У тех суровых людей имелось нечто такое, за что они мог ли умереть, и это был великий дар, и они были благословенны более, чем их внуки, такого дара лишенные. С точки зрения Оуэна Будденбаума, нынешние мужчины и женщины — строители домов в предместьях и основатели фондов — на прочь лишены поэзии и слишком далеки от притягательной и ужасающей в своей святости сущности вещей.
Разумеется, встречались и исключения. Вроде вот этого мальчишки, что сейчас спал рядом с Будденбаумом Он и Мэв О'Коннел очень хорошо поняли бы друг друга, подумал Оуэн. Много лет не дававший воли чувствам, Будденбаум нашел его здесь, в незнакомом городе, всего через несколько часов. Молодые люди, способные видеть невидимое, слышать молоточки в небе или понимать небесную речь, встречались повсюду. Но, к сожалению, большинство из них искали себе прибежище в наркотиках, особенно в больших городах. Будденбаум не раз встречал их в переулках, где они, поглядывая одним глазом в небеса, торговали наркотиками, а он отводил их в такие вот комнаты (сколько же их было, десятки или тысячи?), где они отдавали свои видения за содомию.
— Оуэн?
Волосы парня раскинулись на подушке, будто плыли в воде.
— С добрым утром, — отозвался Оуэн.
— Ты еще ляжешь?
— Который час?
— Около семи, — ответил Сет. — Вставать еще рано. Он потянулся, съехав к изножью кровати.
Оуэн смотрел на колечки волос под мышками у мальчика и дивился неисповедимым путям желания.
— Мне сегодня нужно кое-что выяснить, — сказал он. — Хочешь поучаствовать?
— Смотря что ты хочешь выяснить, — заметил Сет, бес стыдно ощупывая себя под простыней.
Оуэн улыбнулся, подошел и сел рядом с ним на кровать. За одну ночь этот юноша превратился из бродяжки в кокетку. Он приподнял коленями простыню — достаточно высоко, чтобы Оуэн увидел его анус.
— Думаю, на часок можно еще задержаться, — решил Будденбаум и распустил пояс халата, показывая парню, на что он напрашивается.
Сет вспыхнул — лицо, шея, грудь покраснели за две секунды.
— Ты мне приснился, — сказал он.
— Лжец.
— Нет, правда.
Простыня по-прежнему прикрывала поднятые колени юноши. Оуэн и не подумал снять ее, но лишь склонился над Сетом.
— Расскажи, — потребовал он.
— Что рассказать?
— Что тебе приснилось. — Сет немного смутился. — Ну давай, не то я уйду.
— Ну, — начал Сет. — Снилось… Бог ты мой, звучит так глупо…
— Выкладывай.
— Снилось, что вот это, — он показал под халат Оуэна, — тоже молоток.
— Молоток?
— Ага. Как будто он отдельно от тебя, и я беру его в руку и вижу, что это молоток.
Образ был странный, но, учитывая их ночной разговор, вполне логичный. Однако этим странности не исчерпывались.
— Я его взял и начал строить дом.
— Сейчас выдумал?
— Нет. Честное слово. Я стоял на крыше… Там был только каркас, но дом большой, где-то высоко в горах, а гвозди торчали из крыши, будто огненные шипы. И этот твой молоток, — Сет сел в постели и попытался коснуться того, о чем говорил, — сам забивал гвозди. Помогал мне строить мой дом. — Он заглянул в лицо Оуэну и пожал плечами. — Я же сказал, глупость ужасная.
— А где я сам-то был? — поинтересовался Оуэн.
— Не помню, — ответил Сет.
— Фу.
— Не злись.
— Я не злюсь.
— Просто дурацкий сон. Я вчера слишком много думал о молоточках и… Может, потом поговорим? — Он потянулся рукой под халат Оуэна, потерявшего боевую готовность, пока они все это обсуждали, и попытался привести его в прежнее состояние. Но, к разочарованию Сета, ему это не удалось.
— У нас еще будет время днем, — утешил его Оуэн.
— Ладно, — отозвался Сет, откинувшись на подушки и сбросив с себя простыню. — Не хотелось уходить просто так.
Оуэн смотрел на его почти безволосый пах в легком смущении. Смущало его не то, что он видел — юноша был пре красно оснащен, — но мысль о том, что частью его тела, и довольно важной, забивали гвозди, а сам он при этом находился неизвестно где.
