Тысячи пуговиц, костяных и свинцовых,

До своей смерти сделал портной.

И возможно, теперь, когда он умер,

Он знает, что ждет нас по ту сторону.

И мы, вспоминая о нем в этой песне,

Молим, чтобы он оказался не прав.

Эта печальная мелодия сопровождала Кэнди на протяжении всего похода по дому. Периодически она открывала двери и заглядывала в помещения. Все указывало на то, что здесь живут. В одной комнате стояла большая кровать, где, судя по отпечатку головы на подушке, недавно спали. В другой был небольшой стол, на котором лежало расколотое большое яйцо, откуда выбиралось разумное растение.

Исследуя дом, она продолжала звать и, наконец, нашла, к кому тут можно обратиться. Навстречу ней по коридору быстро шла крошечная, одетая в черное женщина с изысканным воротником вокруг шеи. Увидев Кэнди, она поманила ее к себе.

— Это вы меня сюда привели? — спросила Кэнди.

Женщина покачала головой.

— А вы знаете, кто?

— Мистер Маспер, — тихо произнесла женщина. — И я знаю, что он хотел бы с тобой встретиться.

— И где мне найти мистера Маспера?

— Иди за мной, — сказала женщина, с любопытством глядя Кэнди в лицо, рассматривая ее глаза, рот, даже уши и лоб.

— Что-то не так? — спросила Кэнди.

— Нет-нет, — сказала женщина. — Просто… ты не такая, какой я тебя представляла.

— А какой вы меня представляли? — спросила Кэнди.

— Могущественной женщиной.

— Меня? Вы ошиблись…

— Нет. Ты действительно такая. Если бы это было не так, тебя бы здесь не было.

— Кстати…

— Да?

— У дома был мальчик.

— Летео. Мы его нашли.

— Он в порядке?

— Теперь он под защитой мистера Маспера, — сказала женщина.

— Он в порядке? — настойчиво спросила Кэнди.

— Я же тебе сказала…

— Что он под защитой мистера Маспера.

Женщина повернулась спиной к Кэнди и пошла прочь по коридору.

— А как вас зовут? — спросила Кэнди.

— Миссис Киттельнубец, — ответила женщина, не поворачиваясь. — Для меня большая честь служить мистеру Масперу.

Она помедлила у одной из дверей, а затем уважительно и даже немного опасливо приоткрыла ее.

— Наслаждайся, — сказала миссис Киттельнубец, впуская Кэнди внутрь.

— Наслаждаться чем? — не поняла Кэнди, заглядывая в комнату.

— Улицей сновидений, — ответила миссис Киттельнубец.

Когда она это произнесла, в центре комнаты (которая, в отличие от остальных помещений и коридора, была темной) зажегся свет. Он осветил стоявший на столе необычный деревянный прибор. Прибор был овальным, примерно двадцати сантиметров в высоту и чуть более полуметра в длину. Его гладко отполированная наружная стенка указывала на то, что кто-то об этой вещи заботился. В предмете виднелись щели, каждая не более сантиметра шириной.

— Что это такое? — спросила Кэнди, повернувшись к миссис Киттельнубец, однако коридор был пуст. За пятнадцать — двадцать секунд, которые Кэнди, отведя взгляд от женщины в черном, рассматривала прибор, та исчезла, оставив вопрос без ответа.

— Странно, — произнесла Кэнди.

Пока она ничего не видела. Снова взглянув на прибор, она заметила, что тот начал вращаться, словно в его основании включился маленький моторчик. Через щели пробивался свет, становившись все более ярким. Заинтригованная Кэнди решила, что в этой музыкальной шкатулке или часах нет ничего опасного, подошла к столу и нагнулась, чтобы посмотреть сквозь щели в крутящийся барабан.

Жжух, жжух, жжух…

В этом звуке, как и в движении, было нечто гипнотическое. На ее лице возникла довольная улыбка, и чем более расслабленной она себя чувствовала, тем ярче горел свет в центре барабана.

Жжух, жжух, жжух…

Внутри что-то было? Кажется, да. Кэнди прищурилась, пытаясь сосредоточиться на том, что находилось во вращающемся барабане. Она вспомнила о старомодных приборах — зоотропах. В них были особым образом расположенные картинки, создававшие иллюзию движения.

