— Татьяна, я больше не могу! Не дай Всевышний, эта личина навсегда ко мне пристанет!

И через мгновение лже-предводитель мигнул два раза — и на его месте оказался мой тяжело переводящий дух наставник.

Крайняя Марина тут же — но более плавно — превратилась в Татьяну.

По столу пронесся один могучий вздох облегчения, за которым последовали короткие смешки.

— Это Вы! — вскочила вдруг пигалица, выкатив на Татьяну еще более круглые, чем обычно, глаза. — Как Вы тут оказались?

— Кто такая? — тут же встрял мой наставник. — Почему не знаю?

— Да знаешь! — небрежно отмахнулась от него Татьяна. — Одна из колибри в моей группе — забыл, что ли?

— Да они там все на одно лицо были, — проворчал он, пожирая глазами посудину с пельменями.

— Здравствуйте! — закатив на него глаза, повернулась Татьяна к пигалице. — А Вы, как я вижу, в хранители таки подались? Рада приветствовать Вас среди наших друзей!

Пигалица медленно обвела недоверчивым взглядом весь стол и остановила его на темном хранителе — тот пожал плечами: мол, всяко бывает.

— Татьяна! — обратился я к той, которая дала мне — с солидного пинка — путевку в земную жизнь. — Глянь на этих двоих: за одним столом с нами сидят, а до сих пор безымянные. Как-то нехорошо — надо бы поправить!

Татьяна склонила голову к плечу, разглядывая наших новых хранителей, сосредоточенно нахмурилась, пожевала губами — и, наконец, просветлела лицом.

— А чего тут думать? — задорно встряхнула она головой. — Ну, просто вылитые Валентин и Валентина!

Все лица за столом обернулись в сторону только что окрещенных землей хранителей — с интересом, а затем с согласными кивками.

Темный хранитель … э нет, это дело прошлое — Валентин покосился на меня, играя желваками и обещая взглядом, что мой ход без ответа не останется.

Я широко развел руками, приглашая его к плодотворному продолжению.

*****

Оглянувшись по сторонам, я немного расслабился — что бы там ни ворчала Татьяна, все съесть до нашего прихода они еще не успели.

И нечего было меня носом тыкать, что мне образ темного чудища не дается — я так в нее все годы на земле верил, и что? Такой звездой в родных пенатах засияла, что пришлось срочно ее под свои крылья упрятать.

Чтобы всех вокруг не ослепила.

Хотя отцов-архангелов стоило бы — могла бы с них и начать.

Явиться в чужом виде была моя идея — кому, как не выдающемуся психологу, знать, что неожиданный ход сразу парализует все ответные нападки?

А нападок за опоздание мне от одной Мари … а, ладно, от нее теперь все равно никуда не денешься … хватило бы, чтобы аппетит испортить.

Нет, это вряд ли — но горчинка бы в каждом блюде ощущалась.

Принимать на себя ее облик я сразу отказался.

После трех безуспешных попыток.

Даже моя всем известная толерантность отвергала хотя бы малейшее сходство с неутомимой охотницей на все небесное сообщество.

Еще и упражнявшейся в этом, как выяснилось, с самого первого момента создания земли.

Вот так мне досталась роль ее темного воздыхателя.

Как по мне, так его личина получилась у меня с первого раза.

Татьяна со мной не согласилась.

Хотя могла бы.

Когда это она успела так подробно его рассмотреть?

В ответ на мой мягкий вопрос, она напомнила мне, что в отряде Стаса меня раскрыли даже в отсутствие оригинала.

Кому бы, спрашивается, это придало уверенности в своих силах?

К тому же, после каждой попытки я с ужасом замечал в себе плодящиеся ростки восхищения несгибаемостью Марины перед всем небесным сообществом, ее стойкостью на протяжении бесчисленных лет, цельностью ее натуры, неподвластной ни жесткому давлению отцов-архангелов, ни моим деликатным увещеваниям …

Катастрофа.

Кто сказал, что я избавлюсь от этих крамольных мыслей вместе с маской их носителя?

