У меня сердце упало — сначала блок, потом прямая линия, теперь еще это … Что-то далековато меня завела дорожка в направлении к моему наставнику — это же одни сплошные темные методы!

Но, с другой стороны, дети …

— Кому опасность грозит — Игорю? — плюнув на все, пошел я дальше по той же дорожке.

— Вы — первый из моих собеседников, — в голосе его прозвучало явное одобрение, — кто совершенно самостоятельно поместил мальчика в центр картины. Поздравляю Вас — я и сам так думал. Раньше, до того, как увидел их всех. Сейчас я бы сказал, что он находится в основе ее центра.

— А картина — это Дара? — вырвалось у меня без малейшего участия моей воли — видно, самолюбию еще одного комплимента захотелось.

— Часть ее, — ограничился он полу-похвалой. — Хотя также, раньше, казалась мне целой. Я даже сказал однажды нашему дорогому Максу — в ответ на его вопрос, зачем она мальчику — «Зачем атланту небо?», что, по-моему, очень расстроило его.

— И зачем же атланту небо? — не упустил я случая пойти дальше Макса.

— Оно является целью его существования, — произнес он так, словно речь шла о совершенно очевидном факте. — Без него все, что совершает атлант, лишено какого бы то ни было смысла. С другой стороны, — добавил он после короткого молчания, — без атланта небо вообще не будет существовать — оно просто рухнет.

— Куда рухнет? — резко выпрямился я.

— В мрак. В бездну, — с готовностью объяснил он. — Но это тоже фраза из старых времен. Сейчас я уже могу сказать: рухнуло бы.

— А что изменилось? — чуть-чуть перевел дух я.

— Ну, как же — рядом с девочкой находится Ваша дочь, — ответил он даже с каким-то удивлением. — Она является тем якорем, который всегда, при любых обстоятельствах, удержит девочку от любых необдуманных, чрезмерно эмоциональных поступков.

Нет, он точно Гений! — застрял у меня комок в горле. Я всегда знал, что придет день, когда не один только я буду видеть, что моя Аленка — это не просто приставка к Даре!

— И это еще не вся картина, — продолжил он уже не так с удивлением, как с благоговением. — Рядом с Вашей дочерью есть еще тот, другой мальчик, являющийся — надеюсь, Вас не обидит мое сравнение — песочными часами для тех крохотных крупинок ее сознания. Я думаю, она еще не раз удивит Вас во многих, связанных с ним, вопросах. И есть еще и другие … — Он явно проглотил какие-то слова. — И все они связаны между собой, переплетены, настроены друг на друга — как все элементы этого мира. Неужели Вы до сих пор не видите его совершенства?

— Подождите, давайте о детях! — категорически отказался я уходить в философствование в таких важных делах. — Причем здесь мир?

— Мы говорили с Вами о том, как трудно людям сопротивляться нашему давлению, — не согласился он слезать с любимого конька. — То же самое можно сказать и о мирах. Уверяю Вас, я видел слишком много тех из них, которые не выдержали нагрузки — и сейчас даже у нас умирают соответствующие им уровни. Этот мир — до сих пор единственный, которому удалось продержаться так долго и только своими силами. Поэтому наша свежая кровь и для него является шансом на возрождение — не исключено, что последним. Если с ними что-то случится, его оставшихся сил уже может не хватить.

— Значит, опасность грозит не только Игорю? — предпочел я обойтись без догадок в официальном поручении.

— Ему — в первую очередь, — пошел мне навстречу темный предводитель. — Наши оппоненты справедливо видят в нем центральную фигуру, но — не понимая этот мир — не видят всю картину целиком. Кроме того, — усмехнулся он, — в силу своих особенностей они всегда действуют по одной и той же, отработанной схеме. К которой на этот раз мы будем готовы, правда? — закончил он с непонятным задором.

Ну вот, и прямые линии не так уж идеальны — мое ответное «Да, конечно» заглушили какие-то посторонние шумы.

