— Я хочу знать, где Кэрис?

— Здесь нет дамы с таким именем.

Марти шагнул к столу. Лютер, видимо, почувствовал, что его остроумие зашло слишком далеко. Он отложил журнал, улыбка исчезла.

— Расслабься, парень.

— Где она?

Лютер разгладил журнальную страницу, проводя ладонью по глянцевой наготе.

— Она уехала, — сказал он.

— Куда?

— Уехала, парень. Вот и все. Ты глухой, глупый или и то и другое?

Марти одним прыжком пересек кухню и сбил Лютера со стула. Как в любом спонтанном и безрассудном насилии, в нем не было грации. В яростной атаке они оба потеряли равновесие. Лютер наполовину упал назад; пытаясь удержаться, он взмахнул рукой, которой задел и перевернул чашку кофе и она разбилась, пока они катились по кухне. Восстановив первым равновесие, Лютер двинул коленом в пах Марти.

— Боже!

— Убери на хер свои руки от меня, парень! — взвизгнул Лютер, перепуганный неожиданной вспышкой гнева. — Я не хочу драться с тобой… — Требования стали перерастать в мольбы — Ну успокойся, парень, успокойся…

Вместо ответа Марти набросился на него: его кулаки летали, удар, скорее по случайности, нежели по намерению, достиг лица Лютера, Марти добавил к нему еще три-четыре по животу и груди. Лютер, пытаясь избежать избиения, отступая, поскользнулся на холодном кофе и упал. Задыхаясь и истекая кровью, он оставался на полу, где был в безопасности, пока Марти, со слезящимися от боли в яйцах глазами, растирал свои ноющие руки.

— Просто скажи мне, где она… — выдохнул он.

Лютер выплюнул кровавый комок, прежде чем заговорил.

— Ты просто грёбнулся, парень, ты знаешь об этом? Я не знаю, куда она уехала. Спроси своего большого белого отца. Это ведь именно он кормил ее этим блядским героином.

Конечно, именно в этом откровении лежал ключ к половине загадок. Это объясняло ее отказ оставить старика, объясняло ее вечную усталость, неспособность планировать следующий день, следующее действие.

— Так ты снабжал ее порошком? Так?

— Может, и так. Только я никогда не сажал ее на него, парень. Я никогда не делал этого. Это все он, только он! Он делал это, чтобы удержать ее. Чтобы так вот удержать ее. Ублюдок!

Все это говорилось с неподдельным презрением.

— Каким же отцом надо быть? Я говорю тебе, этот мудак может преподать нам обоим несколько грязных уроков. — Он остановился, чтобы покопаться пальцем у себя во рту, и явно не намеревался вставать с пола, пока кровожадность Марти не уймется. — Я ни о чем не спрашивал, — сказал он. — Все, что мне нужно было сделать, это убрать ее комнату сегодня утром.

— А где все ее вещи?

Некоторое время Лютер молчал.

— Большинство я сжег, — наконец был ответ.

— Ради Бога, зачем?

— Указание старика. Ты закончил?

Марти кивнул:

— Закончил.

— Ты и я, — сказал Лютер, — мы никогда не нравились друг другу, с самого начала. Знаешь почему?

— Почему?

— Мы оба дерьмо, — сказал он жестко. — Бесполезное дерьмо. Только я знаю об этом. Я даже могу жить с этим.

Но ты, несчастный ублюдок, ты думаешь, что если будешь всюду совать свой вонючий нос достаточно долго, то когда-нибудь тебе простят это.

Марти утер сопли и вытер руку о джинсы.

— Правда глаза колет? — спросил Лютер.

— Все нормально, — ответил Марти. — Если ты такой правдолюбец, то, может быть, ты объяснишь мне, что происходит вокруг.

— Я сказал уже: я не задаю вопросов.

— И тебе никогда не было интересно?

— Конечно, мне было охренительно интересно. Мне было интересно каждый день, когда я приносил порошок девочке или когда видел, как старик начинал потеть с наступлением темноты. Но есть ли смысл во всем этом? Он спятил — вот тебе ответ. Он потерял всю свою твердость, когда умерла его жена. Слишком внезапно. Он не перенес. Он уже тогда тронулся умом.

— И этого достаточно, чтобы объяснить все то, что происходит?

