скучно. Каждый день точно такой же, как предыдущий, — промолвил он. — Чем дальше, тем больше я думаю, что принял бы любую альтернативу.

— Любую?

— Да, — сказал ангел, специально подначивая палача.

— Даже смерть? — переспросил Люцифер.

Ангел кивнул, свернулся калачиком и разрушился вдвое быстрее своего друга.

Люцифер взобрался на самый высокий из небесных булыжников и попытался сориентироваться. Задача оказалась не из лёгких. Каменный потоп эффективно сравнял с землёй все топографические детали местности. Дьявол не мог понять, где находится и в какой стороне было больше шансов скрыться никем не замеченным. Он не хотел натолкнуться на кого-либо из выживших. Всё, в чем он нуждался — это анонимность и тихое, уединённое место, где можно поразмыслить и решить, что делать с навязанным ему воскрешением.