— И последнее, — вернулся мой темный руководитель к деловому тону. — Сигнал у нас с Вами достаточно сильный, должен достичь меня где угодно — если сразу не отвечу, пошлите мне вместе с сигналом уведомление о степени срочности. Но если я так и не выйду на связь, а Вы обнаружите упомянутое подозрительное присутствие, немедленно обращайтесь к Максу — и только к нему. В обстоятельствах, возможность которых я предполагаю, нам понадобятся только трезвые головы.

И как Макс сюда попадет, хотел бы я знать? Или с него уже запрет сняли — как мне дали разрешение сканировать направо и налево? Еще не хватало, чтобы он сюда снова постоянно шастать начал! Макс — трезвая голова в отношении Дары, ну да, смешно!

— Я все понял. Не волнуйтесь. Все будет выполнено, — сделал я еще один шаг в сторону моего наставника, вечно обещающего руководству все, что угодно, лишь бы его выпустили тут же нарушать все данные обещания.

Но эта мысль как-то по краю сознания прошла — я уже строил график инспекций Аленкиных мыслей за блоком: как краткосрочных пару раз в день и обзорных каждый вечер, так и внезапных — при появлении у меня малейшего подозрения на предмет любых необычных событий в ее жизни.

Но удивлять меня она начала вслух и лицом к лицу.

За следующую неделю я немного расслабился — девочки вели себя самым обычным образом, по дому не носились никакие волны напряжения или возбуждения, не раздавались неожиданные звонки и за Аленкиным блоком была полная тишь и благодать.

Дети уже запустили созданный под руководством темного предводителя опросник среди своих контактов и сейчас изучали их ответы на него. Я бы с удовольствием поучаствовал в анализе полученных данных и уже обдумывал, как бы вывести Аленку на разговор о нем — не выдавая свой источник информации об их исследовании и не подвергая сомнению их способность провести его — как однажды вечером у меня на экране пискнуло сообщение:

«У тебя есть несколько минут? Нужно поговорить».

От Аленки.

Я растерялся: то ли радоваться — вот почувствовала же как-то мое желание помочь даже за моим непробиваемым блоком; то ли напрягаться — переписываться со мной предпочитала Дара, и, как правило, в тех случаях, когда не хотела устную реакцию от меня услышать.

— Давай, — быстро набрал я, и не стал сворачивать окно чата, уставившись на него в тревожном ожидании.

Аленка все же выбрала свой обычный путь общения со мной — через минуту зашла ко мне в большую комнату, и я выдохнул с облегчением.

Она плотно прикрыла за собой дверь — и я снова затаил дыхание.

— У Игоря есть охрана, — начала она без всякого вступления, пристально глядя на меня своим прохладным взглядом.

— Ну да, — кивнул я в знак того, что помню недавно открытый мне факт.

— А у нас с Дарой — наблюдатели, — продолжила она все тем же бесстрастным тоном.

— Ну да, — поморщился я в подтверждение давно известного факта.

— А у Олега нет никого, — прорвалась у нее в голосе первая эмоциональная нотка. — Это неправильно.

Я чертыхнулся про себя — вот кто просил темного предводителя сеять панику среди детей вопросами, можно ли проследить их по никам в переписке?

— Не волнуйся, — успокоил я Аленку. — Я так там следы запутал, что ни на тебя, ни на Олега никто и никогда выйти не сможет.

— Я не об этом, — слегка поджала она губы, вернувшись к прохладному тону под стать взгляду. — Гений куда-то исчез. Перед этим попросил нас вести себя очень осмотрительно, ограничиться перепиской с нашими контактами и не идти на личную встречу ни с одним из них. У тебя постоянно блок стоит. В мой ты больше не ломишься. Я только за активизацию событий вокруг нас, но Олегу — как человеку — защита нужна даже больше, чем нам.

Я чертыхнулся еще раз — вот не мог темный предводитель ограничиться только организацией трудового процесса в разговоре с детьми, оставив инструкции по технике безопасности только мне?

— Я понял, — уверил я Аленку. — Давай, я со Стасом поговорю. Он, конечно, своим отрядом уже не руководит, но сможет, я думаю, по старой памяти и Олегу охрану организовать.