Элен услышала, как шаги удаляются через гостиную. Она поспешно вскочила на ноги и пересекла проход. Отсюда она могла видеть смутные очертания Анни-Мари на пороге дома. Во дворе не было никакого света. Женщина исчезала, и Элен последовала за ней так быстро, как только могла. Устремив глаза на дверь, она несколько раз споткнулась, но достигла порога вовремя и увидела сквозь ночь впереди неясную фигуру Анни-Мари.
Элен шагнула на свежий воздух. Было холодно, звезды отсутствовали. Свет не горел ни в проходах, ни на балконах, не было его и в квартирах, даже телевизоры не мерцали. Баттс Корт опустел.
Элен колебалась — надо ли преследовать женщину. Почему бы не убежать? — уговаривала трусость — не отыскать дорогу к машине? Но если она это сделает, заговорщики успеют спрятать тело ребенка. Когда она вернется сюда с полицией, их встретят сжатые губы, пожимание плечами, и ей скажут, что она выдумала и труп, и Кэндимэна. Ужасы, с которыми она столкнулась, опять станут достоянием молвы. Надписями на стенах. И каждый день оставшейся жизни она будет проклинать себя за то, что не отправилась в погоню за здравым смыслом.
И она отправилась. Анни-Мари пошла не по краю двора, а двинулась в самый центр. К костру! Да, к костру! Он неясно вырисовывался перед Элен, чуть чернее ночного неба. Она едва могла различить фигуру Анни-Мари, двигавшейся к сложенным грудой дровам и мебели и нагнувшейся, чтобы забраться в середину. Вот как они собирались избавиться от улик. Похоронить ребенка было не слишком надежно, а сжечь его, в порошок растереть кости — кто тогда узнает?
Элен стояла на расстоянии дюжины ярдов от пирамиды и наблюдала, как выбирается оттуда и уходит прочь Анни-Мари, ее фигуру скрывает темнота.
Элен быстро двинулась через высокую траву и нашла место среди сложенных деревяшек, куда Анни-Мари засунула труп. Элен подумала, что может разглядеть белеющее тело — оно лежало в ложбине. Однако Элен не могла до него дотянуться. Благодаря Бога за то, что она такая же тонкая, как Анни-Мари, Элен втиснулась в узкую щель. В этот момент одежда ее зацепилась за какой-то гвоздь. Элен повернулась, чтобы освободиться. Когда она это сделала, она потеряла тело из вида.
Элен, словно слепая, пошарила перед собой, ее дрожащие пальцы натыкались на дерево и тряпки, на то, что она приняла за спинку старого кресла, но не на холодное тело ребенка. Она пыталась приготовить себя к такому прикосновению: за последние часы она пережила вещи куда более страшные. Решив быть непреклонной, Элен продвинулась немного вперед, ее ноги были ободраны, пальцы исколоты занозами. Перед глазами плавали цветные круги, кровь в ушах звенела. Но вот! вот! тело в каких-то полутора ярдах от нее. Элен нырнула, чтобы дотянуться до щели под деревянной балкой, но пальцы ее не доставали до злосчастного узла всего несколько миллиметров. Она потянулась дальше, рев в ушах усилился, но она так и не могла добраться до ребенка. Все, что ей удалось, — сложиться пополам и втиснуться в тайничок, оставленный детьми в центре костра.
Пространство было так мало, что она едва могла проползти на четвереньках, однако она проползла. Ребенок лежал вниз лицом. Она отринула остатки брезгливости и решила забрать его. Когда она это сделала, что-то опустилось на ее руку. Она вздрогнула от потрясения. Она чуть не закричала, но стерпела. Она сдержала гнев. Это зажужжало, когда поднялось с ее кожи. Звон, отдававшийся в ее ушах был не шумом крови, а шумом улья.
— Я знал, что ты придешь, — раздался голос за спиной. И широкая рука закрыла ей лицо. Элен ощутила объятия Кэндимэна.
— Мы должны идти, — сказал он ей на ухо, когда мерцающий свет просочился между сложенных балок. — Должны отправиться в путь, ты и я.
Она боролась, пытаясь освободиться, крикнуть, чтобы они не поджигали костер, но он любовно прижимал ее к себе. Свет рос, потом пришло тепло, и сквозь слабое пламя она смогла разглядеть фигуры, выходящие из темноты Баттс Корта к погребальному костру. Они все время были здесь, ожидающие, выключив свет в домах, рассеявшись по проходам. Их последний сговор.
Костер занялся охотно, но из-за хитрой конструкции огонь не сразу ворвался в ее убежище и дым не проник, чтобы удушить ее. Элен могла видеть, как засияли детские лица, как родители предостерегали детей, чтобы те не подходили близко, и как те не подчинялись, как пожилые женщины грели руки, не согреваемые собственной кровью, и улыбались, глядя на пламя. Тут рев и треск стали устрашающими, и Кэндимэн позволил ей хрипло закричать, прекрасно зная, что никто ее не услышит, да если бы и услышали, они не двинулись бы с места, чтобы вызволить ее из огня.
