— Я иду к тебе, — сказала Матриарх.

В Храме Нефаури Кристофер Тлен, опустошенный страхом, прошептал заклинание, породившее слабый свет. Это было слабое мерцание, но его оказалось достаточно, чтобы увидеть зиккурат погасших свечей.

— Что ты делаешь? — пробормотал Зефарио, и его шепот был услышан, несмотря на какофонию.

— Я должен найти дверь.

— Ты не захочешь видеть Нефаури, поверь мне.

Но было слишком поздно. Огонь умножался, перескакивая с фитиля на фитиль, поднимаясь по зиккурату, распространяясь вверх и наполняя храм желтовато-золотистым светом.

Краем глаза, в противоположном конце огромного храма, Кристофер увидел дверь, которая была приоткрыта и вела в темноту. Затем нечто, жившее в этом темном месте, распахнуло ее и вылетело наружу, мгновенно увеличившись в размере и превратившись с огромную бесформенную тень, лишенную признаков какой бы то ни было анатомии.

Взгляд на Нефаури мог убить, но в тот момент слепой решил действовать и сунул руку в карман куртки. Увидев переливчатость, которую вытащил Зефарио, Нефаури резко закричал, и из ушей, носа и рта слепого полилась кровь.

Он хотел то, что находилось в руках Зефарио — последний фрагмент Абаратарабы. И будучи тем, кем он являлся, Нефаури знал лишь один способ получить желаемое. Убить.

Даже слепой, Зефарио видел смерть.

Из бесформенной массы Нефаури вылетели горизонтальные стальные иглы. Дротики остановились на расстоянии нескольких сантиметров от лица Зефарио, затем изменили направление, сверкнули напоследок, разлетелись в разные стороны и исчезли. Однако это не остановило Нефаури от мысли о захвате недостающего фрагмента Абаратарабы. Он издал еще один долгий визг, по силе гораздо разрушительнее первого. Зефарио, спотыкаясь, пошел прочь, хотя знал, что это бесполезно, а кроме того, не имея никакого желания избежать грядущей пытки.

Он сделал все, что мог; он попрощался. Теперь он был готов к суду, и в каком-то месте, далеком от времени и материальности, его ослепительная смерть, наконец, началась.

Повернувшись спиной к своему убийце, он не видел приближения второй волны игольчатых дротиков. И когда они пронзили его, то были не так болезненны, как визг их создателя. И этот визг не смолкал. Он продолжался и продолжался. Лицо Зефарио скрылось за потоками крови из глаз, словно это были слезы, пролитые из-за невозможности освободиться. В своей смертной агонии он сделал единственное, что, по его мнению, имело смысл — послал остатки своей силы девочке, Кэнди Квокенбуш.

— Тебе некуда идти, — сказала Бабуля Ветошь.

Кэнди обернулась. В коридоре, в десяти метрах от нее, стояла Императрица Абарата. Все вокруг тряслось — стены, потолок, заклепки. Только Ведьма была спокойна, спокойна до жути, полностью сосредоточенная в этом дрожащем мире. Каждая деталь ее платья была неподвижна, и каждая висевшая на нем кукла хранила в себе похищенную душу, пленника, чьи страдания приносили ей радость.

— Ответ — да, — произнесла Бабуля Ветошь.

— Я ни о чем не спрашивала, — сказала Кэнди.

— Ты думала, не собираюсь ли я запереть твою душу в одну из моих кукол. — Она улыбнулась, показав маленькие серые зубы и выцветшие десны. — Ответ — да.

— Газза… — озабоченно произнес Шалопуто.

— Да, знаю. Буреход толкает назад.

В этот миг Буреход отреагировал на то невероятное давление, которое на него оказывалось. Яростно вибрирующий корпус сдвинулся чуть левее, а затем на огромной скорости развернулся. Он встал под углом девяносто градусов, и его правый борт обратился к облаку-Пустоте.

Получив такую большую цель, обломки Пустоты дерзко двинулись вперед. Вновь ударившись в Буреход, они толкнули его назад.

— Смотри, Буреход снова движется!

На этот раз сомнений не было: на него действовало давление облака-Пустоты, а не собственные двигатели. Смертоносный корабль быстро и внезапно повернул корпус на сто восемьдесят градусов; его огромные двигатели трудились, пытаясь обрести равновесие, но тщетно. Гигант имел слишком большой импульс, чтобы остановиться самому.

Единственное, что могло это сделать, находилось прямо у него на пути — гора Галигали.

