А там уже мелькали … мысли.

О красных флажках, по которым меня куда-то гонят.

— Так перестань быть их полезным идиотом! — усилил нажим прожженный интриган.

Ну, конечно, кто бы сомневался — и стань таким же для него!

Что-то меня отрывать с руками не только у целителей начинают.

— Мне ты нужен, им — нет, — подхватил мою мысль подхалим.

Вот хотелось бы еще узнать, зачем.

— Так ты же сам до всего додумался! — передал подходим слово льстецу. — Этот мир нужно будет очистить.

Нет, ну это уже вообще!

Он ежеминутно у меня в голове копается?

— Я тебе уже говорил, ты слишком громко думаешь, — фыркнул он. — Тебя, кстати, не удивляет, что решение остаться здесь — а также все благоприятствующие ему обстоятельства — возникли практически сразу после появления у тебя этой мысли?

Нет-нет-нет, вот это мне совсем не нравится! Мне теперь, что, от любой мысли шарахаться — вдруг ее отцы-архангелы подсунули?

— Внушение не всесильно, ему не все поддаются, — вновь взял слово подхалим. — Тобой манипулируют после и в ответ на появление здравой мысли. Я не совсем точно выразился — ты им нужен, но только как повод еще раз попытаться уничтожить этот мир. И имей в виду: в этот раз под ударом окажется и Татьяна.

Точно, он совсем неверно выразился — я наверняка полезный, но уж никак не идиот.

Татьяна — уже ангел.

— Не забывай о распылителе, — напомнил мне интриган. — И, кроме того, есть вещи намного страшнее его.

Я напрягся — и, вспомнив свою ссылку на заброшенном и умирающем уровне, поежился.

— Еще хуже, — глухо отозвался он.

Что может быть еще хуже?!

— Я могу показать тебе, — предложил он.

О, похоже, я уже стал бесполезным идиотом — показать и бросить меня там?

— Издалека, — уточнил он. — Чтобы ты в полной мере оценил, каковы ставки в нашем совместном мероприятии. Но только, когда мы вернемся, — решительно добавил интриган.

Ладно, зачет — заинтриговал.

А как мне Татьяне объяснить, что я передумал?

Как мне заставить ее со мной вернуться? Она же на земле свое упрямство первым делом подхватила!

А с главным кошмаром всей земной жизни рядом …

— Я сам с ней поговорю! — резко перебил меня он, и добавил, сдержавшись с явным усилием: — Если ты не возражаешь.

О да, я совсем не возражаю, чтобы он познакомился с земным упрямством!

Хочет землю получше узнать — вперед!

Однажды его уже предупреждали.

А Макс, между прочим, первым вышел.

Оно и понятно — он своего кумира ослушаться не может.

Хм, а мой подмастерье — меня!

На веранде нас встретил бегающий из угла в угол, нервно тискающий руки и бормочущий бесконечные вопросы Киса.

Это прямо какой-то клуб послушников там собрался!

И мой, естественно, самым болтливым из них оказался.

Когда туда вышла Татьяна, я уже полностью пришел в себя.

В смысле, в опытного профессионала и мастера своего дела, подходящего к нему со всей ответственностью и не подверженного непродуктивным эмоциональным вспышкам.

В самом деле, с тем количеством народа, которое расплодилось на земле, одного меня на все мастер-классы может не хватить.

Значит, возвращаемся к исходной мысли — не случайно она первой в строгой логике моих суждений возникла.

Сначала мне нужно провести мастер-классы у целителей, чтобы подготовить из них специалистов для широкой сети психологической помощи, которой мы потом охватим всю землю.

Они с такой работой, в целом, знакомы, так что процесс повышения их квалификации много времени, я думаю, не займет.

Кроме того, над их отделом висит угроза расформирования, так что предложение переобучения и дальнейшего трудоустройства они должны встретить с энтузиазмом.

Я бы и своих бывших коллег-хранителей куда-нибудь в свою будущую сеть пристроил, но нечего было встречать меня, как блохастого бродячего пса, каким-то образом на кухню пробравшегося.

