Нимрод кинулся в гущу побоища и оттащил одного из безумцев.

— Что, ради всего святого, вы творите? — закричал он.

Одержимый брыкался, пытаясь снова схватить противника.

— Этот гад! — выкрикивал он. — Он изнасиловал мою жену!

— О чем ты говоришь?

— Я сам видел! Прямо здесь! — Он указал пальцем в землю. — Вот она!

— Нет тут твоей жены! — заорал Нимрод, яростно встряхивая безумца. — Ее здесь нет!

Сюзанна окинула взглядом поле битвы. Наваждение охватило всех поголовно. Они дрались и плакали, выкрикивая обвинения друг другу в лицо. Они видели, как их родителей избивают, жен насилуют, детей убивают, и теперь хотели отомстить обидчикам. Сюзанна слушала их вопли и высматривала того, кто это сделал. Впереди, на высокой скале, стояла и наблюдала за побоищем Иммаколата. Ее волосы так и остались распущенными, грудь по-прежнему была обнажена. Однако теперь она явно прекрасно сознавала, кто она такая. Инкантатрикс вспомнила себя.

Сюзанна двинулась к ней, надеясь, что менструум поможет ей избежать всеобщего помешательства. Так и вышло. Она не вмешивалась в сражение, чтобы не привлекать к себе внимание дерущихся, и добралась до скалы без происшествий.

Иммаколата как будто не замечала ее. Откинув голову назад, сверкая зубами в жуткой усмешке, она полностью сосредоточилась на том безумии, которая сама вызвала к жизни.

— Оставь их! — крикнула ей Сюзанна.

При этих словах голова Иммаколаты чуть дрогнула, и Сюзанна ощутила, как взгляд инкантатрикс остановился на ней.

— Зачем ты это устроила? — спросила Сюзанна. — Они не сделали тебе ничего плохого.

— Лучше бы ты оставила меня скитаться в пустоте, — ответила инкантатрикс. — А ты заставила меня вспомнить.

— Тогда, ради меня, — попросила Сюзанна, — оставь их в покое.

Она услышала, что крики за ее спиной стихают. Они сменялись стонами умирающих и рыданиями тех, кто очнулся от наваждения и обнаружил, что всадил свой нож в сердце друга.

Прекратилось ли действие заклятия оттого, что Иммаколата исчерпала запас сил, или она вняла просьбе Сюзанны, было неважно. Главное, что кровавое побоище завершилось.

Однако затишье длилось очень недолго. Его нарушил крик, заглушивший рыдания, и пуля ударила в камень под босыми ногами Иммаколаты. Сюзанна обернулась и увидела Иоланду Дор, пробиравшуюся между мертвецами, еще недавно составлявшими ее маленькую армию. На ходу Иоланда продолжала целиться в инкантатрикс.

Иммаколата не собиралась изображать из себя мишень. Когда вторая пуля расплющилась о скалу, она поднялась в воздух и поплыла к Иоланде. Ее тень, скользившая над полем боя, словно тень стервятника, несла смерть. Как только она наползала на раненых, те падали лицом в пропитанную кровью землю и испускали последний вздох. Иоланда не стала дожидаться, пока тень коснется ее, она снова и снова стреляла в Иммаколату. Но та же сила, что поддерживала Иммаколату в воздухе, легко отводила пули в сторону.

Сюзанна громко призывала Иоланду бежать, но та либо не слышала, либо не обращала внимания. Инкантатрикс спустилась к женщине, вцепилась в нее и подняла вверх — менструум окутал обеих своим светом, — а затем бросила на другой стороне поля. Тело Иоланды с тяжким стуком ударилось о скалу, на которой недавно стояла Иммаколата, и упало, изломанное, на землю.

Никто из оставшихся в живых не шевельнулся, чтобы прийти на помощь своему командиру. Они окаменели от ужаса, пока инкантатрикс парила в ярде над землей, а ее тень лишала жизни тех немногих, кто еще избежал смертельного прикосновения.

