— Ну, двое от Стаса приходили.

— Сколько раз ты с ними встречалась?

— Один.

— Не ври!

— Ну ладно, два.

— Чтобы больше никогда…

— Они так и сказали, — ответила Дара, не дав мне закончить, и добавила штук пять плачущих смайликов.

Я послал ей одного — но багрового от гнева и грозно насупленного — и снова пробежал глазами нашу переписку, чтобы успокоиться.

— Планшет зачем? — вновь набрал я единственный оставшийся без ответа вопрос.

— Это Аленке. Мне ноут полностью нужен. И еще — она мне немножко помогает переписываться с новыми контактами в базе, не возражаешь?

У меня немного отлегло от души. Точно повзрослела — даже если сама не смогла старым знакомым в просьбе отказать, то младшую только к полезному делу привлекает, и разрешения спрашивать начала.

— Что же ты у меня планшет не попросила? — напомнил я ей, что самый надежный источник помощи намного ближе к ней находится.

— Не хотела тебя дергать — у тебя своих дел хватает, — добавила она стыдливо краснеющий смайлик. — Я пойду Аленке планшет покажу, ладно?

Я с готовностью отпустил ее. Переписка наша закончилась на неожиданно душевной ноте, и мне хотелось, чтобы именно так она ей и запомнилась. Совершенно незачем подпитывать интерес моих девочек к посланникам Стаса, заостряя ее внимание на моих резких вопросах о них. У меня есть, у кого удостовериться, что она больше никогда не увидит этих всадников апокалипсиса.

Стас меня сбросил. Трижды. Больше я его набирать не стал, получив сообщение: «Говорить не могу — пиши». Мой список вопросов к нему в конечном итоге оказался не таким уж и длинным — каждый из них начинался с «Какого лешего …», что не стоило, в целях экономии времени, повторять.

Ответ Стаса тоже пришел быстро и оказался еще лаконичнее: «Орлы больше не мои. К нам здесь отношения не имеют. Больше не повторится. Расслабься».

Я бы с удовольствием расслабился — к слову своему Стас, в отличие от моего бывшего наставника, относился уважительно — но последние слова Дары прочно зацепились у меня в сознании. Это сначала ее нежелание нагружать меня вызвало теплый прилив благодарности — отхлынув, он оставил после себя все то же саднящее ощущение отстраненности.

Для начала она, сама того не ведая, напомнила мне, что отныне у меня больше нет никаких дел, кроме своих собственных, и что за помощью ко мне больше не обращаются даже по пустячным поводам. Кроме того, предупредительность Макса явно давала ей понять, что в финансовых вопросах на меня рассчитывать нечего. И она приняла это как должное, даже не попытавшись убедиться в правдивости его намека.

Больше этого не будет. Тем более, что у меня наконец-то появилась возможность обеспечить все потребности моих девочек — законным путем и честным трудом, в отличие от темных источников дохода Макса.

Мне уже не нужно было постоянно отвлекаться на бесконечные форс-мажоры, генерируемые моим бывшим наставником, и дела в офисе тут же наладились — вся техника в нем работала, как часы, требуя от меня лишь минимального внимания. В результате у меня вдруг образовалась масса свободного времени.

В очередной раз тепло вспомнив Алешу — своего первого земного учителя, давшего мне шанс попробовать себя в компьютерном мире, я решил последовать его примеру и занять это время частными заказами. Предложений оказалось хоть пруд пруди, но я откликнулся только на самые сложные, которые даже у меня сомнения в их реализации вызвали — и самому хотелось планку свою поднять, и платили за них куда солиднее.

Одним словом, уже через какую-то неделю моя жизнь опять перестала быть спокойной и размеренной — не раз и не два засиживался я за полночь, азартно отвечая на один вызов за другим и совершенно забыв о времени. Особенно по выходным, когда не нужно было рано на работу вставать.

