— Ублюдок! — сказал он, выплевывая и выкашливая чужое дыхание, пока оно не утвердилось внутри.

Киссун сделал вид, будто не понимает.

— Ты больше не собираешься меня убить? — спросил он. — Приговор отсрочен?

— Держись от меня подальше!

— Я же всего лишь старик.

— Я почувствовал твое дыхание! — крикнул Яффе, колотя кулаком по своей груди. — Ты хочешь влезть в меня!

— Нет, — возразил Киссун.

— Черт, не ври! Я почувствовал!

Он до сих пор это чувствовал: воздух в его легких был не таким, как прежде. Яффе стал отступать к двери, понимая, что, если он здесь останется, ублюдок возьмет верх.

— Не уходи, — сказал Киссун. — Не открывай дверь.

— Есть и другие пути к Искусству, — сказал Яффе.

— Нет. Я остался один. Остальные мертвы. Никто тебе не поможет, кроме меня.

Он попытался улыбнуться, но кротость, написанная у него на лице, была столь же фальшивой, как и прежний страх. Все для того, чтобы удержать жертву, чтобы заполучить его плоть и кровь. Нет уж, дважды Яффе не попадется на удочку. Он попытался отгородиться от чар Киссуна воспоминаниями. Женщина в Иллинойсе, однорукий в Кентукки, прикосновения тараканьих лапою… Это помогло. Он добрался до двери и ухватился за ручку.

— Не открывай, — сказал Киссун.

— Я ухожу.

— Извини. Я совершил ошибку. Я недооценил тебя. Мы ведь можем договориться. Я открою тебе то, о чем ты хочешь знать. Научу тебя Искусству. Я не могу использовать его здесь, в Петле. Но ты сможешь. Ты заберешь его с собой. Обратно в мир. Рука в пироге! Только останься. Останься, Яффе! Я слишком давно тут сижу один. Мне нужна компания. Хочется рассказать обо всем, что знаю, разделить это с кем-то.

Яффе повернул ручку. Он тут же почувствовал, что земля дрожит у него под ногами, и увидел слепящий свет. Сияние казалось слишком безжалостным, но все же это был простой дневной свет — снаружи жгло солнце.

— Не оставляй меня! — услышал Яффе крик старика.

Он почувствовал, как этот крик снова сдавил все его внутренности, как и тот зов, что завлек его сюда. Но теперь хватка была слабее. Видимо, Киссун затратил слишком много сил, пытаясь вдохнуть себя в тело Яффе, или потерял их от ярости. Теперь его зову можно было сопротивляться. Чем дальше уходил Яффе, тем слабее становилась хватка.

Ярдах в ста от хижины он оглянулся. Ему показалось, что он видит сгусток тьмы, который ползет за ним по земле, как извивающийся черный канат. Яффе не стал ждать, какую еще шутку выкинет старый ублюдок, и пустился бежать по собственным следам до тех пор, пока не увидел стальную башню. Вид ее наводил на мысль, что кто-то пытался заселить эту заброшенную пустыню. Спустя час, измученный, он нашел и другие тому свидетельства. В пустыне раскинулся целый город — без людей, без машин и любых других признаков жизни. Город напоминал киношную декорацию, построенную для батальных сцен.

В полумиле от города он заметил дрожание воздуха и понял, что достиг границы Петли. С радостью он окунулся в эту сферу колебаний, где не было уверенности даже в том, что движешься, и к горлу подступала тошнота. Вдруг он оказался на другой стороне — в тихой и звездной ночи.

Двое суток спустя на какой-то улице в Санта-Фе он напился допьяна и принял два важных решения. Во-первых, он не будет сбривать отросшую за последние недели бороду — пусть служит напоминанием о пути. Во-вторых — малейшую крупицу знания, какую ему удастся обрести, любую мельчайшую информацию о тайной жизни Америки, каждую толику силы он использует для овладения Искусством (и к черту Киссуна, к черту Синклит!). И лишь когда он овладеет Искусством, бритва снова коснется его лица.

Сдержать данные себе обещания оказалось не так-то просто. Яффе получал много простых удовольствий от уже обретенного могущества; пришлось лишить себя их из опасения растратить силы прежде, чем удастся овладеть тайной и стать великим.