Сюзанна понимала, что выходка Иоланды уничтожила ту каплю сочувствия, которую она выпросила у инкантатрикс. Теперь Иммаколата не оставит в живых никого из своих захватчиков. Не думая о том, как защитить себя, Сюзанна устремила наполненный менструумом взгляд в сторону Иммаколаты. Сила этого взгляда была ничтожна по сравнению с силой Иммаколаты, однако та расслабилась после убийства Иоланды и удар застал ее врасплох. Он пришелся в спину, и инкантатрикс упала лицом вперед. Однако ей потребовались секунды, чтобы восстановить равновесие и развернуться к своей обидчице. Она все еще парила в воздухе, как нечестивая святая. На лице Иммаколаты не отразилось гнева, лишь слабое удивление.

— Ты хочешь умереть? — спросила она.

— Нет. Конечно не хочу.

— Разве я не предупреждала тебя, как все будет, сестра? Разве я не говорила тебе? Сплошное горе, сказала я. Сплошные потери.

Сюзанна кивнула, и не только из желания успокоить ее. Инкантатрикс тихо и глубоко вздохнула.

— Ты заставила меня все вспомнить, — сказала она. — За это я благодарю тебя. И взамен… — Иммаколата раскрыла ладонь, словно предлагала некий невидимый дар. — Я даю тебе жизнь. — Рука сжалась в кулак. — Итак, долг выплачен.

Потом она начала снижаться, и ноги ее коснулись твердой земли.

— Настанет время, — сказала она, глядя на мертвые тела, среди которых стояла, — когда и ты будешь обретать утешение в их обществе. Как обретаю я. Как обрету сейчас.

Она отвернулась от Сюзанны и пошла прочь. Никто не двинулся, не попытался остановить ее, когда она поднялась по склону и исчезла из виду. Выжившие молча молились своим богам о том, чтобы женщина, вернувшаяся из пустоты, прошла мимо них.

Шедуэлл плохо спал, но, по его мнению, это было естественно для того, кто стремится стать богом. Ведь вместе с божественной сущностью приходит и груз великой ответственности. Стоит ли удивляться, что его сон так тревожен?

Однако с того самого мгновения, когда он стоял на башне и вглядывался в Ореол, он знал, что бояться ему нечего. Он ощущал, как заключенная в облаке сила зовет его по имени, приглашает шагнуть в ее объятия и измениться.

Незадолго до рассвета, когда он собирался покинуть Небесный Свод, ему принесли неутешительную весть: войска Хобарта в Идеале побеждены чарами, наславшими безумие на большую часть бойцов. Да и сам Хобарт не избежал их воздействия. Он появился примерно через час после гонца, и у него было лицо человека, не доверяющего даже самому себе.

Из других областей Фуги пришли новости повеселее. Каждый раз, когда войска пророка сталкивались со здешними обитателями в открытом бою, они торжествовали победу. Но если солдатам не удавалось сразу нанести удар, ясновидцы отыскивали лазейку, чтобы применить свои чары. Когда такое случалось, повторялись события в Идеале: бойцы либо лишались рассудка, либо теряли весь свой фанатизм в отношении к пророку и переходили на сторону противника.

И вот теперь враг стягивал силы к Коридору Света. То ли чары, то ли слухи донесли до них, что пророк собирается прорваться в Вихрь, и ясновидцы решили защищать свою святыню до последней капли крови. Их собралось несколько сотен, но они едва ли могли противостоять армии Шедуэлла. По всем донесениям, они были почти безоружны — неорганизованная толпа стариков, женщин и детей. Единственная сложность заключалась в этической стороне вопроса. Но когда отряд Шедуэлла вышел из Свода и направился к Вихрю, Коммивояжер решил, что моральные тонкости не для него. Гораздо более серьезное преступление — не ответить на тот призыв, который он слышал из Ореола.

В свое время — а оно придет уже скоро — пророк призовет ублюдков и отдаст им врагов на съедение, со всеми женщинами и детьми. Он не дрогнет.

Божественность звала его, и он спешил на зов, дабы преклонить колени перед собственным алтарем.

Ощущение физического и душевного благополучия, охватившее Кэла после пробуждения на Венериных холмах, не исчезало, пока они с де Боно спускались по склону к Небесному Своду. Однако прекрасное настроение вскоре улетучилось из-за напряжения, каким были пронизаны все окрестности, пугающего и вместе с тем неуловимого волнения в каждом листочке, в каждой травинке. Птичье пение звучало пронзительно и немузыкально, как сирена. Воздух гудел над головой, и Кэл впервые ощутил, что этот воздух несет новости.