Свернув направо, она поднялась по Уотсон-стрит к школе, мимо нового супермаркета, где царило оживление. Пять минут ушло на то, чтобы закрыть окна, опустить шторки и запереть дверь. Потом она вышла и двинулась обратно.

По другой стороне улицы шел какой-то человек. Не дойдя до Мейн-стрит ярдов пятьдесят, он вдруг сошел на проезжую часть и задрал голову, глядя в ночное небо. Феба его узнала — младший сын клана Ланди. Сэм, или Стив, или…

— Сет.

Она выдохнула это себе под нос, но он услышал. Сет по вернулся к ней, так же стоя посреди дороги с сияющими глазами, и она вспомнила, как познакомилась с ним. Пять или шесть лет назад мать привела его к доктору Пауэллу, а Сет стоял в приемной с выражением такого безразличия на бледном маленьком личике, что Феба заподозрила в нем умственно отсталого. Теперь никакого безразличия не наблюдалось. Напротив, он был в высшей степени напряжен.

— Слышите? — спросил он.

Он не двинулся с места, но отчего-то она оробела и не приблизилась, а замерла на ходу, оглянувшись на огни супермаркета На стоянке, которую она миновала, было множество машин, одна из них собиралась отъезжать и могла в случае чего прикрыть отход.

— Не слышите, так ведь? — снова спросил он звонким голосом.

— Чего я не слышу?

— Молоточки.

— Молоточки? — На миг она прислушалась. — Нет.

— Хм.

Сет снова воззрился на звездное небо.

— Вы работали у доктора, — сказал он.

— Я у него до сих пор работаю.

— Осталось недолго, — отозвался он.

Ее окатило холодом с головы и до пяток, и по спине пробежали мурашки.

— С чего ты взял?

Он улыбнулся, кивнув на небо.

— Очень громко стучат, — ответил он. — Вы уверены, что не слышите?

— Говорят же тебе… — начала она.

— Да-да, — сказал он тихо. — Другие редко их слышат, разве что иногда ночью. А днем никогда Днем их слышу только я.

— Мне очень жаль…

— Не нужно меня жалеть, — проговорил он, улыбаясь уже ей, а не звездам — Я привык.

Вдруг ей стало стыдно — почему она испугалась его? Он одинокий, неловкий мальчишка. Может быть, со странностями, но совершенно безобидный.

— В каком смысле мне осталось недолго работать у док тора?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Иногда мне что-то такое приходит в голову, сам не знаю почему.

Он помолчал.

— Может, и ни в каком, — добавил он и снова стал смотреть в небо.

Она не стала ждать прикрытия от машины, все еще не выехавшей со стоянки, и двинулась дальше на Мейн-стрит.

— Ладно, веселись, — сказала она, поравнявшись с ним.

— Ага, — пробормотал он. — Я повеселюсь…

По пути домой она думала над их разговором, а потом решила завтра, когда придет на работу, заглянуть в карточку Ланди и посмотреть, почему мать тогда привела сына к врачу и почему они больше не приходили. Когда она вернулась, Мортон уже крепко спал в кресле перед телевизором, на коленях у него лежала банка с пивом, и еще четыре пустые валялись рядом на полу. Феба не стала его будить. Она пошла в кухню, сделала себе бутерброд с сыром и ветчиной и съела его, глядя через окно в потемневший двор. На звездное небо наползли тучи, но, подумала она, вряд ли они помешают мальчишке Ланди. Если уж он слышит небесные молоточки, что ему несколько тучек.

Доев бутерброд, она пошла в спальню в надежде, что успеет лечь и уснуть, прежде чем Мортон перейдет туда из кресла. Феба не нуждалась в его компании. Она проснулась, оттого что сползло одеяло и по спине потянуло холодом, когда он лег рядом. На светящемся циферблате было десять минут четвертого. Бормоча себе что-то под нос, Мортон потянул одеяло к себе, повернулся на бок и тотчас захрапел.

