Тем временем половицы стонали, выкручивались и плевались гвоздями. Ступать по ним было страшно, однако Гарри миновал комнату с гамаком (пыль полностью заволокла помещение) и двинул дальше, ступая по обезумевшим доскам. Деревянные планки поддавались ударам призрачных молотков ещё быстрее, чем штукатурка. Гарри скрестил руки перед лицом, чтобы защититься от носившихся по воздуху щепок. Он шел вслепую. В третий раз вмешалось прохладное привидение — оно вошло в Гарри и кровью зашумело в его ушах: «Назад! Немедленно!»

Гарри отреагировал молниеносно. Только он отскочил, как мимо пронёсся Феликссон — рот мага был распахнут в леденящем крике. Вопль внезапно оборвался. Лестницы в конце коридора явно не стало. То, как рассеялся вопль Феликссона, подсказало Гарри, что у её подножия разверзлась пропасть, и ручной пёс киновита сиганул прямиком в бездну под домом. Судя по далёкому вою Феликссона, пропасть была глубокой, и, скорей всего, никому из неё не выбраться, или точней, прежде чем весь дом схлопнется и рухнет вниз.

Гарри повернулся туда, откуда пришел, и направился обратно в серую комнату. Двигался он быстро, осторожно и пытался не обращать внимания на уходивший из-под ног пол коридора — половицы провалились и летели в бездну.

К тому времени, как он очутился в комнате, пыли от штукатурки почти не осталось — её засосала вниз огромная пустота. Между Гарри и дырой простирался лишь хлипкий, изрытый язвами пол. Но, по крайней мере, теперь Д'Амур увидел свою последнюю надежду и единственную цель — окно. Доверив ногам их работу, Гарри без проблем пересек комнату. Перед окном сохранился выступ в четыре половицы, и по их виду было ясно, что долго они не продержатся — древесина лишилась почти всех гвоздей.

Гарри потянул закрывавшую окно ткань. К раме её приколотили на совесть, но Гарри решил, что сделали это не один год тому назад: ткань была грубой, но после нескольких сезонов повышенной влажности она прогнила и теперь рвалась, как бумага. Комнату затопил свет из внешнего мира — не прямые солнечные лучи, но сияние довольно яркое, и оно пришлось как нельзя кстати.

Гарри выглянул в окно. До земли было высоко, а по сторонам ухватиться не за что. Водосточная труба бы точно не помешала. Да и пожарная лестница позволила бы ему спуститься по-человечески. Но нет, ему приходилось прыгать и надеяться на лучшее. Гарри потянул за раму в попытке открыть окно, однако она не поддавалась. Он нагнулся и вырвал половицу, укоротив и без того крохотный выступ. Д'Амур как раз разворачивался к окну, когда вдруг заметил какое-то движение, оглянулся и понял, что в комнате он уже не один.

Израненный, окровавленный и пыльный, на пороге стоял бешеный пёс Иглоголового — Феликссон оскалил зубы, а его глаза превратились в две яростные щёлки. Как бы глубоко он не провалился, маг выкарабкался наверх в решимости закончить кровавое дело.

— Ну и кашу ты заварил, Д’Амур… — пробормотал Гарри.

Феликссон бросился на него так внезапно, что под ним треснули половицы. Гарри швырнул доску в окно, разбил стекло и полез наружу. На тротуаре у дома собралась толпа зевак. Гарри расслышал отдельные слова — ему кричали, что он свернёт шею, что нужно взять лестницу, матрац или простыню, однако несмотря на все возможные варианты, никто не попытался помочь — вдруг пропустят, как Д’Амур прыгнет?

И через две секунды он бы уже летел вниз, однако Феликссон не собирался упускать свою жертву. Тварь одним прыжком преодолела пропасть и схватила Гарри за ногу, впившись в рану на бедре. Силу пальцев явно увеличивал безжалостный сплав плоти с металлом.

Гарри пронзила адская боль, но он не стал тратить силы на крик.

— Лады, хуйло, — сказал он. — Летишь со мной.

С этими словами он выбросился в окно. Феликссон держался за Гарри, но у подоконника он отпустил свою жертву — возможно, испугавшись быть увиденным.