Никакой потребности во сне, в отличие от моего бывшего наставника, у меня за все эти годы на земле так и не появилось. Но мне бесконечно нравились эти полчаса субботним и воскресным утром, когда — уже проснувшись — я еще прикидывался спящим, прислушиваясь к обычным домашним звукам, означающим, что Галя и девочки рядом и в безопасности, и наслаждаясь полным покоем и довольством жизнью.

Так где-то месяц, по-моему, прошел … может, чуть больше — у меня время как-то по-другому идти стало. Но однажды пробуждение мое оказалось далеко не столь мирным.

Накануне я заработался почти до утра и, поймав-таки мучительно ускользающее решение только что полученной задачи, просто рухнул в небытие. Из него меня рывком выдернуло … даже трудно объяснить — какое-то общее наэлектризованное ощущение необычной активности. Звуки доносились из кухни — ничего особенного, там явно были и Галя, и девочки, и они оживленно переговаривались. Негромко, но в явном возбуждении.

Рывком поднявшись и натянув на себя спортивный костюм, я отправился туда. На кухне дом коромыслом стоял: на плите были включены все конфорки и на каждой что-то шипело и булькало, и все поверхности были уставлены банками, мисками и разделочными досками. Девочки склонились над последними на столе, орудуя ножами, а Галя стояла у плиты с видом дирижера симфонического оркестра.

— Что происходит? — настороженно спросил я, переводя взгляд с одного обернутого ко мне лица на другое и затем на третье.

— Ничего особенного, — расплылось Галино лицо в торжествующей улыбке. — Обед готовим.

Я невольно глянул на часы на стене, усомнившись в своем неизменно безупречном чувстве времени — да нет, действительно начало двенадцатого.

— А чего так рано? — озадаченно нахмурился я.

— А у нас обед сегодня званый, — глазом не моргнув, сообщила мне Галя, — так что ты иди, не мешай — мы и так едва успеваем.

— И кого ждем? — поинтересовался я, уже предчувствуя ответ.

— Игоря с Олегом, — не обманула мои ожидания Галя.

Краем глаза я заметил, что девочки замерли над столом, низко склонив головы и стреляя глазами то в моем направлении, то друг в друга.

— А мне почему не сказали? — вновь резануло меня чувство исключенности.

Дара выпрямилась и посмотрела на меня. Нет, не посмотрела — засияла глазами, захлопала ресницами, заиграла ямочками на щеках, сложила губы в обезоруживающе приветливую улыбку. Одним словом, включила на полную мощность свое безотказное обаяние, парализующее действие которого я столько раз наблюдал на других. С гордостью.

— Да мы буквально только что договорились! — защебетала она своим самым проникновенным голосом. — У всех как-то время свободное совпало. А ты так сладко спал — жалко было тебя будить. Но ты же не против, правда?

— Ты лучше пойди и приберись, — добавила Галя с совершенно не типичной для нее решительностью. — Мы не успеем — что о нас гости подумают?

Я ушел — а что мне еще оставалось делать? Я же не мой бывший наставник, чтобы скандалить, если со мной каждый шаг в письменном виде не согласовали.

Наводя в доме порядок и накрывая стол, я не мог отделаться от ощущения тревожной собранности. Стол пришлось ставить в нашей с Галей комнате — раскладной, который мы обычно на балконе держали — на кухне мы бы с гостями не поместились. И накрывать мне его единолично доверили — по всей видимости, чтобы с расспросами не приставал. Печально знакомое мне ощущение только усилилось — прямо как перед визитом Стаса, коротко предупредившего, что поступили новые данные и срочно нужно их обсудить. Мое участие в таких обсуждениях обычно сводилось к молчаливому принятию к сведению принесенной им информации.

Старые привычки оказались куда более живучими, чем я надеялся. Во время званого обеда я большей частью молчал — что вовсе не мешало оживленной беседе остальных. Но вовремя — как неохотно признался я самому себе — пришедшее воспоминание о Стасе автоматически вернуло меня в уже слегка подзабытое состояние бдительности и повышенной восприимчивости. Молча прислушиваясь к перепалкам Стаса с моим бывшим наставником, Максом и даже Мариной, я всегда узнавал намного больше, чем все они намеревались мне сообщить.