Уснула она не сразу, а когда уснула, ей привиделась какая-то чепуха Утром в кухне, сидя за завтраком (когда она встала, Мортон уже ушел на работу), она пыталась разобраться в своих снах и вспомнила, что в одном из них Джо знакомил ее с людьми, которых она знала только по фотографии. Все они, все пятеро, ехали куда-то в машине, и брат Джо все время спрашивал: «Где мы? Черт побери, где мы?» Сон был не из приятных. Что он означает, думала она. Что мы все потеряли? Она приняла три таблетки аспирина, за пила их чашкой черного кофе и отправилась на работу, выкинув сон из головы. И напрасно. Вспомни она побольше, она могла бы заинтересоваться той местностью, где они ехали, и в результате повела бы себя иначе, тем самым избавив и себя, и Джо, и Мортона от несчастий, каких ни один из них не ждал и не заслуживал.

Мотоциклистка имела вид заправской путешественницы. Потертая кожанка запылилась; волосы, упавшие волной, когда она сняла шлем, выгорели на солнце и посеклись на ветру; лицо — никогда, наверное, и не бывшее красивым — обветренное и усталое. На подбородке красовался синяк; возле рта и у глаз залегли морщины, и вряд ли это от смеха.

Ее звали Тесла Бомбек, и сегодня она вернулась домой. Не туда, где родилась (а родилась она в Филадельфии), и не туда, где росла (а выросла она в Детройте), а туда, где началось ее преображение, в результате чего она и сделалась этаким бывалым, битым ветром и непогодой бродягой.

Точнее, она вернулась туда, где лежали развалины прежнего Паломо-Гроува. В годы своего благоденствия городок этот числился первым среди кандидатов на звание Калифорнийского рая. В отличие от Эвервилля, который рос не спеша, полтора столетия, Гроув возник из ничего всего за три года, созданный риэлторами и проектировщиками, для вдохновения вооружившимися ворохом демографических изысканий. Какое-то время он жил и процветал в зеленых кущах долины Сими, всего в паре миль от шоссе — по нему благополучные местные жители каждое утро мчались на работу в Лос-Анджелес и каждый вечер возвращались обратно.

Теперь движение там стало еще оживленнее, однако мало кто сворачивал на боковую дорогу, ведущую в Гроув. Лишь изредка какой-нибудь турист, желающий пополнить свой список достопримечательностей Калифорнии, направлялся взглянуть на развалины ГОРОДА-ПОГИБШЕГО-В-ОДНУ-НОЧЬ. Но такие туристы были крайне редки. Никто не вел восстановительных работ, хотя крупные землевладельцы и частные липа понесли здесь в свое время большие убытки. Теслу это не удивило. Такие теперь времена; люди не хотят вкладывать средства в недвижимость, тем более что события уже доказали нестабильность этих вложений.

Ибо Паломо-Гроув не просто прекратил свое существование, но в буквальном смысле провалился — земля разверзлась и погребла его нарядные домики «со всеми удобства ми». Въезд на многие улицы был до сих пор перегорожен, чтобы уберечь от беды любопытствующих. Но Тесла с детства говорила «да», когда слышала «нет», поэтому она объехала заграждение и устремилась вперед — туда, где больше всего разрушений.

Она думала о возвращении сюда в течение пяти лет странствий по «Америкам», как она называла континентальные штаты. Это не одна страна, говорила она Грилло, ничего подобного. Из того, что в Айдахо подают ту же кока-колу, что в Луизиане, а в Нью-Мехико смотрят те же ситкомы* (*комедии положений), что в Массачусетсе, вовсе не следует, будто все это — единая страна Америка. Когда президенты и разные умники что-то вещали от имени американского народа, Тесла закатывала глаза. Бред, как прямо сказал ей один рыжий пес, полторы недели сопровождавший ее в странствиях по Аризоне, когда Теслу преследовали галлюцинации. Пес заходил с ней вместе в забегаловки и мотели, сидел в номере и болтал так дружелюбно, что потом она даже скучала по нему, когда он исчез.

Если она запомнила правильно (она не уверена), именно пес первым заговорил о возвращении.

— Рано или поздно надо возвращаться нюхать свое дерьмо, — сказал он, сидя в старом потертом кресле в номере мотеля. — Это единственный способ сохранить связь.

— С чем? — поинтересовалась она.

— С чем? С чем? — передразнил он, перебираясь в изножье кровати. — Я тебе что, психоаналитик? Сама пони май.

— А если тут нечего понимать? — возразила она.