— Вулкан! — заорал Газза. — Он сейчас врежется в вулкан! — Он встал, пытаясь найти выход из лабиринта глифа. — Нам надо развеять эту штуку. Немедленно.

И вновь все начали действовать вместе.

Не сводя глаз с корабля, Газза выбрался из глифа. Корабль вел себя безупречно: он унес своих создателей от места их казни к Забвению, а теперь возвращал в Реальность, не потеряв ни одного пассажира. Однако сейчас его краткая эпопея заканчивалась. Его энергии растворялись в пахнущем серой воздухе Окалины.

Среди семи тысяч, которые разбредались по берегу, было много тех, кто нашел время вознести благодарность исчезающему глифу. Но ни Газзы, ни Шалопуто среди них не было.

Они, как Эдди, братья Джоны и Бетти Гром, не отрываясь, смотрели на Галигали, в секундах от столкновения с которой был Буреход.

Бабуля Ветошь уже собиралась проделать дыру в теле Кэнди, когда корабль нырнул. Самосохранение она ставила выше желания убивать, а потому ухватилась за дверную раму, чтобы не рухнуть на пол.

Кэнди потеряла равновесие и неловко упала, больно ударившись головой о стену. Она попыталась встать, но хаотичное движение корабля не исчезало. Коридор больше не был надежным, он трясся настолько сильно, что глаза Кэнди не могли ни на чем сосредоточиться.

Кэнди не понимала, как тяжело она ударилась головой, пока не попыталась встать. Мозг казался слишком большим для черепа, ноги дрожали. Попытавшись коснуться стены, она обнаружила, что ее пальцы онемели.

— Плохо, — прошептала она.

Не ей одной приходилось туго. Буреход тоже потерял контроль. Он не просто дрожал и кружился — он двигался. И двигался быстро. Она чувствовала его беспомощную скорость так, как чувствовала себя в машине отца, когда он был пьян и вел, словно сумасшедший, и когда все, чего ей хотелось, это закрыть глаза. Воспоминания об отце были настолько ужасны, что они помогли ей преодолеть онемение, слабость тела, и встать. Как раз вовремя. Когда Кэнди поднялась, Бабуля Ветошь бросилась на нее во второй раз.

— Папа, нет!

Слова вырвались из нее так внезапно и были такими громкими, что Ведьма на мгновение замешкалась.

Этого оказалось достаточно. Магия Зефарио достигла своей цели, прошла сквозь пол в правую руку Кэнди, и в ее голове возник абсурдный образ яркой птицы, запертой в этом смертоносном корабле. Образ предстал перед ней всего на секунду. Затем цвета слились в единый изысканный перелив, и она почувствовала легкость этого перелива и собственного тела.

Кэнди видела, как к ней тянется железная рука Бабули Ветоши. Но видение было кратким. Ее взгляд быстро сместился туда, куда уже перенеслось ее тело, и Ведьма ухватилась за место, где Кэнди стояла всего секунду назад. Она успела увидеть ярость Матриарха: ее серое лицо становилось все бледнее, а черные зрачки расширялись, уничтожая последние мазки белого в ее глазах.

Она вновь проиграла. Кэнди исчезла. Хотя фрагмент Абаратарабы был мал, его хватило, чтобы изменить путь, который вел ее внутри корабля, избавив от всего, что лежало у нее на пути — потолки и полы, существа и грузы расступались, как дым, когда к ним приближалась Кэнди.

Абаратараба вытянула ее из корабля, и на десять, одиннадцать, двенадцать секунд Кэнди повисла в воздухе в нескольких футах от днища Бурехода, который продолжал лететь навстречу своей гибели. Земля была видна сквозь решетку из многочисленных молний, выпущенных Буреходом в отчаянной попытке замедлить ход. Если бы она приземлилась в центре этого хаоса, то немедленно бы погибла.

Абаратараба удерживала ее в воздухе до тех пор, пока судно целиком не прошло над головой. Лишь тогда она опустилась на землю. И теперь, глядя на северный берег Окалины (ее зрение обострила сила, пылавшая в ее клетках), она нашла повод улыбнуться. Там находилась огромная толпа людей — она знала, что их около семи тысяч, — и все они бежали от Края Мира навстречу ей. За их спинами остатки глифа теряли последние отблески плотности, когда с него спускались оставшиеся пассажиры. Глиф сделал свою работу и теперь растворялся, возвращаясь в эфир, из которого был рожден.