— Вот здорово, — сказала она, приблизив лицо к щелям.

Барабан набирал скорость, и скоро щели начали вращаться так быстро, что слились в одно-единственное окно.

Что же за картинка была на той стороне? Она ожидала чего-нибудь простого, но в барабане оказалась залитая солнце улица. Дома, тротуары, крыши и небеса — все это было не нарисовано, а казалось полностью реалистичным. По улице туда-сюда, словно в обычном мире обычным днем, ходили мужчины, женщины и даже несколько обезьян, однако у всех было нечто общее — на головах они носили какие-то невероятные вещи. Не шляпы и не парики, а странные, фантастические конструкции, выраставшие из черепов наподобие многослойных башен.

Кэнди в изумлении рассматривала эту удивительную сцену, а кружение окна, ведущего на «улицу сновидений» внутри барабана, мягко ее убаюкивало. Она чувствовала, как он притягивает, соблазняет своей яркостью и красотой, побуждая смотреть, смотреть, пока вращается барабан — смотреть…

Только сейчас она поняла, что это такое. Миссис Киттельнубец сама назвала эту загадку — улица сновидений. Ее формальное имя, улица Марапоча, было написано на прикрепленной к стене вывеске, но название миссис Киттельнубец являлось куда более точным. Здесь, в этом ярком мире, люди не просто носили на голове странные украшения, следуя моде. Они носили собственные сны. Вот человек с ярко полыхающей башней, где было всего одно окно. Над головой другого была клетка, в которой сидел какой-то закованный бедняга. На макушке у третьего (мужчины с большой рыбой подмышкой, которую, вероятно, он нес домой на ужин) разместился крошечный театр, и на сцене там стояло существо с голым черепом.

Но иллюзии в приборе оказались только началом. Взгляд Кэнди затягивало в самый центр этого зрелища, раскрывая все новые видения: за каждым углом, в каждом окне и дверном проеме были сценки из жизни, которую не разыгрывали, а вели. Вот женщина смотрит на верхнее окно, а в ее волосах гнездятся маленькие разноцветные птицы. Вот полосатый зверь размером с дворняжку, с длинной шерстью и коротким хвостом, на чьей голове располагается маленькое здание, купол с шестью колоннами, скромный звериный эквивалент сложных, изысканных башен, возвышающихся на головах двуногих обитателей улицы Марапоча.

Полосатая собака смотрела прямо на Кэнди; ее взгляд был таким целеустремленным, что еще больше увлек ее внутрь. Внезапно глядевшая на нее собака почувствовала себя не слишком уютно, вильнула хвостом и помчалась прочь. Кэнди последовала за ней вдоль проулка. У нее вновь возникло неприятное ощущение, будто ее заманивают в этот маленький мир. Но почему бы и нет, подумала она. Разве это опасно? Животное уводило ее все дальше по переулкам, сужавшимся по мере их отдаления от улицы Марапоча. Но за каждым поворотом, каким бы узким он не был и какими бы ветхими не выглядели дома, раскрывались новые чудеса и странности.

На углу стоял бледный мужчина, с радостью глядя на ребенка, хотя у того вместо рук и ног были щупальца. В другом месте сидела женщина с толстым куском пиццы на коленях (пепперони, грибы, оливки, без анчоусов).

Кэнди потеряла из виду животное, за которым бежала от улицы сновидений, но это ее не слишком встревожило. Ей было на что посмотреть: вот человек, выглядевший так, словно в его жилах течет кровь клоунов, что-то рисует на стене. А вот пятнистое животное терпеливо стоит на солнце, кормя своих щенков: двое из них жадно сосали молоко, а третий в любви прижимался к ее ноге.

Клоуны. Матери. Сновидцы. Что за странный мир? Ее переполняли впечатления — не только виды, но и звуки, запахи этого места. Настало время возвращаться, решила она; пора оторвать глаза от улицы Марапоча и вернуться в комнату. Но как? Она оказалась здесь, влекомая собственным любопытством. Как же ей проделать обратный путь?

Возможно, если закрыть глаза, подумала Кэнди, иллюзия каким-то образом рассеется, и она вернется в комнату Маспера наблюдать за прибором со стороны.