Одним словом, когда Татьяна объявила, что мы возвращаемся, я только кивнул — мне уже не терпелось вплотную приступить к созданию своей сети.

Перед уходом моя вежливая Татьяна отошла попрощаться с моим подмастерьем — и тот истово закивал ей в ответ.

Рано радуется — я скоро возвращаюсь, и тогда мы с ним обсудим причины его несогласованного увольнения по собственному желанию.

В рамках психологической помощи.

А вот наше временное возвращение в небесные пенаты прошло во вполне ожидаемой обстановке.

Стас вышел из себя еще тогда, когда узнал о присутствии на встрече Марины — как будто это мы пригласили ее и не сообщили об этом ему.

Сам, между прочим, не раз с ней втайне от всех встречался — я хоть единожды голос на него поднял?

Но выйдя из себя, он все время только удалялся от того относительного подобия нормальности, в котором обычно пребывал — и лишь только мы очутились в рабочем зале, я сразу увидел, что он уже за пределами действия любого огнетушителя.

Бросился он сразу на Татьяну — сразу дав мне понять, что считает ее в очередном сговоре с Мариной.

Пришлось снова грудью вставать на ее защиту.

Его запала в равной степени и на меня, и на пришедшего чуть позже бледную немочь хватило.

Последнего я — по инерции — тоже чуть не бросился защищать — едва в самый последний момент остановился. Меня, конечно, все уже в идиоты записали — но не в мазохисты, чтобы в третий раз в день огонь на себя вызывать.

А потом пришел темный гений.

И опять в новой ипостаси.

Объединив в ней свои обычные дурацкие расшаркивания — которыми он меня еще во время наших первых встреч у ручья до белого каления доводил — с благоговением моего подмастерья перед компьютерами.

В результате, он словно патокой перетекал от одного стола к другому, издавая при этом трепетное — до издевки — воркование.

Что он делал возле Макса и бледной немочи, я из своего угла не рассмотрел.

С Татьяной он тоже всего парой слов перекинулся.

А со мной и вовсе без них обошелся.

— Какая-то нервная у вас обстановка, — прозвучал у меня в сознании его обычный насмешливый голос. — Я бы даже сказал — нездоровая.

Да ну?

Так он этих нервных еще не растаскивал.

Ежедневно.

— Надо бы поправить, — задумчиво покивал он, водя руками над моим сканером. — Слушай, задержись, пожалуйста, после работы — у меня к тебе разговор есть.

Вот только не надо мне здесь намекать, что слаживание не в полном объеме проведено …

— Нет-нет, — чуть мотнул он головой, — это, скорее, просьба. Небольшая и личного характера.

Я пристально глянул на него: небольшая просьба от такого интригана — это звучит почти угрожающе.

— Ага, — прищурился он, выпрямляясь — и к нашим дорогим Стасу и Максу поручения будут.

Я отметил про себя это «просьба» и «поручения» — он уже тоже понял, как с этими нервными обращаться?

Но он уже отошел к столу Стаса.

И показал мне настоящий мастер-класс такого обращения.

У Стаса еще не весь запас вышел, но всякая вспышка его раздражения заливалась той самой патокой — залепливающей ему рот, обволакивающей все его резкие жесты и даже ноздри ему, по-моему, склеившей.

Чтобы он их не раздувал для выпуска свистящего пара.

А когда темный гений заявил, что тонкая техника требует деликатного обхождения … и остался, чтобы удостовериться, что все на такое обхождение способны … и Стас начал выглаживать свой сканер нервно дергающимися пальцами, привыкшими только к заламыванию рук … моих, в особенности …

Я чуть не прослезился.

За такое я ему любую просьбу выполню!

А он мне еще и на перерыве добавил.

Возбуждение от посещения земли у всех, видно, еще не прошло — и стоило мне упомянуть … иносказательно … что в основе каждого сомнительного мероприятия … особенно, среди людей … обязательно где-то темные уши замаячат, как сорвался Макс.

А бледную немочь никогда не нужно было дважды просить, чтобы ему десяток-другой слов поперек сказать.