Лютер вытер кровь, струившуюся у него по подбородку тыльной стороной ладони.

— Не замечай зла, не говори о зле, не слушай зло, — сказал он.

— Я тебе не обезьяна, — ответил Марти.

Была уже середина вечера, когда старик согласился увидеться с Марти. К этому моменту его раздражение уже переросло в злость, которая, очевидно, была вызвана задержкой. Сегодня Уайтхед отбросил кабинет и кресло перед окном. Вместо этого он сидел в библиотеке. Единственная освещавшая комнату лампа стояла немного позади кресла. Как всегда было почти невозможно разглядеть его лицо, и голос его был настолько бесцветен, что в нем не было ни малейшего намека на его настроение. Но Марти ожидал театрализованного представления и был готов к нему. Существовали вопросы, которые необходимо было задать, и он не собирался позволять запугать себя тишиной.

— Где Кэрис? — требовательно спросил он.

Голова чуть шевельнулась в укрытии кресла. Руки закрыли книгу, лежащую на коленях, и положили ее стол. Один из фантастических романов — легкое чтиво на ночь.

— А какое тебе дело до этого? — поинтересовался Уайтхед.

Марти полагал, что он предвидел любую реакцию — подкуп, увиливание, — но этот вопрос, швыряющий ему обратно бремя ответственности, он не ожидал. За ним напрашивались другие вопросы: знал ли Уайтхед о его отношениях с Кэрис, например? Весь день он мучил себя мыслью, что она все рассказала ему, пошла к старику после первой же ночи, как и ходила после всех последующих, рассказывая о его неуклюжести и наивности.

— Мне нужно это знать, — ответил он.

— Что ж, я не вижу причин, почему бы тебе не сказать, — произнес бесцветный голос, — хотя, видит Бог — это мое личное горе. Впрочем, слишком мало осталось людей, которым я мог бы излить его.

Марти пытался поймать взгляд Уайтхеда, но свет позади кресла ослеплял его. Все, что ему оставалось, это следить за каждым оттенком голоса, стараясь отделить подводные течения от поверхности.

— Ее забрали, Марти. По моей просьбе. Туда, где ее проблемы могут быть решены подобающим способом.

— Наркотики?

— Ты должно быть заметил, что ее состояние значительно ухудшилось за последние несколько недель. Я надеялся сдержать это, давая ей достаточно, чтобы она могла насытиться, постепенно сокращая дозу. Это срабатывало до последнего времени. — Он вздохнул, рука поднялась к лицу. — Я был глупцом. Я должен был признать поражение уже давно и отправить ее в клинику. Но я не хотел, чтобы ее забрали от меня, — это проще простого. А этой ночью — посетители, резня собак — я понял, как эгоистичен я был, подвергая ее такому давлению. Сейчас уже совсем не тот день, чтобы быть гордым или значительным. Если люди решат, что моя дочь наркоманка, так тому и быть.

— Понятно. — Ты был нежен с ней.

— Да.

— Она прекрасная девушка, а ты одинок. Она очень тепло отзывалась о тебе. Со временем она снова будет здесь, среди нас, я уверен.

— Я бы хотел повидать ее.

— Опять же, со временем. Мне сказали, что в первые недели лечения требуется полная изоляция. Но не беспокойся, она в хороших руках.

Все это было убедительно, но ложь. Конечно, ложь. Комната Кэрис была опустошена — и «она снова будет здесь, среди нас» через несколько недель? Все это тоже было фантастикой. Однако, опережая протест Марти, Уайтхед мерно заговорил снова.

— Ты сейчас так близок ко мне, Марти. Так, как когда-то был Билл. То есть, я действительно думаю, что тебе следует войти во внутренний круг, как ты считаешь? В следующее воскресенье у меня будет обед. Я бы хотел, чтобы ты присутствовал на нем, был нашим почетным гостем. — Это были приятные, мягкие речи. Без усилий старик поднял правую руку. — На неделе, я думаю, тебе следует съездить в Лондон и купить себе что-нибудь приличное из одежды. Боюсь, что мои обеды несколько официальны. Он вновь дотянулся до книжки и открыл ее.

— Вот чек.

Он лежал в книге, уже готовый и подписанный.

— Здесь должно хватить на хороший костюм, рубашки, обувь. Все, что тебе понравится, на твой вкус.