Кто сказал, что они не успеют прорасти в самую глубь моего сознания за то непродолжительное, будем надеяться, время, что мне придется им прикидываться?

Как показал весь мой земной опыт, по степени пагубного воздействия на добропорядочного ангела мысли о Марине нисколько не уступают ей самой.

Мне до скончания вечности их потом выкорчевывать?

Своими собственными безжалостными руками?

Из своего собственного, сопереживающего любому страданию, сознания?

А вот Татьяне так и в голову не пришло принять во внимание тот факт, что она требовала от меня идеального сходства с темным страшилищем сразу после эпической битвы.

В которой я снова принял на себя основной удар.

Как и положено хранителю.

Совершенно не к месту выработавшему в себе в последнее время привычку вызывать огонь на себя.

Когда пропал бледная немочь, я смог, наконец, вкусить плоды своих титанических усилий по слаживанию коллектива нового отдела.

На вкус плоды оказались слегка перезревшими.

Нет, самые острые углы у Стаса и Макса мне, разумеется, удалось стесать — Стас вон даже почти сам вызвался помочь с хранителем для Олега и даже без моей помощи с этим делом справился — но с какой стати, хотел бы я знать, с него при этом и профессиональные навыки стесались?

С какой стати я ему должен подсказывать, где беглеца искать?

С какой стати он не предотвратил его бегство, передав его в заботливые руки целителей?

Я же ему на блюдечке принес способ общаться с ними лицом к лицу.

Пусть даже и не своим собственным лицом.

Как на моего руководителя надавить, чтобы вне очереди хранителя дал, так смог, а как целителям руки выкрутить, чтобы они ими за бледную немочь взялись — так нет?

Как меня в ссылке изучать, так целые делегации ежедневно ко мне гонял, а как своих собственных костоломов послать, чтобы они бледную немочь из запретной зоны выманили — так нет?

И мысль о том, что бледная немочь мог на землю удрать, мне тоже в голову приходила.

Как наименее вероятная.

Во-первых, он наравне с нами контракт с запретом на посещение земли подписал.

Я, правда, его контракт не читал.

Я и свой прочитать не успел — Татьяна со Стасом сдвоенным тычком к подписи склонили.

Во-вторых, бледная немочь даже примитивный перенос в административное здание не осилил.

И не надо мне здесь, что его никто не обучал — я закон надобности сам освоил.

И если меня до сих пор на землю не утянуло, то что он там забыл — если его от одной мысли о ней корежит?

Из чего вытекло третье: с его патологической ненавистью к людям и преклонением перед отцами-архангелами, на земле он бы ко двору пришелся, разве что, в какой-то секте, а у наших детей встретил бы решительный и единодушный отпор.

О чем я собирался прямо в тот день напомнить — в совершенно недвусмысленных выражениях — моему сыну.

По телефону — ночью, когда Татьяна заснет.

Выяснив у него сначала — между делом, не привлекая особого внимания — не выскочил ли бледная немочь где-то рядом с ним.

Вот кто Стаса просил это предположение в ее присутствии вслух оглашать?

Татьяна так в лице переменилась, что пришлось звонить сразу.

Причем, не мне.

Я трубку держал.

У ее уха — у нее руки тряслись.

Конечно, бледной немочи на земле не оказалось!

Если бы он там и нашелся, то только в психушке.

Куда бы его после первого слова упекли.

Утверждаю из всего своего профессионального земного опыта.

Я уверенно вернулся к своей основной версии: не закаленный непосредственным контактом с землей, бледная немочь не выдержал потока информации с нее, и аналитики изолировали его от небесного сообщества во избежание дискредитации их элитного подразделения.

И не надо мне здесь, что спустя неделю он все же всплыл на земле!

Всю эту неделю им наверняка целители занимались — хотя Стас мог бы приставить их к выполнению их прямых обязанностей намного раньше.

А потом его наверняка в руки темным передали — раз Макс сообщил о бомбе замедленного действия в его сознании.