— Я сам спросил, — ответил Марти. — Между прочим, у вас есть полное право быть осторожной. Я экс-зек. Даже не экс. Я могу вернуться обратно, если сделаю неверный шаг…

Ему было неприятно говорить об этом; но умалчивая, он делал действительное положение вещей менее реальным.

— …но я не собираюсь подставлять мистера Тоя. Или себя. О'кей?

Она кивнула, явно оживленная тем, что между ними больше не было никакой тени, и снова присела допить кофе.

— Вы не похожи на Ника, — сказала она. — Я уже могу об этом заявить.

— Он был какой-то не такой? — сказал Марти. — Может, со стеклянным глазом или что-то в этом роде?

— Да, н-нет…

Казалось, она сожалела о сказанном.

— Это неважно, — бросила она, уходя от ответа.

— Нет. Продолжайте.

— Ох, ну вы не обращайте внимания, я думаю, у него были долги.

Марти попытался изобразить не более чем средний интерес. Но что-то наверняка промелькнуло в его глазах, возможно, паника. Перл нахмурилась.

— Что за долги? — ненавязчиво спросил он. Тосты выскочили, отвлекая внимание Перл. Она отошла, чтобы вытащить ломтики, и принесла их к столу.

— Извините, что пальцами, — проговорила она.

— Спасибо.

— Я не знаю, сколько он был должен.

— Да нет, я не о том, насколько большие долги, я имею в виду… где он наделал их?

Он думал, прозвучало ли это как простое любопытство, или она все-таки смогла заметить по тому, как он сжал вилку, или внезапно перестал жевать, что это был важный вопрос? Однако он вполне мог спросить ее об этом. Она задумалась, прежде чем ответить. Когда она ответила, в ее слегка пониженном голосе было что-то от уличной сплетницы; что бы ни было сказано потом, это было их секретом.

— Он часто приходил сюда в любое время дня и звонил по телефону. Он говорил, что звонит партнерам по бизнесу — он был спортсменом, или когда-то был, — но я вскоре обнаружила, что он влез в долги. А уж как он умудрился их наделать — можно только догадываться. Я думаю — какие-то азартные игры.

Каким-то образом Марти знал ответ до того, как он прозвучал. Напрашивался, конечно, следующий вопрос: было ли простым совпадением, что Уайтхед нанял двух телохранителей, которые оба, в какой-то момент жизни, играли в азартные игры. Оба — как выяснилось — воры по своему хобби? Той никогда не проявлял особого интереса к этому аспекту его жизни. Но ведь, наверное, все эти заметные факты были в деле, которое Сомервиль всегда приносил: отчеты психолога, биография, все, что Тою нужно было знать о причинах, принудивших Марти к воровству. Он передернул плечами, пытаясь сбросить то неудобство, которое он чувствовал. В конце концов, какого черта все это значит? Это все было в прошлом, теперь он был другим.

— Вы закончили?

— Да, спасибо.

— Еще кофе?

— Я сам.

Перл забрала тарелку у Марти, выскребла недоеденную пищу на другую тарелку.

— Для птиц, — сказала она, и принялась загружать тарелки, приборы и кастрюльки во что-то, похожее на посудомоечную машину. Марти налил себе кофе и наблюдал за ее работой. Она была привлекательной женщиной; средний возраст шел ей.

— Сколько народу работает здесь у Уайтхеда?

— У мистера Уайтхеда, — она мягко поправила его. — Народу? Ну, вот я. Я прихожу и ухожу, как я уже говорила. Еще, конечно, мистер Той.

— Но он же не живет здесь?

— Он остается на ночь, когда у них бывают конференции.

— Это часто?

— О, да. В доме проходит много встреч. Люди постоянно приезжают и уезжают. Поэтому мистер Уайтхед так озабочен безопасностью.

— Он когда-нибудь уезжает в Лондон?

— Не теперь, — сказала она. — Он иногда летал. В Нью-Йорк или Гамбург или еще куда. Но не теперь. Сейчас он просто сидит здесь круглый год и заставляет весь остальной мир приходить к нему. Так о чем я?

— Персонал.