Гарри врезался в заплатку асфальта. Звук ломающихся костей был ему хорошо знаком, и он сразу понял, что наверняка заработал несколько переломов. Но не успел Гарри попросить кого-то из зевак подвезти его к ближайшей больнице, дом издал протяжный пораженческий стон и рухнул: перекрытия провалились, стены растрескались и сложились, рассыпав вокруг груды кирпича. Это случилось поразительно быстро — всё здание ушло под землю меньше чем за минуту, выпустив под конец густую тучу серо-коричневой пыли.

Стены капитулировали, и тело Д’Амура последовало их примеру. По организму прокатилась дрожь, и в его чувства вновь вторглась пульсирующая пустота. На этот раз она не отступила, наоборот — прижалась к нему со всех сторон. Окружающий мир стиснулся в далекий кружок, через который Гарри смотрел на него, точно в неправильный, противоположный конец телескопа. Боль пульсировала в едином со вторгшимся забвением ритме, а он, в свою очередь, подчинялся биению его грохочущего сердца.

Вдалеке — там, откуда удалялось сознание Д'Амура, — кто-то пробирался к нему сквозь толпу: Гарри увидел какого-то лысого, бледного карлика с таким пронзительным взглядом, что его сила чувствовалась даже на расстоянии в несколько световых лет. Человечек двигался меж людей с невероятной проворностью — так, словно невидимые силы расчищали ему дорогу. Образ незнакомца дал угасающим чувствам Д'Амура причину задержаться и дать отпор подступавшей пустоте, что грозил стереть землю под его ногами. Но давалось это с трудом. Как бы Гарри ни хотелось узнать, кем был тот бравый лилипут, его разум отключался.

Гарри сделал хриплый вдох — он собирался хотя бы назваться. Но оказалось, что нужды в этом не было.

— Нам нужно немедленно уходить, мистер Д'Амур, — сказал незнакомец. — Пока никто не смотрит.

Затем мужчина нагнулся и аккуратно взял Гарри за руку. Когда их пальцы соприкоснулись, по руке Д'Амура промчала волна блаженной теплоты, и боль отхлынула от его ран. Ему стало хорошо, как в материнских объятиях. И на этой мысли мир сменился чернотой.

Вначале ему ничего не снилось. Он просто лежал в темноте, заживлялся и время от времени выныривал на поверхность сознания — неподалёку кто-то его обсуждал. Возможно, в коридоре. У него не было желания просыпаться и включаться в разговор, но он слышал беседу или, по крайней мере, её фрагменты.

— Дейл, этому человеку место в больнице, — послышался голос мужчины в годах.

— Яне доверяю больницам, Сол, — ответил тот, кто, очевидно, был Дейлом, — в его произношении слышалась игривая луизианская медлительность. — Особенно с такими, как он. Он бы был совсем беззащитным. Здесь я, по крайней мере, могу быть уверен, что ничто к нему не проберется. Господи правый, в доме на Дюпон-стрит был самый настоящий демон.

— В доме, который он с землёй сравнял? — отозвался человек по имени Сол.

— Он этого не делал.

— Как ты можешь быть так уверен? Не нравится мне это, Дейл, — сказал Сол. — Да и вообще, почему ты бродил по Дюпон-стрит? Что это на тебя нашло?

— Я рассказывал тебе про сны. Они говорят мне, куда идти, и я повинуюсь. Я давно понял, что не нужно задавать вопросов. От этого одни неприятности. Я пришел, а там он. Я лишь привёл его сюда, поделившись толикой своих сил. Он едва не валился с ног, еле дотянул.

— Глупость упорол. Ты должен беречь свои способности в тайне.

— У меня не было выбора. Как ещё я мог увести его оттуда незаметно? Слушай, я знаю, что это чёрт-те что, но нам нужно его выходить.

— Ладно. Но пускай выздоравливает и проваливает.

«Дейл», — подумал Гарри. Его спасителя звали Дейл. Гарри не знал, кто другой участник диалога, но не сомневался, что в своё время встретится и с ним, а пока можно было выдохнуть, свернуться калачиком и расслабиться в уютной темноте. Он был в безопасности.

До его ушей доносились другие беседы или их обрывки — они прилетали и улетали, точно проносящиеся мимо ночные корабли. А затем, внезапно и без предупреждения, наступил день, когда в сонном царстве Гарри всё изменилось. Началось всё с того, что Дейл заговорил с ним. Он приблизил лицо так, чтобы только Гарри мог слышать его шёпот.