Когда воздух стал горячим, пчелы покинули живот злодея и испуганно закружили в воздухе. Некоторые, пытаясь спастись, ныряли в огонь и падали на землю, словно крохотные метеоры. Тело малыша Керри, лежавшее поблизости от все подползавшего пламени, начало жариться. Его нежные волосы стали дымиться, спина покрылась пузырями.
Скоро жар проник в горло Элен и выжег ее мольбы. Изнуренная, она упала на руки Кэндимэна, уступая его триумфу. Очень скоро, как он и обещал, они отправятся в путь. И нет спасения, и ничем уже не помочь.
Не исключено, что, как он говорил, о ней вспомнят, найдя ее потрескавшийся череп среди углей. Не исключено, что басней о ней со временем станут пугать расшалившихся ребятишек. Она лгала, говоря, что предпочитает смерть такой сомнительной славе, это не так. Что до ее соблазнителя, он смеялся, находясь в самом центре огня. Эта ночная смерть не была для него вечной и необратимой. Его дела запечатлены на сотнях стен, рассказы о нем не сходили с тысяч уст, и если бы в нем опять усомнились, его паства призвала бы его снова. С его сладостью. У него был повод смеяться. И тут, когда пламя захлестывало их, она разглядела знакомое лицо в толпе зевак. Это был Тревор. Вместо того, чтобы обедать у Аполлинера, он пришел ее искать.
Она видела, как он спрашивал то у одного, то у другого из смотрящих на костер и как те качали головами, неотрывно глядя на погребальное пламя, с улыбками, запрятанными в глазах. Бедный простофиля, думала она, видя его ужимки. Она желала, чтобы он посмотрел в огонь, надеясь, что он увидит, как она горит. Не то чтобы он мог спасти ее от смерти, на это она не надеялась — но она жалела его, недоумевающего, и хотела, пусть он и не поблагодарил бы за это, дать ему нечто, что бы его постоянно тревожило. Это, и еще сказку, чтобы рассказывать.
Мадонна
Уже почти час Джерри Колохоун ждал. Харви на ступенях комплекса плавательных бассейнов Леопольд-роуд Холод прошивал подошвы его туфель, и ступни постепенно теряли чувствительность. Ничего, утешал он себя, придет время, и кто-то другой будет вот так же мерзнуть, поджидая меня. Эта прерогатива и в самом деле казалась Джерри достижимой в не столь далеком будущем — если, конечно, удастся убедить Эзру Харви вложить деньги в развлекательный центр. От инвестора подобная сделка требовала как склонности к риску, так и солидных финансовых активов, но информация доверенных лиц убедила Колохоуна: Харви независимо от его репутации и тем и другим обладал в избытке. Никто не станет допытываться, откуда у Эзры первоначальный капитал; так уговаривал себя Джерри. За последние полгода несколько плутократов посолиднее Харви безапелляционно отвергли проект, и в этой ситуации чрезмерная щепетильность казалась непозволительной роскошью.
Нельзя сказать, что отказы инвесторов удивили Джерри. Сейчас нелегкие времена, и люди с неохотой идут на риск. Более того, без определенной доли воображения — нехарактерного для богачей — трудно было представить себе бассейны преображенными в сверкающий комплекс досуга. Однако проведенные изыскания убедили Джерри, что в этом квартале, где идущие под снос обветшалые дома скупались поколением сибаритов среднего класса и обретали новый блеск, — в таком месте его планы не могут не принести выгоду.
Был еще один побуждающий мотив. Муниципалитет, владеющий бассейнами, стремился поскорее избавиться от бремени ветхой собственности — долгов и без того хватало. Прикормленный Джерри чиновник из управления коммунальных служб (тот самый, что за пару бутылок джина стянул для него ключи от комплекса) сообщил, что здание продадут за гроши, если предложение поступит немедленно. Вопрос лишь в правильном выборе времени. И в проворстве, которого Харви, по-видимому, недоставало: к моменту его появления у Джерри закоченели не только ступни, но и колени, а самообладание истощилось до предела. Тем не менее он ничем не выдал своих чувств при виде того, как Харви выбирается из «ровера» с личным водителем и поднимается по ступеням. Джерри раньше не доводилось встречаться с Харви, они общались лишь по телефону, и он представлял себе мужчину более крупного. Однако, несмотря на недостаток роста, властная солидность Харви не вызывала сомнений. Она проявлялась и в спокойном оценивающем взгляде, брошенном на Колохоуна, и в мрачноватом выражении лица, и в безупречном костюме.