— Ах, да. Когда-то здесь была толпа народу. Служба охраны; прислуга; горничные. Но затем он стал очень подозрительным. Стал опасаться, что кто-то может отравить его или убить в ванной. И он всех выгнал: просто так. Сказал, что ему будет лучше с теми, кому он доверяет. Так что он не окружен людьми, которых он не знает.

— Он не знает меня.

— Пока что нет. Но он очень хитрый: самый хитрый из людей, что я знала.

Зазвонил телефон. Она взяла трубку. Он знал, что на другом конце провода Уайтхед. Перл выглядела, как пойманная на месте преступления.

— О… да. Это я виновата. Я заговорила его. Сейчас.

Трубка была быстро повешена на место.

— Мистер Уайтхед ждет вас. Вам нужно поторопиться. Он в собачьем питомнике.

Питомник был расположен за группой строений, возможно, когда-то бывших конюшнями, в паре сотен ярдов за главным зданием. Сараи из прессованной угольной крошки с заграждениями из проволочной сетки должны были служить служебными помещениями, и строитель не заботился об изяществе или архитектурном соответствии; потому они немного резали глаз.

На воздухе было холодно и, пересекая похрустывающий газон по направлению к питомнику. Марти вскоре пожалел, что вышел в одной рубашке. Однако в голосе Перл чувствовалась срочность, когда она отсылала его, и ему не хотелось заставлять Уайтхеда — нет, ему нужно научиться думать об этом человеке, как о мистере Уайтхеде — ждать дольше, чем он уже ждал. На самом деле, великий человек, казалось, абсолютно не был обеспокоен его опозданием.

— Я подумал, что нам сегодня следует посмотреть на собак. Затем мы, может быть, пройдемся по окрестностям, да?

— Да, сэр.

Он был одет в тяжелое черное пальто, его голова, казалось, покоилась на толстом меховом воротнике.

— Вы любите собак?

— Вы хотите, чтобы я ответил честно, сэр?

— Конечно.

— Не очень.

— Может, вашу мать когда-то покусала собака или вас? — Тень улыбки промелькнула в налитых кровью глазах.

— Никого из нас, насколько я могу припомнить, сэр.

Уайтхед неопределенно хрюкнул.

— Что же, сейчас вы увидите всю компанию, Штраусс, нравится вам это или нет. Очень важно, чтобы они узнавали вас. Они натренированы разрывать пришельцев на части. Мы не хотим, чтобы они ошиблись.

Из одного из больших сараев появилась фигура, несущая цепь с удавкой. Марти не смог определить с первого взгляда, мужчина это или женщина. Постриженные волосы, потертый анорак и ботинки наводили на мысль о мужском роде, но в форме лица было что-то, что разрушало это представление.

— Это Лилиан. Она присматривает за собаками.

Женщина кивнула в знак приветствия, даже не взглянув на Марти.

При ее появлении несколько собак — огромные лохматые эльзасцы — выскочили из своих конур и стали принюхиваться сквозь сетку, приветственно поскуливая. Она шикнула на них, но безуспешно: приветствие переросло в лай, и уже два огромных пса стояли на длинных задних ногах, навалившись почти человеческим весом на сетку, и яростно размахивали хвостами. Шум усилился.

— Тихо, — резко крикнула она на них, и почти все послушно замолчали. Только один самый большой самец, все еще стоял упершись в сетку, требуя внимания, пока Лилиан не сняла свою кожаную перчатку и не просунула руку сквозь сетку, чтобы почесать ему его меховую шею.

— Вместо Ника мы взяли Мартина, — сказал Уайтхед. — Он теперь все время будет здесь. Я подумал, что ему следует встретиться с собаками, да и собакам нужно познакомиться с ним.

— Разумно, — без всякого энтузиазма ответила Лилиан.

— Сколько их здесь? — поинтересовался Марти.

— Взрослых? Девять. Пять самцов и четыре самки. Это Сол, — сказала она, указывая на пса, которого она все еще гладила. — Он самый старший и самый большой. Вон тот самец в углу — Джоб. Он один из сыновей Сола. Сейчас он не совсем здоров.

Джоб полулежал в углу клетки и с энтузиазмом вылизывал свои яички. Казалось, он понял, что стал центром внимания, потому что на какой-то момент отвлекся от своего туалета. Во взгляде, который он бросил на них, было все, что Марти ненавидел в этих животных: угроза, хитрость и едва скрытая обида на своих хозяев.