Сны по большей части безобидны. Всего лишь воздушные пузырьки, всплывающие наверх из глубин спящего сознания. Но иногда, пусть и редко, они несут в себе знак тою, что принадлежность к Искусству — не пустое обещание, что человеческий разум в состоянии постичь прошлое, настоящее и будущее в один единый миг вечности. Оуэн не думал, что сон Сета про дом и молоток из разряда таких снов; но было здесь нечто, отчего ладони вспотели, а волосы на затылке зашевелились.
— О чем ты думаешь?
Сет смотрел на него, и на его длинном бледном лице отражалась тревога.
— О перекрестках, — сказал Оуэн.
— При чем тут перекрестки?
— При том, что именно туда мы и пойдем. — Он поднялся с постели и направился в ванную, к унитазу. — Мне ну жен первый городской перекресток.
— Зачем? — заинтересовался Сет.
Оуэн презирал ложь, да и какой смысл лгать? Мальчишка все равно не поймет.
— Затем, что мой путь заканчивается там, где встречаются дороги, — сказал он.
— Что это значит?
— Это значит… Что мне нельзя долго здесь оставаться, — произнес он громко уже из ванной. — Но, по крайней мере, можно повеселиться.
Мальчишка опустил глаза.
— А что я буду делать, когда ты уедешь? — тихо спросил он.
Оуэн на минуту задумался. Потом сказал:
— Может быть, начнешь строить дом?
Глава 4
Севернее Сэлема Тесла потеряла шоссе, проехав тридцать пять миль на Уилламин, прежде чем поняла ошибку и развернулась. К тому времени, когда она въезжала в Эвервилль, было уже начало второго, и она, злая и голодная, ми нут десять искала, где перекусить, пока случайно не увидела ресторанчик Китти. Там было полно народу, и ее вежливо попросили подождать минут десять.
— Без проблем, — сказала она и вышла на солнышко.
Там было на что посмотреть. Ресторанчик располагался на углу Мейн-стрит, на пересечении двух главных улиц. По обеим двигался почти непрерывный поток людей и машин. «Оживленное местечко», — подумала она.
— Здесь проходит какой-то фестиваль, — отозвался Рауль.
— Откуда ты знаешь?
— Написано прямо у тебя перед носом.
— Где, черт побери? — Тесла осмотрела все четыре угла перекрестка.
— В двух шагах над головой, — сказал Рауль.
Тесла подняла голову. В трех футах над землей был растянут плакат с надписью синими буквами: «Добро пожаловать на Эвервилльский фестиваль выходного дня!»
«Как же я его не заметила?» — подумала Тесла, изумленная (впрочем, как и всегда) тем, что Рауль, глядя на мир ее глазами, видит то, чего не видит она.
— Ты слишком сосредоточилась на желудке, — отозвался Рауль.
Она проигнорировала это замечание.
— Это не случайно, — сказала она.
— Что не случайно?
— То, что мы попали сюда именно в дни фестиваля. Здесь есть определенная синхронность.
— Тебе виднее.
Она какое-то время молча смотрела на поток машин. По том спросила:
— Ты ничего не чувствуешь?
— Например?
— Не знаю. Ничего необычного?
— Я что тебе, охотничий пес?
— Ладно, — сказала она, — проехали.
Они замолчали оба. Потом, очень тихо, Рауль сказал:
— Посмотри выше, над плакатом.
Она посмотрела выше — выше плаката с синими буква ми, выше домов.
— Тора? — спросила она.
— Да…
— Что там не так?
— Не знаю, — ответил он. — Но что-то не так.
Она посмотрела внимательнее. Вершину было плохо вид но, ее окружала дымка.
— Потом, — сказала Тесла. — Я слишком голодная, ничего в голову не лезет.
Она оглянулась на закусочную. Двое посетителей как раз поднялись и болтали с официанткой.
— Примерно десять минут и есть, — буркнула себе под нос Тесла и направилась внутрь.
— Вы одна? — спросила официантка, проводив ее к освободившемуся столику и положив меню. — У нас все вкусно, но куриная печенка сегодня просто отличная. И кобблер с персиком.
Тесла смотрела, как та лавирует между столиков — там словечко скажет, там улыбнется.