В первую очередь, ему предстояло обрести соратника, способного помочь в поисках. Через два месяца он услышал о человеке, идеально подходившем на эту роль. Человека звали Ричард Уэсли Флетчер, и до своего недавнего падения он являлся одним из самых дерзких умов в области эволюционных исследований. Он возглавлял ряд научных программ в Бостоне и Вашингтоне и был блестящим теоретиком. Каждое его замечание внимательно обсуждалось коллегами, пытавшимися предугадать его новое открытие. Но гений пал жертвой пагубных привычек. Мескалин и его производные привели Флетчера к краху, что у иных людей вызвало откровенную радость. Они и не пытались скрыть своего презрения к человеку, чья постыдная тайна вышла наружу. Яффе читал статью за статьей: суровое академическое сообщество называло идеи низвергнутого вундеркинда «смехотворными», а его самого «аморальным». До нравственности Флетчера Яффе не было дела. Его интересовали теории, совпадавшие с его собственными задачами. Целью исследований Флетчера было выделение и синтез в лабораторных условиях той силы, которая побуждает живые организмы к эволюции. Как и Яффе, он считал, будто рай вполне возможно украсть.

Чтобы найти Флетчера, потребовалась настойчивость. Ее у Яффе хватало с избытком, и он отыскал ученого в Мэйне. Гений в тот момент пребывал не просто в отчаянии — он находился на грани безумия. Яффе был с ним осторожен. Он не стал давить на Флетчера. Какое-то время он даже снабжал несчастного наркотиками, чего тот давно не мог себе позволить. Завоевав доверие Флетчера, Яффе исподволь начал разговоры об исследованиях. Ученый сначала отказывался говорить об этом, но Яффе неуклонно продолжал раздувать в нем тлеющие угольки интеллектуальной страсти. И огонь запылал. Разговорившись, Флетчер уже не мог остановиться. Он рассказал, что дважды почти вплотную приблизился к выделению того, что называл «нунцием» (посланником), — но ни разу не смог довести процесс до конечной стадии. Яффе высказал несколько мыслей, почерпнутых из оккультной литературы. И ненавязчиво обронил, что они оба стремятся к одной цели. Он, Яффе, пользуется средствами древних алхимиков и магов, Флетчер — средствами науки, но оба они хотят подтолкнуть эволюцию и усовершенствовать тело. А если получится, то и дух.

Сначала Флетчер облил собеседника презрением, но позже оценил предложение и согласился продолжать исследования вместе. Яффе пообещал, что на этот раз Флетчеру не придется работать в душной академической атмосфере, где постоянно требуют конкретных результатов во имя сохранения финансирования. Теперь гениальный наркоман сможет заниматься своей наукой в надежно укрытом от посторонних глаз месте. А когда нунций будет получен и его чудесная сила репродуцирована, Флетчер вернется из небытия и заткнет рот всем тем, кто его поносил. Ни один одержимый на свете не устоял перед подобным предложением.

Одиннадцать месяцев спустя Ричард Уэсли Флетчер стоял на берегу Тихого океана, на гранитном мысе в Байе, и проклинал себя за то, что поддался искушению. Позади возвышалось здание миссии Санта-Катрина, где он проработал большую часть года. Великое деяние (как выражался Яффе) было практически завершено. Нунций стал реальностью. Для работы, которую большинство людей назвали бы безбожной, не нашлось лучшего места, чем заброшенная иезуитская миссия. Впрочем, эта затея с самого начала представляла из себя длинную цепь парадоксов.

Во-первых, связь ученого с Яффе. Во-вторых, смешение научных дисциплин, благодаря чему стало возможным Великое деяние. И, в-третьих — сейчас, в момент собственного триумфа, Флетчер был почти готов своими руками уничтожить нунций, пока тот не попал в руки человека, заплатившего за его создание.

Процесс уничтожения подобен процессу создания — он требует систематичности и одержимости, он столь же болезненный. Флетчер слишком хорошо знал двойственную веществ, чтобы поверить, будто нечто может быть уничтожено полностью. То, что уже открыто, не способно вернуться в небытие. Флетчер надеялся лишь на то, что повторить его эксперимент не так-то просто. Они с Раулем добились очень серьезных результатов. Теперь он и мальчик (ему все еще нелегко думать о Рауле как о мальчике) должны, как воры, уничтожить все следы. Сжечь лабораторные записи и разбить оборудование, чтобы нунций исчез, будто его и не было. Потом он позовет мальчика, который сейчас следил за кострами перед зданием, отведет его на край скалы, они возьмутся за руки и вместе бросятся вниз. Прилив смоет их кровь и унесет тела в океан. Огонь и вода завершат работу.