— Ты хочешь сказать, она заболела?
— Возможно… Она ведет себя со мной так странно… И еще она ужасно выглядит.
— Ну а ты ее спрашивал?
— Она твердит, что все прекрасно. Но я чувствую, на самом деле это не так. Может, она тебе что говорила?
— Нет. Мы же не виделись с того самого дня, с новоселья.
— Да, и вот еще что. Она совершенно не хочет выходить из дома. Это так на нее не похоже!
— Может, ты хочешь, чтоб я… ну, поговорила с ней, что ли?
— А ты сможешь?
— Не знаю, будет ли от этого толк. Но почему не попробовать?
— Только не говори, что я тебя просил…
— Конечно не скажу, не беспокойся. Загляну к ней ну, скажем, завтра, как бы между прочим…
(«Завтра, это должно быть завтра». «Да, знаю…» «Я боюсь. Мне кажется, я теряю силы… Начал снова ускользать туда… назад.»)
— Тогда я позвоню тебе в четверг, с работы, ладно? И ты расскажешь, что удалось выяснить.
(«Ускользаешь?» «Они уже знают, что я собрался бежать.» «Кто знает?» «Те, из Ордена Гэша. Мерзавцы, которые взяли меня и теперь…» «Они тебя ждут?» «Да. За стеной.»)
Рори рассыпался перед ней в благодарностях, она в свою очередь отвечала, что это ее долг как друга. Затем он повесил трубку, предоставив ей слушать шум дождя на линии. Теперь Джулия принадлежала им обоим. Они стали союзниками, объединенными тревогой о ее благополучии, озабоченными, как бы, не дай Бог, ей не привиделись дурные сны. Пусть так, но это давало ощущение близости.
* * *
Мужчина в белом галстуке не стал терять времени даром. Едва успев положить глаз на Джулию, он тут же подошел к ней. За те секунды, пока он направлялся к ней через зал, она решила, что это — неподходящий объект. Слишком крупный, слишком самоуверенный: Столкнувшись с сопротивлением той, первой жертвы, она отныне намеревалась действовать более осмотрительно.
И поэтому, когда Белый Галстук спросил, что она будет пить, она в ответ попросила оставить ее в покое.
Очевидно, он не впервые получал отпор, так как, не медля ни секунды, развернулся и двинул к бару. Она принялась за свой коктейль.
Сегодня опять льет как из ведра, дождь продолжается вот уже почти трое суток, и в баре было гораздо меньше посетителей, чем на прошлой неделе. Вот с улицы заскочили какие-то вымокшие до нитки крысята, но ни один не удостоил ее сколько-нибудь пристального взгляда.
Пора уходить. Шел уже третий час. Все равно уже поздно и нельзя рисковать — а вдруг Рори придет с работы чуть раньше и застигнет ее, как тогда?
Она залпом допила коктейль, поставила бокал на стол и решила, что сегодня день для Фрэнка невезучий. Однако, когда она вышла из бара под дождь и, раскрыв зонтик, направилась к машине, сзади послышались шаги. И вот Белый Галстук уже поравнялся с ней и, слегка склонив голову к ее уху, шепчет:
— Моя гостиница тут, неподалеку.
— О… — неопределенно ответила она и ускорила шаг. Но от него оказалось не так-то просто отвязаться.
— Я здесь всего два дня, — сказал он.
Не смей поддаваться искушению, приказала она себе.
— Просто умираю от скуки, ищу, с кем бы поболтать… — продолжал он. — Два дня, наверное, ни с одной живой душой не говорил.
— Правда?
Он придержал ее за руку. Сжал так сильно, что она едва не вскрикнула. И в тот же миг поняла — решено. Сегодня она убьет его. Похоже, он заметил промелькнувшую в ее глазах искорку, но истолковал ее превратно.
— Так что, в гостиницу? — спросил он.
— Терпеть не могу гостиниц. Они такие… безликие.
— Есть вариант получше? — спросил он.
Ну разумеется, у нее был вариант. В холле он повесил промокший плащ на вешалку. Она предложила выпить, и он не отказался. Звали его Патрик, родом он был из Ньюкасла.
— Я здесь по делам. Впрочем, идут они из рук вон плохо.
— Отчего же?
Он пожал плечами.
— Наверное, оттого, что я просто плохой коммерсант. Вот и вся причина.
— А чем вы торгуете? — спросила она.
— А что вам надо? — молниеносно парировал он.
Она усмехнулась. Да, следует как можно быстрее вести его наверх, он начинает ей нравиться, этот коммерсант.
— Почему бы не продолжить столь занимательную беседу наверху? — спросила она. Вопрос звучал слишком прямолинейно, но ничего другого в голову не пришло. Он одним глотком осушил стакан и последовал за ней.
На этот раз она не оставила дверь открытой. Она была заперта, и это явно заинтриговало его.
— После вас, — сказал он, когда она распахнула дверь в «сырую» комнату. Она вошла первой. Он — следом за ней. На этот раз никаких раздеваний, решила она. Нельзя давать ему даже малейшего шанса заподозрить, что они в комнате не одни.
— Ну что, будем трахаться прямо на полу? — осведомился он.
— А что, есть возражения?
— Да нет, если это тебя устраивает, — ответил он и впился в ее рот долгим поцелуем, она чувствовала, как горячий и острый язык щекочет ей десны. Да, в нем была страсть, это несомненно, его рука уже скользнула к молнии на брюках.
Но ей прежде всего надо думать о деле. Пролить кровь и накормить голодного.
Она с трудом оторвалась от его губ и попыталась выскользнуть из объятий. Нож находился там же, в кармане пиджака у двери. Пока он вне досягаемости, ей вряд ли хватит сил сопротивляться ему.
— В чем дело? — спросил он.
— Ни в чем… — пробормотала она. — Куда торопиться… У нас полно времени, — и она прикоснулась к молнии на брюках и погладила его. Он закрыл глаза, словно статуя, которую ласкают.
— Странная ты какая-то… — заметил он.
— Не смотри! — приказала она.
— Почему?
— Не открывай глаз.
Он слегка нахмурился, но повиновался. Она тихонько отошла к двери и начала шарить в кармане пиджака, осторожно косясь в его сторону — а вдруг подглядывает?
Но он не подглядывал, а начал раздеваться. Не успели ее пальцы сомкнуться на рукоятке, как тени в комнате издали, казалось, тихое рычание. Он услыхал этот звук и тут же открыл глаза.
— Что это? — спросил он и начал озираться, всматриваясь во тьму.
— Да ничего, — пробормотала она, вытягивая нож из кармана. А он уже отходил от нее в другой конец комнаты.
— Там кто-то есть…
— Никого там нет!
— Вон…
Последний слог буквально замер у него на губах, когда он различил легкое движение в углу, у окна.
— Что, черт побери… — начал он, но не успел закончить фразу. Она уже была рядом и полоснула его по шее, точно заправский мясник. Кровь так и хлынула из раны, толстой густой струей ударив в стену.
Она слышала, как Фрэнк застонал от удовольствия, слышала, как жалобно застонал мужчина — низким глухим голосом. Рука его поднялась к горлу, видимо, он намеревался зажать рану, но она снова занесла нож и полоснула его по руке, потом — по лицу. Он зашатался, испустил не то стон, не то рыдание и, наконец, рухнул на пол и забился в агонии.
Она отошла, ей не хотелось, чтобы он задел ее ногами. В углу комнаты возникла раскачивающаяся, точно маятник, фигура Фрэнка.